И снова оборвался рассказ Нарана. Опять Бамба остался наедине с волами и огромной степью. И когда наступило время ужина, когда солнце уже коснулось горизонта, Наран вылез из ямы, сполоснул лицо и руки и подмигнул Бамбе:
— Помнишь, малец, на чём я остановился?
— Помню, дядя Наран. Лошадь выбросила вас из седла…
— Правильно. А рассказываю я всё это для того, чтобы понял ты, какая жизнь у нас раньше была.
Наран сделал несколько глотков воды из белого эмалированного чайника и вытер рукавом рубашки губы.
— Так вот слушай, что было дальше. Привёз меня Бодва домой чуть живого. Два дня отхаживал — боялся, что помру. Но я крепким оказался, выжил. А отец с матерью за это время всю степь обшарили. Думали, сгинул я или сбежал. Когда я поправился немного, отец чуть не убил меня, да мать не дала.
А Бодва через несколько дней появляется снова. «Очень, говорит, ты понравился мне, Наран. Давай, говорит, побратаемся». Ну, я сдуру, конечно, и побратался. Для меня тогда это счастьем было. За год научил он меня лихо верхом ездить. И ещё… многому плохому научил.
— А потом? — спросил Бамба.
— А потом?.. Однажды Бодва спрашивает меня: «Нужен тебе конь?» — «Конечно, говорю, нужен, только где его взять?» — «Пойдём вечерком — достанем». — «Где?» — «Не задавай глупых вопросов…»
Бамба чувствовал, что вот-вот начнётся самое главное в рассказе Нарана, и хотел это главное услышать как можно быстрее, но в это время раздался голос отца:
— Бамба, а где быки?
Бамба оглянулся: быков не было! Он вскочил на ноги. Не было́ их в степи, словно сквозь землю провалились!
— Беги по нашему следу! Они, наверное, направились к кошу! — сердито крикнул отец.
И Бамба со всех ног пустился по видному ещё следу от колёс арбы. А вечер уже придвинулся вплотную. Солнце вот-вот утонет за чертой горизонта. А там сразу ночь, темнота. Так всегда бывает в калмыцкой степи.
Бамба выбежал к возвышенности Ярты. От быстрого бега ему казалось, что сердце его не выдержит и разорвётся на кусочки. Ему хотелось броситься на сухую пыльную траву и зареветь от досады. Но тут, в зареве заката, он увидел своих быков. Красновато-бурые, упитанные, они мирно паслись на низине с сочной травой. И Бамба улыбнулся. Нет, всё-таки хорошо, что он приехал в эту степь!..
Когда Бамба пригнал быков, Наран с отцом собирали сухую траву для костра. Бамба бросился им помогать.
— Нашёл? — спросил отец.
— Пригнал! — весело ответил Бамба. — Они у нас смирные.
Он проворно собирал сухую траву и слушал разговор взрослых. А они говорили всё об одном — о яме, о воде.
— Трудно копать, — сказал отец, — сплошная глина пошла. За день не больше двух метров выкопали.
— Завтра осилим, — уверенно сказал Наран.
— А будет ли вода?
— Будет! Найдём воду. Я заметил, что глина стала тяжелее и водой пахнет…
Потом Бамба помогал им разводить костёр, они варили в котелке сушёное мясо, кипятили чай.
Эх, до чего ж приятно ужинать у костра! Пляшет весело пламя, лезет в глаза дымок, и так вкусно пахнет жареным мясом…
Спать решили у колодца. Постелили войлок и легли. Небо перед глазами — всё в звёздах. Они перемигиваются, играют, и сами собой закрываются глаза. Но разве уснёшь, если Наран не довёл до конца свой рассказ! И Бамба трогает его за руку:
— Дядя Наран…
— Чего тебе, Бамба?
— А дальше-то что?
— Ах, ты всё о той истории с Бодвой?.. Дальше, дружок, было вот что: соблазнил меня Бодва на нехорошее дело. С того самого вечера начались все мои мытарства и несчастья. Жизнь человека может сдвинуться вмиг. Встретились мы с Бодвой в условном месте. Он держал на поводке двух коней. На одном из них было дорогое седло. «Садись», — приказал мне Бодва и кивнул на коня с седлом. Мы сели и поскакали. А куда, я и сам не знал. Но догадывался: не на хорошее дело едем. И вскоре Бодва мою догадку подтвердил. «Никогда, говорит, не угоняй лошадей у соседей. Надо уехать подальше и брать у чужих». Я лишь киваю головой и поддакиваю. И дрожу от страха — ведь на воровство едем. Долго ехали. Потом Бодва остановил коня. «Ты, говорит, Наран, стой здесь, а я спущусь к Хараху́сову улу́су[4], там в ночном пасутся кони. Выгоню их на тебя, а ты мне поможешь. Гнать их будем в сторону Кевцги́н Ула́н. Понял?» Я кивнул, а сам дрожу всё сильней и сильней. Но Бодва для меня, глупого, ещё выше стал. Теперь я был свидетелем его храбрости.
Двенадцать коней угнали мы в ту ночь. И в селе Калмыцкий Базар Бодва передал их подозрительного вида дядьке с козлиной бородкой. Потом этот человек угощал нас жареным мясом и всё хвалил меня. Утром он дал нам много денег. Я столько ни разу ещё не видел. И Бодва, когда заметил, как я прячу деньги за пазуху, дал мне ещё пачку. «На, говорит, бери, ты парень удачливый и смелый. И эту красивую лошадь с седлом дарю тебе». Вот так и стал я конокрадом. После уж меня знали далеко за пределами нашего хото́на[5], боялись и уважали. Невест мне сватали самых богатых и красивых. Только я не успел жениться. Поймали меня, посадили в тюрьму, а потом отправили на каторгу…
Но последних слов Нарана Бамба уже не слышал — он спал. И чему-то счастливо улыбался во сне. Эту улыбку заметил Наран. Он укрыл кошмой голые ноги Бамбы и тоже улыбнулся. Ему почему-то в эту ночь было хорошо и легко. И хотя он устал, спать совсем не хотелось. Так бы смотрел и смотрел на эти большие мигающие звёзды, вдыхал всей грудью этот бодрящий и свежий степной воздух и думал о жизни — о той, что прошла, о той, которая есть, и о той, которая будет.
ВСЕ ЗА ОДНОГО
Бамба проснулся от шума машины. Оглянулся — ни отца, ни Нарана нет. Они, должно быть, встали рано утром и ушли копать колодец. Легковая машина стояла совсем рядом. Вот открылась дверца, и из машины вышел улыбающийся дядя в соломенной шляпе. Бамба сразу же узнал в нём председателя колхоза, того, что несколько дней назад приезжал к ним на кош с секретарём райкома.
— Здравствуй, Бембя! — весело сказал председатель и протянул руку.
— Здравствуйте, дядя Басанг, — сонно ответил Бамба и тоже протянул руку. — Только я не Бембя, а Бамба.
— Вон оно что! Перепутал, значит. Да вас и трудно различить, так вы похожи…
Из ямы вылезли Харцха и Наран. Увидев председателя, переглянулись удивлённо: зачем это он сюда?
— Ну, как дела? Копаете? — спросил Басанг Цере́нович.
— Копаем.
— Пахнет водичкой?
— Пока нет.
Басанг Церенович подошёл к яме.
— Ого! Да вы похлеще кротов роете. — И спросил: — Трудно? Тяжёлая глина?
— Тяжёлая, — ответил Харцха.
Председатель задумался, но ненадолго.
— Вот что, — сказал он, — дальше копать не надо.
— Как это «не надо»? — удивился Наран. — Вода здесь должна быть!
Председатель улыбнулся.
— Боюсь, надорвётесь. Я вам машину раздобыл! Она будет рыть колодец. И не один выроет, а хоть десяток.
— Неужели есть такая машина? — усомнился Наран.
— Есть! Ею гидрогеологи пользуются. Я вчера побывал у них и выпросил. Очень хорошая машина, в грунт вгрызается, как крот. — И повернулся к Бамбе: — А этот герой что тут делает?
Бамба ответил сам. И ответил солидно, как взрослый:
— Быков стерегу.
— Так тебе тоже трудодни начислять придётся, — засмеялся Басанг Церенович.
— Мне не надо, я за так…
— Молодец! — похлопал его по плечу председатель. — На энтузиазме, стало быть, работаешь…
Он достал папиросы, угостил Харцху, Нарана и закурил сам. Они стояли на свежем холме земли, облитые ярким утренним солнцем. Председатель восхищённо оглядывал степной простор:
— Какая красота! И знаешь, Харцха, есть у меня один замечательный план!..
— Какой?
— Вчера только об этом подумал. Если мы найдём здесь воду, построим посёлок. Настоящий, с электричеством, магазином и школой… Хорошо, а?