Опираясь на палку, вошла бабушка. Бамба бросился к ней:

— Бабуня, почему меня папа с собой не берёт? Я ведь большой уже…

— Что ты, что ты, внучек, нельзя тебе в такое место! И отец-то твой зря едет. Не найдёт он там воду, погубили ироды водичку…

— Найду! — твёрдо сказал Харцха. — Ты же сама говорила, что была там вода.

— Была, да сплыла, а место то проклятым стало. Зря, Харцха, едешь.

— Тьфу ты! — не сдержался Харцха. — Я думал, ты добрый совет дашь мне, а вместо этого…

Старушка насупилась, а Харцха, поняв, что погорячился, сказал уже спокойнее:

— Надо, мама, ехать, очень надо. Задохнёмся мы тут без воды. Отар-то вон сколько нагнали — и все на один водопой.

— Ну, раз надо, поезжай, сынок. Только остерегайся той степи, злая она…

— К злому мне не привыкать. Война позлее была, и то выдюжил…

Наран — он приехал совсем недавно — запрягал в арбу быков. Бамба вертелся возле него. Когда к ним подошёл Харцха, Наран сказал:

— А что, Харцха, давай мальца возьмём? Ничего с ним не случится, а закалка для него хорошая будет, в жизни пригодится.

Отец улыбнулся:

— Что, уже и Нарану нажаловался?

— Нет, я не жаловался! Пап, возьми…

Отец махнул рукой.

— Ну, что с тобой делать, собирайся…

Бамба, услышав это, от радости даже подпрыгнул.

— Разрешили, разрешили!.. — во весь голос завопил он и бросился к дому.

Бембя, узнав, что Бамбу отец берёт с собой в Хар Булук, тоже стал проситься. Но не так горячо, как Бамба.

— Нет, Бембя, тебе уж придётся побыть дома за хозяина. Да и болеешь ты часто. А Бамба не боится ни дождя, ни холода. Помогай здесь маме и бабушке по хозяйству, смотри за овцами, будь молодцом. А мы с Бамбой воды тебе из Хар Булука привезём, чистой, родниковой.

И через несколько минут Харцха, Наран и Бамба тронулись в путь. Бамба сам погонял волов и улыбался от радости…

В Хар Булук они прибыли в полдень, когда солнце стояло в самом зените.

Наран, окинув взглядом цветущую степь, вскричал невольно:

— Раздолье-то какое! И ни одной живой души — будто кладбище… А ведь Джалджи Шонтаев неплохо здесь хозяйствовал: двенадцать табунов лошадей имел, а овцам и счёту не знал.

Харцха остановил быков неподалёку от ложбины, которая к востоку переходила в глубокий овраг. А ещё дальше овраг превращался в котлован, похожий на впадину высохшего озера. На возвышенности Ярты распрягли быков, сняли с арбы лопаты, а бочонок с водой поставили под арбу.

— С чего начнём? — спросил Наран.

— С Бамбы, — засмеялся Харцха. — Пусть он смотрит за быками, а мы пойдём местность осматривать.

— И я с вами! — взмолился Бамба.

Отец обернулся:

— А с быками кто?

— Я их за собой поведу.

— Веди, если справишься.

Взвалив на плечи лопаты и ломы, отец с Нараном направились к балке. Бамба следом за ними гнал быков.

Расположились у начала балки, на ровной поляне.

— Здесь, что ли, начнём? — спросил Наран.

Харцха взял горсть земли, помял её, подумал немного.

— Попробуем здесь.

Две лопаты с хрустом врезались в землю. Уступ, ещё уступ… Летели в стороны пласты земли. Харцха и Наран работали молча. Бамба поблизости пас быков. Потом землекопы сделали передышку.

— В старину, — начал Наран, — когда я был вот такой же, как Бамба, люди говорили, что человек познаётся в детстве и в работе, а настоящий конь — в жеребёнке и в упряжке!..

«Наверное, что-то интересное скажет», — подумал Бамба и подогнал быков поближе.

— И сейчас эта пословица жива, — медленно вставил Харцха. — Она вечно будет жить.

— Ты прав, — согласился Наран, — но я не об этом хотел сказать. В нашу молодость этой пословице придавали другое значение.

— Какое?

— Вора ведь тоже считали добрым молодцем. Удачно украл — хвалили; попадался — били.

Бамба не выдержал:

— Кто бил? Милиционеры?

Наран засмеялся:

— Тогда, вьюнок, не милиция была, а жандармы. Правда, они редко посещали нашу горячую степь, но иногда всё же бывали. Хотите, расскажу вам один случай?

Бамба подбежал ещё ближе, совсем забыв про быков. Отец укоризненно взглянул на него, но ничего не сказал: пусть слушает, что с ним поделаешь!

А Наран рассказывал:

— Приехал ко мне однажды Бодва́. Мы с ним дружили, хотя он старше меня лет на шесть был. А мне в ту пору четырнадцать стукнуло, овец я пас у богача Дорджи́на Бора́…

Наран достал кисет, закурил, несколько раз затянулся с наслаждением.

— Ох и ловок был этот Бодва! И на коне здорово скачет, и из чужой отары в любое время ягнёнка утащит, и человека любого вокруг пальца обведёт… Вот как-то подошёл он ко мне и спрашивает: «Хочешь научиться ездить верхом?» Ну кто же в детстве откажется от этого! «Хочу, — говорю, а сам боюсь, что Бодва просто смеётся надо мной. — Очень хочу!» — повторяю я. У отца моего лошади не было, поэтому я спал и во сне видел, как бы покататься верхом. А Бодва скакал, как настоящий джигит. Мало того, он к тому времени успел где-то уже украсть одну лошадь, и все его хвалили за это: «Молодец Бодва! Храбрый парень! Вот каким надо быть!» Для нас, мальчишек, Бодва вообще был героем. И вот поэтому, когда он пообещал научить меня скакать на лошади, я был на седьмом небе от радости…

Наран бросил окурок на сырую землю и поднялся.

— Ну, хватит, продолжение потом, в следующий перекур. А сейчас берёмся-ка за работу.

И опять звенят лопаты, опять тяжело дышат землекопы.

Наран вгоняет лопату до самого черенка и отбрасывает землю далеко от ямы. Харцха не отстаёт: на другой стороне ямы холм не меньше. Они будто соревнуются. И Бамбе приятно смотреть на их дружную работу.

Вот прошло пятнадцать минут, полчаса, час… А они всё роют и роют. Из ямы уже не видно их голов, а редкие отрывистые фразы раздаются будто из-под земли. Бамба лежит на траве и терпеливо ждёт, когда же начнётся очередной перекур. И неотступно думает о Наране. Раньше Наран никогда не говорил о себе, а тут вдруг рассказывает. А Бамба слышал, что Наран в молодости сидел в тюрьме. Но никто его за это почему-то не упрекал — наоборот, все любили и уважали. «Отчего он такой старенький, а крепкий? — думает о чабане Бамба. — И вон какой сильный — копает и копает, будто и не устал». Сложив калачиком ноги, Бамба стегает кнутом по полыни и время от времени поглядывает в сторону ямы. «Нет, всё ещё копают!» И вдруг снова слышит голоса. Оглядывается, а отец с Нараном уже стоят рядом. Наран опять берётся за самокрутку.

— Харцха, ты знаешь восхваление Аранза́ла Джанга́ра? — спрашивает он.

Отец отвечает:

— Знал когда-то, а теперь забывать стал.

— Тогда послушай, что в нём говорится. — И Наран читает восхваление:

А вот другое:

— К чему ты это всё? — спросил отец.

И Бамба обрадовался вопросу: он тоже не понял смысла восхвалений Аранзала Джангара.

— К чему? — переспросил Наран. — А вот к чему. Конь у Бодвы не хуже коня Аранзала был. Как почувствует на своей спине наездника — ветром становится. Несётся по степи точно вихрь. И вот однажды Бодва подвёл своего коня ко мне и говорит: «Садись, Наран». Я ушам своим не поверил! А когда увидел, что Бодва не врёт, даже испугался. «На такого коня?..» — «Не бойся, — говорит Бодва, — садись, мой конь умнее тебя». «Эх, — подумал я, — умирать так умирать!» И сел. Вернее, не сел, а с помощью Бодвы взобрался на коня. Взобрался, натянул поводья… И началось!.. Будто ураган засвистел у меня в ушах. Будто земля вихрем помчалась мимо меня. С перепугу перехватило дух, зарябило в глазах. Вцепился я левой рукой за луку седла, правой натягиваю повод… А что было дальше, не помню…