Тот кивнул.

Полицейский прошёл в буфет, и мы сели за один из столиков. Благо, здесь практически никого не было.

— Розабелла Фальконе написала заявление о вашей пропаже примерно полтора месяца назад, — начал сотрудник. — Вчера мы получили сведения о том, что вы вернулись домой. Два месяца назад, камеры видеонаблюдения последний раз засняли вас у входа в бар «The Back Room» и всё это время полиция искала шестнадцатилетнюю девушку с длинными русыми волосами. Думаю, вам есть, о чём мне рассказать.

Молодой человек проницательно смотрел на меня, а я глядела в окно, задумчиво прикусив нижнюю губу. Что ему ответить? Это ведь ни друг и ни родитель, чтобы можно было соврать. Сейчас бы не помешало вмешательство мамы, которая в данный момент где-то заполняла документы на моё дальнейшее пребывание в клинике.

— Мне нечего вам рассказывать, — неуверенно пожала плечами я.

Врать я не умела, а иногда так хотелось.

— Что ж, в таком случае пока вы находитесь в больнице, вас обследуют на наличие различных травм, дабы убедиться в том, что вы ничего не скрываете.

Внутри образовался тугой узел страха. Лучше бы я ответила, что сбежала по своей воле, ведь если начнётся обследование, то они обнаружат достаточно травм для того, чтобы смело утверждать о моём похищении.

Хотя…

Сам мэр города прекрасно знает обо всех действиях бандитов, более того — они ему платят. Так что могут сделать какие-то правоохранительные органы, если даже правительство под властью криминальных авторитетов? Разумеется, ничего, а потому и мне бояться незачем.

— Ладно, — спокойно согласилась я. — Могу идти?

Полицейский недоверчиво кивнул.

Греган ждал у входа.

— Есть ли смысл, спрашивать, о чём вы говорили? — улыбнулся он.

— Нет, — ответила я.

Парень наигранно тяжко вздохнул, но расспрашивать дальше не стал.

Проходили долгие дни в больнице, но я давно успела привыкнуть к этим бессмысленным суткам. Раньше я считала, что чем дольше пытаешься забыть, тем скорее забудешь, жаль, что это было не так на самом деле. Чем больше времени проходило, тем больше я осознавала, что Кристиан не вернется. Что его навсегда теперь нет в моей жизни, и тем тяжелее становилось. Боже, как мне хотелось хоть одним глазком увидеть его!

— Переломы двух рёбер, черепно-мозговая травма с лёгким сотрясением и, насколько я понял, огнестрельное ранение, — перечислял доктор, попутно раскладывая на столе рентгеновские снимки.

Мама охала и ахала, полицейский задумчиво смотрел на снимки, а я просто ждала момента, когда можно будет поехать домой.

— Не могли бы вы выйти? — обратился мужчина к копу. — Нам стоит обсудить кое-что наедине. Это никак не относится к делу о похищении.

Молодой человек покорно вышел из кабинета, а доктор тяжко вздохнул.

— За дни наблюдения, я успел немало поразиться, потому что точный диагноз поставить очень трудно. В данный момент, на совещании, мы пришли к выводу, что Элена страдает от внутричерепной гипертензии, однако, чтобы удостовериться в этом, нам нужно ввести иглу манометра в ликворное пространство во время люмбальной пункции. Это очень сложная и опасная процедура, на проведение которой у меня нет точных оснований.

Мужчина замолчал.

— Я правильно понимаю, что от этой болезни, моя дочь может умереть? — слегка истеричным голосом уточнила мама.

— Да, — кивнул доктор. — Боюсь, всё не так просто. Проявление ВЧГ у Элены немного другой формы. На это повлияло и сотрясение, и черепно-мозговая травма, и ещё один фактор, происхождение которого нам непонятно. В основном, именно из-за него и появилась внутричерепная гипертензия у Элены.

— О чём вы? — не поняла мама.

— С этим нам лишь предстоит разобраться.

— Не сможете, — подала голос я.

Две пары глаз удивлённо уставились на меня, ожидая объяснения. Но разговаривать мне не хотелось, да и сил было недостаточно.

— Почему ты так считаешь? — спросил доктор.

Я перевела взгляд на него. Вдохнула побольше воздуха, перед тем, как ответить.

— Не сможете и всё, — устало ответила я. — Просто пропишите мне лекарства или что-то в этом роде, и закончим на этом.

Не дожидаясь ответа, я вышла в коридор.

— Думаю, теперь вам точно есть, что рассказать, — коп в упор глядел на меня.

— Да, — спокойно кивнула я. — Мне сказали, что я больна чем-то смертельным. И представьте себе, я поймала себя на мысли, что мне всё равно. Здорово, правда?

Полицейский недоумённо нахмурился, явно ожидая совсем не такого рассказа.

— Слушайте, — я подошла к нему поближе. — Вы не сможете прыгнуть выше собственной головы, так что просто закройте это дело, либо за вас это сделает ваше начальство. Напишите, что я сбежала из дома из-за смерти отца, что не могла там больше находиться. Придумайте что-нибудь…

Из кабинета вышла опечаленная мама.

— Завтра нужно будет вернуться сюда за нужными препаратами, — выдохнула она. — А сейчас, поехали домой.

Мама увела меня от полицейского.

— Что такое внутричерепная гипертензия? — спросила я, когда мы садились в машину.

— Повышение давления в области черепа, — ответила она. — С этим можно жить, Элена, но у тебя имеются осложнения. Твои приступы проходят намного тяжелее и чаще, чем у других.

— Я умру?

— Ещё чего! — воскликнула мама.

— А если честно?

— Если не соблюдать лечение, то любой приступ может стать последним, — призналась она.

— И что, до конца жизни придётся пить таблетки?

— Я не знаю, милая.

Я усмехнулась, отворачиваясь к окну.

— Почему ты себя так ведешь? — возмутилась мама. — Всем хамишь, игнорируешь взрослых, через каждое слово сарказм!

«— Потому что во мне нет ничего, кроме боли и злобы. Потому что вы предаёте. Потому что я растратила свою доброту на людей, которые в итоге отказывались от меня» — хотела ответить я, но всё-таки предпочла заткнуться.

— Просто оставьте меня в покое, — тихо выдохнула я.

Глава 38

Еще один день без Его присутствия. От усталости падаю на пол, но все еще отчаянно пытаюсь собрать себя заново.

Лекарства, препараты, процедуры, операции… к чему они? Я ведь прекрасно знаю, кто может меня спасти. Даже думать боюсь о том, что придётся до конца своих дней терпеть эту невыносимую боль. Я не умру от неё, нет. Буду бороться до последнего. Смерть пугает меня всё ещё больше, чем эта жизнь.

Сажусь в угол, снимая часы. Заворожённо изучаю их. Прокручиваю колёсико и сюрикэн молниеносно, с визгом металла, показывается наружу. Когда я порезалась им, впервые увидела тёплый взгляд Кристиана. Быть может, тогда и полюбила брюнета?

На задней панели часов замечаю выгравированную надпись: «Навечно влюблённый в тебя, Элена».

Дыхание спирает, но я продолжаю раз за разом перечитывать эту фразу. Мне ведь не показалось? Там действительно это написано?

Из моего горла вырывается сдавленный хрип. Воздуха становится ничтожно мало. Перед глазами всё плывет, и я начинаю слышать стук собственного сердца. Удар за ударом, а затем темнота.

— Элена? — слышу вдалеке. — Милая, что с тобой? Элена!

Стоило больших усилий открыть глаза. Надо мной нависала обеспокоенная мама.

— Всё… Нормально, — едва слышно прохрипела я.

— Боже мой, ты напугала меня. Когда я зашла в твою комнату, ты лежала на полу без сознания и держала в руках свои часы, — взволнованно говорила мама. — Откуда они у тебя, кстати? Явно не из дешёвых.

— Хоть один человек может уже не спрашивать обо всём, что связано с моей пропажей? — измученно прошипела я. — Вы никогда не задумывались о том, что я не хочу и не могу говорить об этом? Хотя бы, потому что мне неприятно вспоминать.

— Прости, — быстро ответила она. — Если что, буду на кухне.

Наконец наступила тишина и лишь внизу отдалённо слышались шаги матери. Я вновь мельком глянула на часы, надела их обратно на запястье, которое было усыпано синяками и царапинами. В порыве приступов я больно хватала себя за руки, либо даже впивалась в них ногтями, словно это могло спасти меня от боли. Из-за оставленных следов, теперь ношу исключительно толстовки, дабы скрыть последствия.