За звонкими этими речами сложно было разглядеть факты. Пауль освободил Уэймар – как и было предсказано. Но сколько войск у него, куда они движутся?.. Виттор собрал Абсолют и стал бессмертным – да, следовало ждать. Но как действует Абсолют, что дает на поле боя?.. Иона должна быть жива – иначе молва сообщила бы о ее гибели. Но каково ей теперь? Мечта Виттора сбылась, он пришел к своей цели – проявит ли теперь хоть каплю доброты? Или станет мстить жене за прошлую обиду?..
Одна деталь блестела так ярко, что пробила покров мглы. Женщина Гной-ганты предала его и попыталась убить. «Смерть слишком сладка для нее», - сказал Гной-ганта и подверг изменницу каре более страшной, чем самая жуткая гибель.
Эрвин понял, кого зовут женщиной Гной-ганты. Он также знал, что для нее страшнее смерти. Когда-то они лежали в обнимку, а за окном вспыхивали кометы снарядов. Ветер врывался сквозь выбитые стекла, свистел по темным коридорам дворца. Она жалась к нему всем телом, пытаясь согреть - из них двоих Эрвин больше страдал от холода. Он спросил:
- Тебе страшно?
Она прошептала:
- Конечно, нет. Мы оба не боимся смерти... А хочешь знать, чего я боюсь?
Потом она сказала. Это было признанием в любви: она доверила ему тайну – свой самый большой страх.
- Милорд, вам будет любопытно…
Эрвин с трудом вернулся в явь. Он сидел в своем шатре, тер красные от бессонницы глаза. Стояло раннее утро. Обри наливал чай и говорил:
- Только послушайте! Кайр Джемис решил, будто леди Нексия уже сдалась. Купил на базаре ожерелье с жемчугом и…
- Кайр Обри, - сказал герцог Эрвин София Джессика, - слушай мою команду.
- Да, милорд.
- Поймайте зайца, поднимите ему уши и подробно расскажите все новости о Джемисе с Нексией. Затем встаньте посреди лагеря и громко объявите: милорду плевать на приключения Джемиса. Не смейте лезть к милорду с этой дрянью. Ему плевать, сожри вас тьма!
* * *
- Это еще ерунда, - сказал отец Давид.
И все тут же обернулись к нему, поскольку никто, наделенный душою, не назвал бы это зрелище ерундой.
Две узкие речушки, сливаясь воедино, отсекали треугольный кусок земли. С двух сторон подточенный водой, он превратился в плоскогорье, окруженное обрывами. Все это плоскогорье – насколько можно было видеть, привстав в стременах, – занимали скульптуры. Сотни скульптур… а может, тысячи… или десятки тысяч.
Все они – по крайней мере, там, куда доставал взгляд – изображали воинов. Но этим фактом исчерпывалось единство. Одни были пешими, другие конными. Одни в человеческий рост, другие – богатыри по семь-восемь футов, третьи – исполины ростом с трехэтажный дом. Одни вздымали мечи и разевали рты в безмолвном боевом кличе; другие стояли навытяжку, словно часовые; третьи целились копьями в грудь неведомого врага. Четвертые лежали, опрокинутые временем. Под чьими-то ногами оползла земля. Кто-то рухнул в реку, выронив оружие. Кто-то пошел трещинами в зимнюю стужу, лишился рук и головы. Кто-то… Еще кто-то… Святые боги, им просто не было числа!
И каждая скульптура, вплоть до самой захудалой, имела в себе хоть немного железа. Простые бойцы были сложены из камня, но клинок меча все же блестел сталью. Вернее - блестел шесть веков назад, а теперь обратился в бурую гниль. Более славные воины имели гранитное тело, закованное в железные доспехи. Ржавчина сточила шлемы, проела кирасы, залила багрянцем щиты. Хуже прочих была участь лордов и героев. Их скульптуры были сработаны из железа целиком. Когда-то они поражали роскошью, сиянием слепили глаз. Когда-то казалось: более славных героев не носила земля! Когда-то… Когда-то… Теперь их трупы, насквозь проеденные ржавчиной, разваливались в куски. Отпадали руки, откатывались головы. Клинки, державшие в трепете целые народы, сгнивали в траве и расплывались рыжей грязью…
Наверное, каждый из ста семидесяти воинов отряда подумал о вечном. Спросил себя: как быстро сгниет его собственная вечная слава? Как скоро истлеет нетленная память? Как лживы, сожри их тьма, слова: герои не умирают?! Конечно, умирают. Гниют, покрываются ржавчиной, превращаются в грязь, труху, забвение…
- Это еще ерунда, - сказал отец Давид.
Таким гневом отдались его слова, что кайры не решились ответить, дабы не сорваться на брань. Только герцог сказал:
- Перед нами кладбище великих воинов. Своею доблестью и отвагой они одолели всех врагов, кроме времени. Столетья стерли их в пыль, как когда-нибудь сотрут и нас. Это очень печально, отче. Ради всех богов, где вы увидели ерунду?
- Ох… - Давид совсем потерялся. – Простите, милорд. Простите, славные кайры… Я имел в виду лишь одно: у этого кладбища есть секрет, пока еще не раскрытый никем. Кто найдет его, тот постигнет истинную суть Ржавых Гигантов.
- И в чем секрет, позвольте узнать?
- Говорят, милорд, среди этих скульптур есть три особенных – самых древних. Три первых гиганта были сотворены не людьми, но богами. Они пришли сюда, чтобы научить людей обрабатывать железо и верить в солнце, сделанное из металла. Эти гиганты и сами были выкованы из железа. Меченосцы поклонялись им, как богам. Но потом стальные великаны умерли – застыли без движения. Ради их славы меченосцы построили свою империю, прославлявшую железо. А вокруг мертвых тел кумиров создали кладбище.
- Стало быть, в центре этого погоста находятся три самых древних скульптуры?
- Неизвестно, в центре ли, да и есть ли они вообще. Милорд, это только легенда. Никто пока еще не нашел тех первых великанов. Их очень сложно различить среди десятков тысяч других.
- А как они выглядят? – спросила Нексия.
После того, как ненароком послужил сводней, отец Давид побаивался говорить и с Нексией, и о ней. Он глянул с вопросом на герцога, тот кивнул, и лишь тогда Давид ответил:
- Неизвестно, миледи: никто их не видел. Но говорят, что первые гиганты не ржавеют.
- Тогда почему их не нашли? Блестящую фигуру легко заметить.
- Да потому, что их не существует, - усмехнулся Шрам. – Шаваны верят в любую ерунду: быков, коней, червяков…
Джемис возразил:
- Меченосцы – не шаваны.
Нексия помедлила и робко спросила:
- Милорд, разрешите нам поискать первых гигантов?
Эрвину претила эта затея. Кладбище меченосцев тронуло его до глубины души. Ради праздного интереса обыскивать печальный памятник – это ли не кощунство? Но робость Нексии пришлась ему по душе, да и время располагало: дело шло к закату, пора устроить привал.
- Встанем на ночлег, - решил герцог. – Часовые и дежурные остаются в лагере, прочие могут быть свободны.
Эрвин терпеть не мог то время хаоса, пока развертывается лагерь, ставятся шатры, разжигаются огни под котелками. Люди снуют туда и сюда, топчутся кони, всюду шум, куда не сунься – налетишь на кого-нибудь. Он предпочитал на этот час уйти куда-нибудь, а вернуться в готовый уже лагерь. Ввиду большой убыли войска кайр Обри служил герцогу не только телохранителем, но и сквайром. Он остался ставить шатер, а Эрвин один выехал в поле. Фитцджеральд отследил нарушение безопасности и послал с милордом пару иксов. Эрвин велел им держать дистанцию – хотелось побыть наедине с собой… и Тревогой.
За последние дни сведений не прибавилось, но хватало и услышанного под Офертом. Избранный богами бессмертный Виттор Шейланд. Новая религия. Поход на Первую Зиму. Судьба Аланис, худшая, чем смерть… Эрвин не мог повлиять ни на что. Он сам, тьма сожри, построил такой план, что лишал его любых рычагов влияния. Голуби были разосланы еще от Трезубца; рассчитан и проложен маршрут. Ничего нельзя изменить, можно только следовать плану и молиться об успехе. Стрела, - думал Эрвин. Я снова – стрела. Лечу туда, куда направлен, и надеюсь попасть в цель. А беда в том, что полет мучительно долог. Бросок на Фаунтерру занял всего два дня, это можно было вытерпеть. Но сейчас – месяцы пути сквозь туман. И уповать не на что, кроме точного расчета да слов на голубиных лентах.
