— Ты не обязана этого делать. — Мое горло сжимается и болит. — Ты не…

— Я знаю. — Она облизывает свои губы, мягкие, полные и розовые, и мой член снова дергается. Я беспомощно стону, все мое тело пульсирует от желания. Когда она протягивает руку, ее пальцы обхватывают мой член, звук, который исходит от меня, почти животный.

— О боже… о боже… — стону я, моя спина выгибается дугой, голова откидывается на подушки, руки бесполезно опущены по бокам. Все мое тело напрягается, когда ее рука сжимается вокруг моего ноющего члена, удовольствие от ее прикосновений не передать словами. — Потрясающе, блядь, ох…

— Я не знаю, как… — Она снова прикусывает губу, ее рука медленно опускается к основанию моего члена, упирается в мои полные и ноющие яйца и возвращается обратно. Ее пальцы касаются головки, и я издаю сдавленный стон. — Я причиняю тебе боль?

— О боже. Нет. — Я почти улыбаюсь сквозь очередной стон, когда ее пальцы дразнят головку моего члена, поглаживая и прикасаясь к чувствительной влажной плоти под ней. — Боже, Ноэль, это так чертовски приятно…

Я едва могу говорить, слова вырываются сдавленными толчками, когда я снова стону. Удовольствие захлестывает меня, напрягая каждый мускул в моем теле, и это причиняет боль, но не настолько, чтобы пробиться сквозь экстаз от прикосновения ее руки ко мне. Я никогда в жизни не думал, что простая неопытная мастурбация может быть такой приятной. И все же, в этот момент я бы не променял руку Ноэль на своем члене даже на то, чтобы вернуться в ту комнату со связанными, позирующими женщинами на вечеринке Кайто.

К моему внезапному стыду, я не уверен, что променял бы ее даже на Анастасию.

Мои глаза горят при этой мысли, горе на мгновение сменяет удовольствие. Я никогда не желал никого другого с тех пор, как потерял ее, и все же, именно в эту секунду я не хочу никого и ничего другого. Ноэль выглядит красивее, чем все, что я могу вспомнить. На ней мятые пижамные штаны и майка, волосы растрепаны на макушке, зубы впились в нижнюю губу, как будто она на чем-то сосредоточена. Пока я не могу вспомнить ничего более красивого. Ее глаза широко раскрыты и устремлены на мой член, в то время как ее нежная рука поглаживает меня, теперь немного увереннее, и я до самой глубины души желаю, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

Я думал, что попал в ад, но каким-то образом проснулся на небесах.

Я должен сказать ей, чтобы она прекратила. К горю присоединяется чувство вины, оттесняя часть неописуемого удовольствия. Это похоже на предательство Анастасии, моей любви к ней, и все же… Она в Бостоне, с Лиамом. Наверное, принимает его член в себя каждую ночь. Она не думает обо мне. Так почему я все еще думаю о ней?

Я не должен позволять Ноэль делать это. Я не должен лишать ее невинности еще больше, даже если она предлагает, делает это добровольно, и все же…

Красивые вещи не предназначены для использования.

Но я не использую ее. Ее рука снова гладит мой член, вызывая во мне еще одну дрожь удовольствия, и мысль приходит ко мне ясная, как день. В данный момент я не мог заставить ее что-либо сделать, слишком слаб и беспомощен, чтобы заставить ее прикоснуться ко мне, и все же она все равно решила это сделать.

Я старался не прикасаться к своим питомцам. Я не подвергал ни одну из них своей похоти, пока Ана не набросилась на меня. Я пытался не поддаваться никому, но ни один из способов не удерживал никого из них. Прикасался я к ним или нет, брал их в свою постель или нет, все они уходили.

Кажется, это не имеет значения. Но Ноэль осталась. Почему?

Я не могу заставить себя остановить ее. Ее рука снова скользит вниз, ненадолго отрываясь от моего члена, чтобы обхватить мои яйца, и я снова беспомощно стону. Ее пальцы слегка поглаживают меня, снова скользят вверх, чтобы обхватить мой член, поглаживая теперь более уверенно, и я чувствую, как пульсирую в ее кулаке, так близко.

Я не хочу кончать. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Так хорошо? — Ноэль смотрит на меня, ее глаза широко раскрыты и полны беспокойства. — Я никогда… так что я не знаю…

— Это невероятно, — выдавливаю я. — Я не могу описать… о боже. Это так хорошо, черт возьми.

Я стону, мои бедра вздрагивают под ее прикосновениями, и она нежно кладет левую руку на мою тазовую кость, смещаясь. Ее прикосновения кажутся почти нежными, успокаивающими и в то же время доставляют мне самое сильное сексуальное удовольствие, которое я когда-либо испытывал в своей жизни. Ее рука вокруг моего члена сжимается, как будто удерживая меня там, а затем, к моему шоку, она наклоняется и высовывает язык, скользя им по головке моего члена.

Все мое тело дергается, содрогаясь.

— О боже, Ноэль! — Я вскрикиваю, мои руки невольно сгибаются, и боли, пронзающей мои руки, почти достаточно, чтобы перекрыть удовольствие, но не совсем. Ее язык снова скользит по мне, теплый и влажный, и мои бедра беспомощно дергаются вверх, еще сильнее прижимая мой член к ее языку. — Блядь, блядь, дерьмо — я ругаюсь по-английски и по-французски одновременно, слова срываются с моих губ, и она поднимает на меня взгляд. Одного взгляда ее широко раскрытых глаз, отрывающихся от моего члена, достаточно, чтобы поток предварительной спермы потек с моего кончика, и когда она слизывает ее, я чувствую, как мои яйца предупреждающе сжимаются.

— Я просто хотела узнать, какой ты на вкус, — шепчет она, ее губы и язык все еще касаются меня. — Мне это нравится…

— О… Я чувствую, как первая волна проходит по мне, дрожь удовольствия пробирает меня до костей. — Черт возьми, Ноэль, я собираюсь… я не могу остановить это, я…

Ее глаза расширяются, когда она понимает, и я ожидаю, что она отстранится, даже перестанет прикасаться ко мне вообще. Но пока я смотрю на нее сверху вниз, содрогаясь от самого сильного удовольствия, которое я испытывал за последние месяцы, а по ощущениям, гораздо дольше, чем даже это, она берет в рот первые несколько дюймов моего члена, ее губы сжимаются вокруг меня, и она начинает сосать.

Она сосет и гладит одновременно, сбиваясь с ритма, так неловко, как и следовало ожидать от любого первого раза, но я едва замечаю. После нескольких месяцев отсутствия прикосновений к женщине, месяцев мучений себя отказом в освобождении, тепла ее рта и посасывания ее губ, давления ее руки, кажется, что все это может убить меня от интенсивности удовольствия. Я дергаюсь и содрогаюсь под ее прикосновениями, не в силах ни за что ухватиться, звуки, исходящие от меня, что-то глубокое и первобытное, когда я начинаю кончать, сильнее, чем когда-либо на моей памяти за последнее время.

И она не останавливается.

Она продолжает сосать, лизать, поглаживать, пока моя сперма струится по ее языку, в ее рот, и я чувствую, как она глотает. Я чувствую, что могу упасть в обморок от чистого удовольствия, когда мои бедра дергаются вверх, толкаясь в ее рот, оргазм захватывает меня настолько полностью, что я ощущаю его своими зубами, костями, самой душой. Я продолжаю кончать, наполняя ее рот снова и снова, и она глотает все до последней капли. А затем, когда Ноэль отрывает свой рот от моего члена, она обводит его языком, слизывая все до последней частички, очищая меня от моего оргазма.

Она откидывается на пятки, отпуская мой член, поглаживая мои бедра, ее пальцы пробегают по моей коже. Я вижу румянец на ее щеках, ее учащенное дыхание, и крошечный намек на мою сперму на ее нижней губе, белую жемчужинку в уголке. Стыд захлестывает меня, горячий и густой, и слезы наполняют мои глаза. Я не заслуживаю этого. Я не заслуживаю жизни. Я не заслуживаю удовольствия.

Почему она не дала мне умереть?

— Иди. — Слово выходит хрипло. Я хочу свернуться калачиком, но не могу даже пошевелиться. Оргазм отнял у меня последние силы, и я вообще не могу пошевелить руками. — Пожалуйста, просто оставь меня в покое…

Ноэль издает тихий вздох.

— Александр…

Звук моего имени на ее губах, умоляющий за меня, ранит меня до глубины души.