– Романыч, я передумал увольняться,– хмыкнул капитан. Отодвинул от себя лист бумаги и прищурившись посмотрел на старого друга.– Мне нужен допуск на зону. Одна встреча с отбывающим наказание. Разговор на час. И твои связи. Мужик должен выйти на свободу, как можно быстрее. УДО ему надо оформить. А потом я пойду куда скажешь – начальником охраны, на хрен, в задницу дьяволу.

– Пожалуй я придержу теплое местечко в офисе коммерса для себя,– задумчиво потер подбородок полковник.– Потому что после таких фортелей работа потребуется мне. Черт. Северцев, подведешь ты меня под монастырь. И Ларка меня ухайдокает, когда я вылечу с должности. Как пить дать освежует. Нам сына растить… Эх.

Домой. Северцеву срочно надо было домой. Помыться, побриться, стать собой. Выползти наконец из ломающей душу, депрессии. Оказывается даже кости травмированные болят меньше, чем чертова выжатая до сухости тряпки, божественная субстанция. Похмелье выветрилось из головы ледяным ветром, который гнал по улице клубы пыли. Центр города, а вокруг серость и беспросвет. Как в каменном мешке. Аркадий поежился и зашагал по потрескавшемуся асфальту, сжав в пальцах бордовую книжечку удостоверения. Времени Петр ему дал мало. Билеты нужно купить на ближайший поезд. Дел еще куча вдруг организовалась. Но если все получиться…

*****

– Риша, ты почти ничего не ешь,– голос свекра сочится медом. Или ядом, что скорее всего.– Каплуны не понравились, или… Может тебя тошнит уже от мяса?

Меня тошнит, он прав, но не от еды. Лицемерие всегда вызывает во мне реакцию, схожую с интоксикацией всего организма. И тем н менее навешиваю на лицо фальшивую улыбку.

– Нет, я не беременна. Знаете, вы странный человек. Ребенок, которого вы так ждете, ведь будет несчастным. Младенцев не делают счастливым деньги и концерны. Ему нужна любовь. По поводу птицы. Ваш повар сегодня перестарался. Она суховата, и розмарин напрочь убивает вкус этого мяса. Алексей Николаевич, зачем это представление? Вы нас пригласили в гости для великосветской беседы?

– Риша, как тебе не стыдно? – шипит мама, сидящая прямо напротив меня.– Нельзя быть такой неблагодарной.

Мне не стыдно. Больно, да. Мерзко так, что хочется вымыться, сдирая кожу металлической мочалкой. И дом этот шикарный… Похож на шикарную тюрьму без окон и дверей. И люди, которые казались мне самыми важными в жизни, совсем недавно… Я не верю никому из них. Ни одному слову.

– Не нужно, Лида. Я сам могу поставить на место свою невестку,– мне в переносицу упирается взгляд, похожий на пистолетные дула. Не страшно. У меня отмер орган, отвечающий за самосохранение. Там остался, в камере, в которой оказался Северцев, вместе с остатками разодранного в лоскуты сердца и чувства собственного достоинства.– Могу, но не вижу смысла. Девочка наконец-то начинает оперяться. Зубки вон выросли, а это очень полезная черта.

– Вы так считаете? – делаю глоток вина, чтобы скрыть оскал, от которого скулы сводит судорогой. Виктор смотрит на меня прищурившись, но молчит. Он просто не знает, что сейчас делать. Растерян.– но на мой вопрос вы не ответили, дорогой свекор.

– Ты знаешь, Риша, кому принадлежит этот дом?

Вздрагиваю, пытаясь осмыслить странный вопрос Половцева. Виктор рядом сидит, и я буквально физически чувствую исходящие от него волны напряжения. Вилку, которую вертит он в пальцах, кажется согнет сейчас.

– Этот дом твой, Риша. Твой и твоего сына. И маме твоей тут места хватит. Тебе понадобится помощь с малышом. А кто лучше родной бабушки сможет позаботиться о нашем внуке?

– А если дочь родится? – приподнимаю бровь, не зная как реагировать на слова свекра.– Или это брак, и вы не примете малышку? Заставите меня рожать как из пулемета, пока наследник не появится?

– Риша…– мама снова подает голос. И теперь в нем звучат нотки злости и властности. А меня душит смех. Нажаловалась своему Леше дорогому, боится снова оказаться в крошечном городишке, в который она сама же и увезла меня крошечную, сбегая от… От чего же? Или от кого?

– Внучку я буду любить до безумия,– Половцев старший смотрит на меня так, что хочется под стол сползти.– Знаешь, я так завидовал своему другу, что у него родилась дочь. Давно это было. У меня мальчишка крикливый, а у него маленькая принцесса. Смешная такая. Красивая. Когда он меня крестным позвал, я в восторге был. И мама у моей крестницы… Я любил ее. Жену не любил, а ту, чужую… И все любил, что у друга моего было. Хотел себе все такое же. Но вот везло то не мне.

Виктор зло сопит, и столовый прибор в его пальцах уже почти узлом завязан. А у меня идут мурашки по спине от тона его отца. Странные, колючие.

– Я его уничтожил, моего друга Риша. Если я чего-то хочу – добиваюсь. Невзирая на привязанность и родственные отношения. Так что будь любезна жить по правилам моей семьи. Сын вон мой знает. Да ведь, Витя?

Мой муж молчит. Черт, вот почему он такой. Вот от чего такие пристрастия. Витя просто пытается свои комплексы выплеснуть в чертовых своих извращениях. Борется с постоянным прессингом, выплескивая его на шлюх. И я должна ему благодарна быть, что меня эта грязь не коснулась. Даже жаль его становится.

– Этот дом твой, Риша. Здесь маленькому принцу будет хорошо. Прислуга вымуштрована. Повар будет другой, раз тебя не устроили каплуны. Этого накажу. И возражения не принимаются.

Я уже ненавижу этот особняк, обнесенный глухим высоким забором. Это не дом. Тюрьма. И отсюда мне не сбежать, пока не выполню своего предназначения.

– Вы меня в плен берете? – говорю насмешливо, вроде как в шутку.

– Ну что ты, дочка, ты свободна в передвижениях. В компании Вити или охраны. Ой, я забыл сказать, теперь у тебя в подчинении личный шофер и два телохранителя. Дамы твоего положения не могут передвигаться по городу самостоятельно. Только с сопровождающим. Это вызвано в первую очередь заботой о твоей безопасности. Ты привыкнешь. Детка. Я же привык на старости лет.

Сижу молча. Просто лишилась дара речи. Это какой-то сюр. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Прыжок на месте – попытка улететь. Он боится. Половцев боится. Но чего? Не Северцева же, которого он просто в бараний рог согнул щелчком пальцев? И не моих взбрыкиваний. Интересно.

– Я с мусорами не разговариваю,– мужчина, сидящий сейчас напротив Северцева поморщился. Так вот на кого похожа Апельсинка, даже губы кривит также. Только глаза… У ее отца они волчьи. У Ирки похожи на омуты, в которых хочется утонуть.– Западло. Зря ты приехал, не выйдет у нас беседы. Да и не верю я никому.

– Ну, я недомент,– ухмыльнулся капитан. Взгляда не отвел, хотя чувствовал себя очень неуютно. Ни разу в его работе он не ощущал себя таким незащищенным. Хотя доводилось встречать волков по матерее, чем этот чертов мужик в робе.

– Тем более. Зашквар. Недомент – еще более обидно. Я авторитетный тут, а подсылают всякий сброд, – оскалился Игорь Майоров.– Прощевай, капитан.

Заключенный встал и медленно пошел к двери комнаты для свиданий.

– Я приехал поговорить о Половцеве. И о том, что сейчас происходит с вашим концерном и вашей дочерью.

Майоров остановился. Замер на месте. Закаменел спиной.

– Если мне не понравится то, что ты мне скажешь, я очень рассержусь,– сказал ровным тоном. Не повернув головы.

– Приберегите свой праведный гнев для человека которого вы считали другом. Скоро он вам понадобится. Уж будьте уверены.

– Какой твой интерес, мусор? – Игорь Александрович вернулся на свое место и теперь смотрел уже с интересом через плексигласовую перегородку, отделяющую его от Северцева.– Ну же, заинтересуй меня. И учти. Эта хлипкая похерота не помешает мне тебе глотку перегрызть.

– Я хочу помочь Ирине. Она в опасности,– прохрипел Аркадий, задыхаясь от собственных слов.– Я ее люблю.

– Мля, один другого лучше. Прям и не знаю, что говнее – зять-мусор, или зять – сучоныш. Выбор-огнище,– крякнул Майоров и в глазах его заплясали смешливые черти.-И как у дочи моей только получается всякий сброд к себе притягивать? В меня пошла девка. Ладно, слушай. Хотя, ты поди и так все знаешь. Концерн «Май» раньше назывался. Я его создал, с нуля поднял. Кипчак позже появился. Влез, сука, змеем. У нас офис был в подвале, первый. Гордость, мля. Помощник мне нужен был порасторопнее, вот я Леху и привлек. И сам не заметил, как этот крысеныш укрепился рядом со мной. Услужливый, шестерил, только в путь. А потом, хоба, смотрю стул его уже в моем кабинете по правую руку. Офис у нас уже большой. Здание концерна строится. Деньги рекой текут. На хер я его в партнеры взял? Как бог разума лишил. Да Лидка, жена моя, в уши пела, что я один чуть тяну, на семью времени не остается. В общем я передал другу лучшему двадцать пять процентов акций в моем деле и сделал его основным управляющим, до достижения моей дочерью определенного возраста. Сечешь?