Ольга будто почувствовала происходящее и как-то резко успокоилась.

– Все нормально, – шепнула она. – Я в порядке.

Я отпустил ее плечи.

– Что это было? – недовольно спросила Лида.

Эх, знать бы. Я сел на табурет, достал сигареты и закурил. Жадно глотая горький дым, пытался привести мысли в порядок. Хорош спаситель. Размяк как тряпка.

– Эй, ребят, – подала голос Оля.

– Что? – в унисон спросили мы с Лидой.

– А может все-таки водка есть?

Кирилл обвел взглядом многочисленные ряды прихожан, глаза которых были направлены в его сторону. Никак не меньше полусотни, подумал священник. Пятьдеся истинно верующих душ, пришедших совершить великое таинство.

Хлеб и вино. Сие есть тело мое, сие есть кровь моя. Так завещал Христос.

Со времен апостолов и по сей день это было одним из самых важных богослужений. Божественная литургия. Сколько раз он уже проводил ее. Но сегодня особый день. Сегодня все будет по другому. Многовековой неизменный обряд пойдет не по плану. И все ради высшей цели. Той, ради которой Кирилл и появился на свет. Той, к исполнению которой его вел Господь.

Проскомидия, первая часть таинства, подходила к концу. Вино смешали с водой, просвиры подготовили. Впереди была литургия оглашенных. На ней еще могли присутствовать не только крещеные, но и готовящиеся ими стать.

Диакон, стоявший рядом, ступил на возвышенную площадку перед иконостасом, именуемую амвон и громко сказал:

– Благослови, Владыко!

– Благославенно царство отца и сына, и святого духа, ныне и присно, и во веки веков, – затянул Кирилл, прославляя Святую Троицу.

Певчие отозвались привычным «аминь», а диакон забурчал под нос великую ектению. Пока все было как всегда. Идеально.

Продолжились песнопения и чтения.

В конце этого этапа священнник должен был помянуть родных и близких молящихся по именам на оставленных записках, а потом препроводить некрещеных из храма. Так как на литургию верных, финальную стадию, они не допускались.

Но вместо этого Кирилл решительным шагом двинулся к выходу. Прихожане расступались, удивленно глядя на духовного отца. В доме божьем воцарилась тишина. Кирилл добрался до дверей и остановился. Постоял несколько секунд и резко обернулся. Так, что ближайшие люди непроизвольно отступили назад.

– Запомните, братья и сестры, – провозгласил он громко, оглядывая с теплотой и нежностью лица, многие из которых стали почти родными. – Все это для высшего блага.

Верующие непонимающе переглядывались. Некоторые вопросительно смотрели на диакона, но тот лишь недоуменно пожимал плечами.

Кирилл распахнул створки высоких дверей храма и в невинность обряда ворвался город со всеми своими мирскими звуками и какофонией.

Священник вышел на улицу и оказался на площадке, вместе с храмом обнесенной невысоким решетчатым забором.

– Что, служба закончена? – вопрошали внутри.

– Может ему плохо стало?

– А нам что делать?

– Тише, тише, – попытался всех успокоить диакон. – Сейчас отец Кирилл вернется и литургия продолжится.

Несколько самых любопытных выглянули наружу.

– А его здесь нет, – крикнул один из них.

– Как?

– Да вот так. Он ушел.

– Ну что, расходимся?

– Как-то не по божески таинство прерывать. Может священник с ума сошел? – заметил кто-то.

– Да как вы смеете? – не преминули упрекнуть его. – Отец Кирилл великий человек. Если он что-то делает, то так угодно Господу. Просто нам понять не…

Непонятно, что произошло первым. Оглушающий звук взрыва, от которого в ближайших домах повылетали стекла или обрушение стен, хоронивших под собой приверженцев православного культа. Никто из находящихся в храме так толком и не понял, что произошло. Взрывчатка была настолько мощной, что практически в считанные секунды сложила здание как карточный домик.

Это было основное условие отца Кирилла. Он не хотел, чтобы его прихожане мучились.

– Вас неплохо разрекламировали, – сказал Максим Константинович, протягивая руку Андрею.

– Постараюсь оправдать рекомендации, – Ершов ответил на рукопожатие.

– Любезности, любезности, – проворчал Семенов. – Давайте к делу уже.

– А как же ужин?

– Потом поужинаем.

– Вот за что не люблю тебя, Женя, – проворчал Сергеев, – так это за суету твою.

– Ты подожди, – хихикнул Семенов. – Сейчас ты тоже засуетишься.

– Вот как? – Сергеев удивленно выгнул бровь. – Это как-то связано с вами, молодой человек?

– Непосредственным образом.

– Ну что же интригу вы внесли. Горю от нетерпения. Пройдемте в мой кабинет.

Они вошли в огромный трехэтажный дом.

– Зачем тебе одному такая громадина? – Евгений Семенович обводил взглядом невероятных размеров холл.

Холл был сквозным в высоту и пронизывал закручивающуюся вдоль стен винтовую лестницу до потолка, с которого, доставая до уровня пролета второго этажа, свисала люстра. Ершову на мгновение даже стало страшно, что сейчас этот хрустальный монстр рухнет вниз, не выдержав тяжести сотен плафонов.

– Ты каждый раз об этом спрашиваешь, – заметил Максим Константинович. – А между тем офис у тебя тоже не образец минимализма.

– Не обращай внимания, Андрей, – шепнул журналисту Семенов. – Дружеские подколки.

– Я понимаю.

На третий этаж они поднялись по лестнице, хотя Андрей не удивился бы окажись в стене скрытый скоростной лифт. Лестница казалась небольшой, но это только в сравнении с холлом. На одной ее ступеньке в ряд могли поместиться человек пять, а еще один устроился бы на перилах, ширина которых больше подходила санно-бобслейной трассе.

Дорогое дерево, позолота, редкий антиквариат. В этом доме отовсюду веяло богатством. Ершов решил, что хозяин слегка пересек границу, где роскошь становится вульгарностью.

И еще камеры. Они были везде. Вмурованы в потолок, прикреплены к стенам. Куда бы не падал взгляд, он упирался в кругляшок объектива.

– Вас что-то смущает? – спросил Максим Константинович, заметив как Андрей озирается вокруг.

– Нет, что вы? Просто любуюсь вашим чудесным домом.

Кабинет располагался в самом конце левого крыла и представлял собой скорее гостиную. Ни письменного стола, ни шкафов с документами и книгами не наблюдалось. Вместо этого был камин с расставленными перед ним креслами и невысоким столиком со спиртными напитками.

– Это кабинет для встреч с близкими друзьями, – пояснил Сергеев, сделав акцент на слове «близкие» и жестом пригласил гостей садиться. – Чего-нибудь выпьете?

Ершов отрицательно помотал головой, а Евгений Семенович изъявил желание пригубить коньяка. Максим Константинович плеснул в два бокала из какой-то пузатой бутылки и один из них протянул компаньону.

– Ну-с, слушаю.

– Вы красивый мужчина, Максим Константинович, – сказал Андрей.

– Не понял.

– Нет, нет, – рассмеялся Ершов. – Вы не о том подумали.

– Слава богу, я еще не успел ни о чем подумать, – покачал головой Сергеев.

– Он издалека заходит, – улыбнулся Семенов. – Журналист, что с него взять?

– Вы журналист? – изумился хозяин дома и недоброжелательно посмотрел на партнера.

– Практически бывший, – поспешил успокоить напрягшегося Сергеева Андрей. – Успокойтесь. Я не пишу о вас статью и не собираю подноготную о личной жизни.

– Это хорошо. Потому что в ином случае пришлось бы вас убить.

Почему-то на шутку это похоже не было.

– Так я продолжу? – спросил Ершов после непродолжительной паузы.

– Давайте. Сыпьте комплиментами.

– Я всего лишь имел в виду, что вы наверняка пользуетесь успехом у женщин. Да и слухи о ваших похождениях…

– Аккуратно, молодой человек. Вы вступаете на опасную территорию.

– Да задолбал ты, Максим, – не выдержал Семенов. – Дай парню договорить.

– Твой парень не говорит ни черта, а только сопли размазывает.