— Не отвертишься ты от извинений, — довольно вставил Ивашка, улыбаясь до ушей. — И ничего с твоей честью не будет. Нельзя испортить того, чего нет. Гы-гы-гы!
Они с сестрой зашлись в гогочущем смехе, окончательно взбесившим меня. Гнев ударил в голову, а руки сжались в кулаки.
— Да ты хоть знаешь, что такое честь⁈ Может, по буквам произнести⁈ Это когда об тебя ноги не вытирают! Незнакомое чувство, да⁈ — заорал я, наступая на братца. Тот побледнел, попятился и споткнулся об завернувшийся уголок ковра. И так смачно грохнулся на задницу, что чуть не сломал доски пола. — Вот о чём я и говорил. Ты чего упал? Что б ноги об тебя сподручнее было вытирать?
— Не-е-ет, — пролепетал хлопающий зенками Иван и покосился на обомлевшую Фроську.
А та истерично заголосила, подскочив на кресле:
— Да что… да что ты себе позволяешь? Совсем мозги стали набекрень⁈ Ты знаешь, что я с тобой сделаю⁈ Таких тумаков надаю, что на год вперёд хватит! И посмей только тронуть меня! Хоть пальчиком коснёшься в ответ, так я матушку заставлю тебя из дому выгнать!
Я скрипнул зубами и вперил в неё исходящий бешенством взгляд. Она сразу же ойкнула и захлопнула варежку, напоминая огромную перепуганную розовую свинку. Кажется, еще чуть-чуть и она обдуется.
— Миша, пойдём, — горячо прошептала мне в ухо сестра, схватила за руку и потащила прочь. — Не трогай их. Ты и так лишнего уже наговорил. Они же тётушке наябедничают, а она… да ты сам знаешь.
— Пошли. А то меня еще чего доброго в тюрьму швырнут за жестокое обращение с животными, — саркастично сострил я, вместе с Марией вышел из холла и двинулся по коридору, ведущему в гостиную.
Сестра шла рядом, взволнованно кусая губки. И я решил успокоить её.
— Да не переживай ты так. Пусть ябедничают. Тётка нам уже не так страшна. Ведь появился противовес в виде дядюшки. Он теперь по мере сил будет защищать нас.
— Но перегибать не стоит.
— Не стоит, — согласился я и сердито продолжил: — А Миронов этот, говнюк, решил с другой стороны зайти. Чует, что может не справиться со мной. Вот и давит через самое слабое звено.
— Что же нам делать, Миша? — уныло выдала сестра.
— Придумаю чего-нибудь, — обнадёжил я её и услышал истошные женские крики, несущиеся из гостиной. Там тоже шла ссора. Кажись, сегодня ругань — популярное занятие.
— … Житья мне не даёшь! — верещала бабка Авдотья. — Скорей бы уже помереть! Авось в Ад попаду! Там-то уж точно компания будет повеселее, чем на небесах! И уж тем более много веселее, чем в этом узилище, где спиртное — первостепеннейший грех!
— Ты мне уже все нервы истрепала! — пронзительно взвыла тётка Клавдия.
— Может, не будем им мешать? — прошептала сестра, косясь на дверь гостиной.
— Да давай зайдём, — махнул я рукой и открыл дверь.
Тётка сжимала кулаки около накрытого скатертью стола. И её худое, костистое лицо могло похвастаться насыщенным красным цветом, затопившим даже шею и ключицу. Её плоская грудь бурно вздымалась, будто ей не хватало кислорода, а глаза потемнели от избытка эмоций.
Бабка же сидела около камина в кресле-качалке, трясла спицами да пряжей и хрипло орала, как гигантская престарелая ворона:
— Петлю! Петлю себе вяжу! На люстру накину и повешусь!
— Да что ты такое говоришь⁈ — ахнула Клавдия. — Побойся бога!
— А я своё уже отбоялась! Верни портвейн, воровка! Куда ты его спрятала⁈
— Да подавись! В кладовке он, за ведром со шваброй!
— Ага! Восторжествовала-таки справедливость! — победно заорала бабка, с необыкновенным проворством вскочила с кресла-качалки и вихрем пронеслась мимо нас с сестрой.
— Не дом, а дурдом, — тяжело выдохнула тётка, посмотрела на нас с Марией и злобно просипела: — Ещё и вы навязались на мою голову. Что ты устроил в университете, болван⁈ И не смей мне лгать!
Я мрачно глянул на тётушку и скупо поведал ей о том, что Миронов натворил в доме Ветровых, а потом рассказал о нашей с ним стычке в универе.
На тётку совсем не произвёл впечатления тот факт, что Миронов пытался облапить мою сестру. Она пропустила его мимо ушей и строго отбарабанила, грозя мне костлявым пальцем:
— Мне плевать кто прав, а кто виноват. Завтра же перед ним извинишься! И что это на тебе надето⁈ Ветров дал поносить?
— Нет, купил, — начал я и снова выдал сказочку о том, как выиграл в лотерею.
— Да чего же ты деньги-то домой не принёс⁈ — выдохнула тётушка Клавдия, разинув желтозубый рот. — Уже, небось, все просадил, негодник?
— Всё потратил на нужные вещи: книги, одежда, — хмуро произнёс я, не желая давать этой склочной дамочке ни рубля. — Или вы считаете, что книги годны лишь на то, чтобы камин разжигать?
— Поговори мне еще тут! — рявкнула она, сверкая злыми глазами. — И впредь чтобы всё до копейки приносил мне! А сейчас… сейчас отправляйся на чердак да приберись там. И Машку возьми. Вы оба наказаны! Неделю будете драить дом, а на улицу — ни-ни! И только попробуйте меня ослушаться! Ишь чего удумали… мы их, значит, поим, кормим…
Она завела свою излюбленную песенку, которую я выслушал с каменным лицом, думая о том, что мы с сестрой с лихвой отрабатываем все потраченные на нас деньги. Белоснежка столько не трудилась, сколько мы с Марией.
— … На чердак! И забери наконец-то свои очки у Ветрова, раззява! — наконец-то закончила орать тётка.
— Всенепременно, а вы пока отдохните. Вдруг еще на кого-то кричать придется, а у вас сил нет? — фальшиво обеспокоенно сказал я, выходя из гостиной.
— Без тебя разберусь! — долетел до нас с сестрой крик тетушки.
— Миша, не перегибай, — мрачно напомнила Мария, уже стоя в коридоре.
— Пытаюсь.
Сестра осуждающе посмотрела на меня, после чего мы добрались до наших комнат и быстренько переоделись. Потом взяли швабры, ведра и поднялись на чердак.
Естественно, я прихватил с собой купленную сегодня книгу, кое-чего рассказывающую об ангелах и демонах. Мне страстно хотелось поскорее познакомиться с её содержимым.
Я зажёг единственную тусклую лампу, уселся на пылящуюся в углу шкуру медведя и раскрыл книгу.
Сестра недовольно посмотрела на меня и мрачным взором окинула чердак. Хлама тут хватало. Настоящие залежи. Жадный дядька не выбросил даже сломанные санки и старый полированный сервант, покрывшийся миллионом трещин.
— Одна я тут буду до утра убираться, — с намёком сказала Мария, засучив рукава домашней рубахи.
— Да брось ты эту швабру. Есть же старая добрая чёрная магия, — усмехнулся я, не отрывая любопытного взгляда от страниц книги. — Мы проделаем тот же трюк, что и в кухне. Заклятие «очищение». Ты главное ведром погромыхай. Пусть тётка думает, что мы здесь убираемся.
— Ты лучше не называй руны чёрной магией, а то мало ли что… — произнесла повеселевшая сестра и с явным удовольствием бросила на пол швабру. — Раз уж у меня появилось свободное время, то я, пожалуй, помедитирую. Вот только где бы присесть?
Она брезгливо осмотрела пол, сняла с торчащего из стены гвоздика драную курту и бросила её около стены. Уселась на неё, привычно закрыла глаза и приняла позу лотоса.
А я продолжил читать. И читал я очень быстро. Сказывался опыт. Да и многие главы можно было тупо просматривать по диагонали, так как они не несли ничего полезного для меня. Однако кое-что любопытное мне всё же удалось вычитать. И эта инфа заставила меня покрыться холодным потом.
— Маша-а-а, — позвал я сестру, облизав губы.
— Чего? — приоткрыла она левый глаз. — Вычитал что-то интересное?
— Ага. Если верить книге, то существует некий Эфир — мир, где обитают бесплотные существа: демоны, ангелы, бесы и прочие твари. И в этом мире имеются два противоборствующих царства: Ад и Рай.
— Хм, действительно интересно, — открыла она и второй глаз. — Надеюсь, это ещё не всё?
— Угадала. Все существа Эфира стремятся попасть в мир, вроде нашего, поскольку они питаются эмоциями людей. Для них наши эмоции как наркотик. Они их весьма бодрят и даже позволяют быстрее развиваться. Представляешь? Ангелы пожирают положительные эмоции, направленные на человека, в чьём теле они находятся. А демоны — отрицательные, — хрипло закончил я, сложив два плюс два.
