– Я не могу.

Ругаю себя за эти слова. Она делает вид, что все хорошо. Но улыбка выдает ее. Не исчезает, нет. А делается чуть… грустной. В уголках рта появляются еле заметные морщинки. Я силюсь, чтобы не сорваться с места и не прикоснуться к ним губами.

– Работа?

Она все понимает. Слегка склоняет голову, поправляет челку и бросает на меня взгляд, молящий передумать. Ни один щенок в мире не умеет так смотреть. Я сжимаю ладони в кулаки так, что ногти впиваются в кожу. Боль! Слегка отрезвляет.

– Работа.

Она тяжело вздыхает и делает шаг мне навстречу. Нет. Пожалуйста!

– Я пойду?

Я киваю головой. Она обнимает меня и крепко прижимается всем телом. Мои руки ложатся ей на плечи. Пальцы слегка дрожат.

– Я люблю тебя!

Шепчу ей на ухо. Чувствую движение ее головы своей грудью. Она кивает.

– Прости.

Зачем я это сказал. Не нужно было.

– У тебя сейчас бензин кончится.

Пытаюсь шутить. Получается коряво. Она отступает, поднимается на цыпочки и сладко целует. У меня перехватывает дыхание.

– Пока.

Она поворачивается к своему «пежо» и открывает водительскую дверцу.

– Пока.

Я завожу правую руку назад. Там за ремнем брюк, под свитером находится то, что все это время доставляло мне дискомфорт. Никогда не думал, что мне это понадобится. Тем более в такой момент.

– Я люблю тебя!

На этот раз я говорю громче. Пусть запомнит. Она оборачивается через плечо. Снова улыбается. Но улыбка пропадает практически одновременно с оглушительным хлопком, который издает мой пистолет, выплевывая пулю.

Она умирает мгновенно. Еще до того как кулем завалиться на асфальт. Это хорошо. Я не хотел, чтобы ей было больно. Убираю оружие на место. Опускаюсь на колени. Целую ее в мертвые, но еще горячие губы. Слеза. Смахиваю тыльной стороной ладони. Встаю. И ухожу.

– Прости. Я любил тебя!

– Сколько еще?

Мужчина, сидящий в большом кожаном кресле изнывал от нетерпения. Он закинул ногу на ногу и побарабанил пальцами по бедру. Взглянул на наручные часы. Недорогие и нестильные – довольно редкий гость в приемной господина Семенова – президента компании «А». Секретарша, которой место скорей было в качественном фильме для взрослых, отвлеклась от компьютера и неодобрительно взглянула на гостя.

– Ждите. Вас пригласят.

Мужчина вздохнул.

– Журналы есть какие-нибудь?

Секретарша отрицательно покачала головой.

– Как вас зовут? – посетитель попытался продемонстрировать свою самую обаятельную улыбку, но на помощницу Семенова она не произвела никакого впечатления.

– Послушайте, господин как вас там?

– Ершов.

– Господин Ершов, у меня очень много работы. И я не намерена сейчас обсуждать с вами погоду, курсы валют и тенденции мировой моды.

– А в других обстоятельствах? – мужчина продолжал надеяться на свою улыбку.

– Тем более, – холодно ответила девушка и уткнулась в монитор компьютера.

Это было обидно и… очень нагло!

– Вы со всеми посетителями вашего босса так разговариваете?

– Нет, только с надоедливыми.

Ершов хотел сделать очередное замечание, но телефон на столе секретарши прервал его пиликающей мелодией.

– Можете заходить. Господин Семенов вас ждет.

Ершов встал, подошел к двери кабинета, взялся за ручку, собираясь открыть.

– Знаете, мадам, – сказал он, внезапно повернувшись к секретарше.

– Ну что еще?

– Вы такая же мерзкая как звонок вашего телефона.

Секретарша вспыхнула краской, а мужчина, довольный собой, юркнул в кабинет. Он был огромным. Несмотря на нагромождение разновсяческой мебели, свободного пространства спокойно бы хватило на неплохой футбольный матч. Ершов не сразу соориентировался и только спустя несколько мгновений увидел в глубине кабинета письменный стол, за которым восседал господин Семенов. Хотя «восседал» не совсем правильное слово. Он слегка торчал над поверхностью стола, поблескивая гладко выбритой головой.

– Андрей Ершов?

Семенов выскочил со своего места с удивительной для шестидесятилетнего мужчины проворностью и протянул посетителю руку. Ершову с его почти двумя метрами даже пришлось слегка наклониться, чтобы пожать ее. Семенов был очень маленького роста. Где-то в десятке сантиметров от статуса карлика.

– Доброе утро, Евгений Семенович.

– Машенька сказала, что у вас важное дело.

– Машенька, ну да…

– Присаживайтесь, – Семенов пригласил гостя устроиться на громоздком красном диване в центральной части кабинета. – Вы обеспокоили ее.

– Ну извините, – усмехнулся Ершов.

– Сколько раз вы звонили? Семнадцать?

– Сорок два!

– О, вы настойчивый молодой человек. Я ценю это в людях. Кофе?

Ершову не очень хотелось лишний раз встречаться с секретаршей и он отказался.

– Ну и ладненько, – Семенов внимательно посмотрел на посетителя. – Слушаю вас!

– Почему вы все-таки согласились?

– Что?!

– Сорок один раз вы отказывали мне, а на сорок второй согласились.

– Мне стало любопытно. Я уже говорил, что ценю в людях настойчивость. Но Машенька говорила мне только про семнадцать ваших звонков. У меня великолепная память.

Неприязнь к Машеньке у Ершова была близка к переходу в ненависть.

– Так слушаю вас, молодой человек. Что-то я не вижу у вас толстой папки с ошеломительным бизнес-планом. Или вы все здесь держите? – Евгений Семенович стукнул себя пальцем по виску, одновременно прищелкнув языком и рассмеялся.

Ершов натянуто улыбнулся.

– Я навел о вас справки, – продолжил Семенов. – Андрей Валерьевич Ершов. Тридцать лет. Холост. Детей нет. Журналист. Газета «Вечер». Обладаете определенным талантом, но в более солидное издание не берут, считая, что вы не обладаете репортерской хваткой и нюхом на жареное. Не обижайтесь.

– А у вас с этим, – Ершов повторил жест с виском и языком, – тоже все в порядке.

Семенов снова рассмеялся.

– Вы вызываете симпатию, Андрей. Так что скажете по поводу своей характеристики?

– Она верна.

– Вот как?

– В глазах глупцов. На которых я работаю. И которым скармливаю сюжеты про празднования годовщины фабрики обуви или бытовое преступление на улице Энергетиков.

– До передовиц таким репортажам далеко.

– Далеко. Даже в "Вечере"

– Вы в профессии восемь лет. Пять из них в этой газетенке. Как с амбициями?

– Полный ажур!

– Ажур, – усмехнулся Семенов. – Давненько я этого выражения не слышал. Так в чем подвох?

– Они говорят, что нет нюха на жареное, нет репортерской хватки, – в словах Ершова стало заметно раздражение. – Да если бы они знали, что я рыл все эти годы. Они бы лопнули от зависти.

– О, я заинтригован, – в глазах Семенова скользнул неподдельный интерес.

– Послушайте, Евгений Семенович, у меня к вам есть один вопрос.

– Слушаю.

– Какой день в вашей жизни вы считаете самым счастливым?

– Ну уж точно не свадьбу, – хохотнул бизнесмен.

– Я серьезно.

– Дайте подумать. Открытие бизнеса, рождение сына, прием на работу Машеньки, – бормотал себе под нос Семенов.

Так вот почему эта курица позволяет себе кудахтать, подумал Ершов. А дядька-то ого-го.

– Пожалуй выберу тот день, когда курс моих акций вырос в пятнадцать раз.

– Ну теперь можете смело сдвигать это событие на второе место в вашем рейтинге счастья.

– Да? И почему же? – Семенов смешно заерзал на диване, как ребенок, ожидающий раскрытия упаковки с подарком.

– Потому что ваш самый счастливый день сегодня.

– Ух ты! И это как-то связано с вашим визитом?

– Именно!

– Поясните же, молодой человек. Я весь в нетерпении!

Андрей придвинулся к Семенову и посмотрел ему в глаза.

– Я пришел к вам не с бизнес-планом, Евгений Семенович, – голос Ершова понизился почти до шепота. Не с ворохом креативных идей и не с компроматом на ваших партнеров.

– Ну а зачем же? Зачем? – будто принимая некой игры, прошептал Семенов.