— Сколько? — сразу же спрашиваю я.

— Что? — не понял невролог.

— Осталось мне сколько?

И мама, и специалист ошеломлённо уставились на меня, ожидая пояснения такого прямого вопроса.

— Да ладно! — всплеснула руками я. — Я ведь не маленький ребёнок и прекрасно понимаю, что если даже учесть лечение, моё состояние всё равно продолжит ухудшаться. Потому что вы до сих пор не можете определить точный диагноз и точное лечение.

— Полтора года, — спустя какое-то время выдохнул невролог. — Вот сколько тебе осталось, если мы не найдём решения и гипертензия продолжит в том же духе.

Я спокойно кивнула. Паниковать смысла не было. Нужно найти выход, но пролистав весь интернет, изучив различные схожие диагнозы вдоль и поперёк — я ничего не нашла. Значит надо копнуть в другом месте. Но где?

«Какой смысл вообще посещать больницы? — возмутилась Противоположность. — Ничерта нового не узнали! Поехали уже домой, а?»

Мысленно согласившись с ней, я поднялась и вышла из кабинета.

«Своим преодолением страхов ты делаешь только хуже» — продолжал голос. — «Однажды организм просто не выдержит»

Мама вышла вслед за мной, задумчиво прикусывая губу. Наши с ней отношения улучшились после моей «недосмерти».

— Выход только один, — сказала она серьёзно. — Нужно проводить операцию.

— Бессмысленно, — покачала головой я. — Операция скорее убьет меня, нежели поможет. Мой организм вероятно не выдержит.

— Тогда что делать? — отчаянно воскликнула мама. — Ты буквально умираешь у меня на глазах, Элена! День за днём тебе становится хуже, но от этого, по непонятной причине, ты пытаешься держаться всё бодрее и бодрее. Откуда у тебя вообще столько сил? Месяц назад ты готова была сдаться! Что изменилось?

— Меня спасли с того света, думаю, не для того, чтобы я сдалась, — пожала плечами я и села в машину.

Мы поехали домой, попутно отвлекая друг друга разговорами о неважном. Противоположность как всегда успела вставить свои язвительные фразочки. Две души для одного тела, не много ли?

Приехав, я направилась на кухню, включила телевизор и заглянула в холодильник. Моё тело сейчас было близко к анорексии, но мне хотелось это исправить. Порой, приходилось насильно пихать в себя еду.

По новостям сообщили, что какая-то молодая девушка покончила с собой, и я замерла.

Черт,… почему люди совершают самоубийство? Ох, лучше бы отдали свою жизнь тем, кто действительно в ней нуждается. Например, мне. Я так отчаянно борюсь со смертью, а некоторые наоборот прыгают в её объятия.

Меня охватили злоба и ненависть. Это ведь несправедливо! Люди годами борются с раком, другими смертельно-опасными болезнями, хватаются за последние ниточки жизни, но какого-то чёрта бывают и те, кто кончает жизнь самоубийством. Неужели в их жизнях действительно случаются проблемы, с которыми они не могут справиться?

Я пережила смерть отца, пулю в живот, невыносимые головные боли, изнасилование, разочарование, разбитое сердце, а сейчас борюсь со смертельной болезнью. И всё это за один год… тогда что же не так с остальными? Я, что, сильнее их? Вряд ли. Мне ведь всего семнадцать и я абсолютно обычный подросток. По крайней мере, была таковым.

Думаю, дело вовсе не в силе, а в желании.

Я хочу жить! Да, среди лицемерного общества и бесконечных проблем. Да, с болью и разочарованиями. Но я. Хочу. Жить.

И я выживу, чего бы мне это не стоило.

Глава 42.

я была единственным человеком, который верил тебе и верил в тебя. остальные твердили, что ты того не стоишь.

и знаешь, они были правы.

«Если я появилась из-за смерти твоего отца, то возможно исчезну тоже от чьей-то смерти» — внезапно начала размышлять Противоположность.

Прошло ещё два месяца бессмысленного поиска решения. Ухудшения памяти пока не наблюдалось, но в остальном я становилась всё более обессиленной. Из носа часто текла кровь, остановить которую было очень трудно.

Я практически перестала разговаривать, выходить на улицу, контактировать с людьми. Только посещала психолога два раза в неделю, на чём упорно настаивала мама. Однако и с ним говорила редко.

Я ненавидела людей. Особенно Кристиана. Больше не ждала его возвращения, а лишь мечтала о его смерти. До меня, наконец, дошло, что если бы он не взял меня в заложницы, то сейчас не приходилось бы в одиночестве медленно умирать. Внутричерепная гипертензия дала свои осложнения из-за черепно-мозговой травмы, которую я получила по вине того, что была с Кристианом. Спасала его, любила, а взамен получаю лишь нескончаемые страдания.

Мне необходимо было восстановиться. Встать на ноги, или для начала хотя бы сесть. Боль больше не должна была быть частью моей жизни, поэтому я превратила её в злобу и сильнейшую ненависть к Кристиану. Он сломал меня, даже, наверное, уничтожил. Дал надежду на нормальную жизнь и так скоро её отнял. Резко и хладнокровно.

Да, я ненавидела парня всей душой, но по-прежнему не переставала его любить. Я буквально, сходила сума от этой адской смеси и гневалась на себя за это.

— Отлично, — холодно ответила я Противоположности. — Давай убьём Кристиана.

«Очень смешно» — обиделась она моей несерьёзности.

— А что? Почему нет? — с вызовом сказала я.

«Потому что ты его любишь. То, что он разбил тебе сердце, ещё не значит, что его можно убивать».

Разбил сердце, развил мою смертельную болезнь, сломал меня… да, это вовсе не причины убивать его.

«Тебе ведь сегодня к психологу нужно?» — поинтересовалась Противоположность.

Я, с досадой, кивнула, когда в комнату вошла мама, как раз для того, чтобы отвезти меня.

Погода Нью-Йорка желала оставлять лучшего.

— Ты по-прежнему не разговариваешь с психологом? — спросила мама, пока мы стояли на светофоре.

— Угу, — буркнула я.

На этом наш диалог закончился. Мама хорошо знала, что расспрашивать меня дальше — бессмысленно. Я бы всё равно молчала.

И вот, вновь сижу на бежевом диване, в кабинете психолога. А он вновь втирает мне что-то.

— Если ты когда-нибудь почувствуешь темноту, пробирающуюся в твою душу, просто подумай о красоте вещей, окружающих тебя, — в очередной раз, ободряюще говорит мужчина и я, в очередной раз, смеялась в ответ.

Никакой чёртов психолог или психиатр никогда не сможет мне помочь. Они попросту не знают размеров тьмы, кишащей внутри меня. Не знают глубины моего отчаяния. Красота вещей? Каких вещей? Какая красота? Меня окружают насквозь прогнившие люди, которым абсолютно плевать друг на друга. Так о какой красоте вещей идёт речь?

— Ясно, — с наигранным пониманием киваю я и, поднявшись, выхожу из кабинета.

Мама, замечая меня, недоумённо хмурится.

— Я больше не приду сюда, — заявляю я твёрдо. — Поехали домой.

На следующий день мама читала мне нотации в гостиной. Твердила, что необходим психолог, и я должна больше контактировать с людьми.

— Мир не так уродлив, как тебе кажется, — в заключение выдохнула она. — С ним справляются, слышишь? Даже когда очень грустно, или страшно, или больно.

— Мир не уродлив, — согласилась я. — Уродливы люди.

Выскочив из дома, я прямиком направилась на заброшенный стадион, в надежде на сегодняшние гонки. Наблюдать за скоростью, слушать рёв мотора — сплошное успокоение.

— А тебя, оказалось, сложно узнать, — наглый, противный голос застал меня врасплох.

Я медленно обернулась, с первой же секунды поняв: кто является обладателем этого насмешливого тона.

Джаред из «Охотников».

— В нашу последнюю встречу ты блистала своей юной красотой, — продолжил он, неспешно подходя поближе. — А сейчас больше похожа на наркоманку. Неужели Дерек настольно хладнокровно разбил тебе сердце?

Джаред был один и это настораживало. Зато, вряд ли пришёл меня убивать.

— Что тебе нужно? — прохрипела я, чувствуя тёплую струю у себя под носом.

Поспешно вытерла рукавом тёмной толстовки кровь, которая появилась так не вовремя. Охотник, увидев это, ещё шире улыбнулся.