— А ты уверена, что увидела разочарование?

Лана задумалась. Она помнила все краски эмоций в его глазах, от презрительно-холодных до обжигающе-завораживающих. А еще помнила, как на долю мгновения в них отразилась горечь. Но никак не злость, скорее обреченность принятия обстоятельств.

— Не знаю, мам. Да и какая сейчас уже разница. Простой курортный роман…

— Не узнаю тебя, дочь, — мама мягко потрепала ее по голове, — и это ты, которая трудности всегда воспринимает как вызов? Которая ненавидит недосказанности и до последнего бьется за истину? Напомни мне, сколько раз ты объяснялась с Германом уже после расставания? А как вы с Таткой родителей Виолы знакомила с Максом? Не ты ли упорно пыталась доказать этим статусным людям, что лучше этого парня-работяги их дочери не сыскать мужа? Ты ради счастья подруги шла напролом. И для Татки ведь при необходимости то же самое повторишь.

— И повторю. — Улыбнулась Лана, вспомнив, как продумывала уже план побега Виолки, пока ее родители окончательно не сдались со словами: «Бог с тобой. Только потом не жалуйся — мы предупреждали». А сейчас любимый зять впрягся в их бизнес, приумножив семейный капитал, расширив сферу деятельности и уверенно заявив о семейном подряде в деловых кругах. — Только она нам такой возможности никак не предоставляет.

— А здесь испугалась, — улыбнулась мама чувствам дочери. — Перед мужчиной спасовала. Простой курортный роман, говоришь? Мне кажется, ты себя ой как обманываешь.

— Ничего хорошего из этого не вышло бы, — сдавленно прошептала Лана, устало потирая осунувшееся лицо. Звучало не убедительно. — Что бы нас ждало? Несколько дней легких отношений, а потом расставание. И горькие воспоминания. Останься я еще на пару дней, мне было бы намного тяжелее.

Лана резко села, словно встрепенувшись от тревожного сна, и уже в который раз спрятала лицо в ладонях, не желая показывать свои эмоции. Ничего не помогало. Ни переезд к родителям, ни работа — не заглушались никак чувства пустоты и одиночества. Казалось, будто черная дыра засасывала и спастись уже не было сил. Даже самовнушением нельзя было назвать все переживания, так как внушала себе Лана как раз иное: «Забыть. Не вспоминать».

— Я хочу его забыть, мам. Но не получается, — Всхлипнула Лана, пытаясь сдержать слезы. — Не могу никак. Он где-то слишком глубоко, и от этого так… больно что ли. Запрещаю себе думать о нем — и никак. Странно, правда? О Германе и не вспоминаю даже. А ЕГО не могу. Словно он уже часть меня.

Лана поднялась со своего места, обняла маму и поцеловала в щеку.

— Совсем я тебя загрузила, да?

— Не выдумывай. Ты выговорилась, а я хотя бы узнала, что же тебя так тревожит. Помочь тебе, увы, только ничем не смогу. Остается надеяться только на Татку с ее неугомонностью. Я даже и возражать не стану, если она сумеет тебя вытащить куда-нибудь развеяться.

— Она уже свозила меня развеяться, — не смогла не съязвить Лана, но хоть улыбнулась искренне.

— Клин клином вышибают, — развела руками мама.

— Этот клин тяжело вышибить. Не обижайся, мам, но я в ближайшее время съеду от вас. Не ищи никакой причины, дело не в вас с папой, а во мне. Сниму квартиру в доме с хорошей охраной, мне теперь это по карману. На работу Герман ко мне не сунется, не совсем дурак. А прятаться от него, словно жертва, я не хочу больше. Не дождется.

— Уверена? — Понимая, что переубедить дочь не удастся, мама лишь расстроенно покачала головой, давая понять, что приняла ее решение, хоть и не одобрила.

— Нет. Но я знаю, так будет лучше.

Говорят, нужно выговориться, чтобы стало легче. Не стало. Может оттого, что о самом главном Лана предпочла умолчать — о том, что это любовь?

Поначалу долгое отсутствие новостей от Германа настораживало. Как-то не очень на него похоже. Но жизнь в постоянном напряжении уже вошла в плохую привычку. Лана перестала вздрагивать от каждого шороха за дверью, перестала бояться любой тени. Вся ее осторожность была доведена уже до автоматизма. Гребаного автоматизма, когда разум уже просто не осознавал опасности, сведя ее к незначительному внешнему раздражителю, приносящему лишь крайнее неудобство, но с которой все же необходимо было считаться. Когда чувство тревоги сменялось лишь пугающей апатией, потому что внутри что-то надломилось и потерялась какая-то важная часть себя, без которой, как оказалось, жизнь стала пресной и скучной.

Пустота внутри ничем не заполнялась. Хоть и с огромным трудом, но Лана заставила себя забыть волнующий образ и даже имя своего искусителя. Переболеть и забыть — так лучше. И пусть было нелегко и больно, но она смогла уверить себя в том, что все получилось.

Жизнь вернулась в прежнее русло. Только вот чего-то не хватало.

— Лана Георгиевна, — секретарь оторвалась от заполнения бумаг и повернулась к вошедшей шатенке, улыбнувшись в знак приветствия, — вас Рассказов к себе вызывал. Просил сразу же передать, как вы появитесь.

— Да? — Лана даже на мгновение остановилась, сверилась с часами на своем запястье, задумалась и, не найдя никаких веских аргументов, по которым ее мог бы вызвать к себе заместитель директора по безопасности в столь раннее время, кивнула. — Хорошо. Сегодняшнее совещание в одиннадцать в силе?

— Генеральный просил перенести на час позже.

— Ай, у меня в два сделка, совсем мало времени останется. Ладно, разберусь.

Быстренько заскочив в свой отдел, жизнерадостно со всеми поздоровавшись, Лана на ходу наполнила чашку свежесваренным кофе и прямо так направилась в другой конец огромного коридора, где располагалось управление собственной безопасности. Его секретарь сразу же провела в кабинет, где начальник оживленно с кем-то беседовал по телефону.

— Сергей Геннадьевич, вы просили зайти? — негромко спросила Лана, понимая, что если ее не попросили переждать за дверью, а сразу провели, значит, дело совсем уж серьезное.

— Да. — Мужчина жестом пригласил ее занять кресло напротив. Все это время он не сводил с нее изучающего взгляда, отчего стало даже неуютно.

Лана мало знала этого человека, как-то не представлялось возможности работать вместе над одними вопросами. Ее стезей была правовые сделки, юридическая безопасность. С безопасностью аналитической и физической она не сталкивалась, хотя в ведении этого управления был персонал информационного отдела, вся охрана и даже водительский персонал, который, как догадывались многие сотрудники фирмы, тоже был из числа охраны.

Лана совершенно не тушевалась под бесстрастным взором сурового немногословного мужчины — ей нечего было бояться, так как в его подчинении она не находилась. А вот посмотреть на грозного Рассказова во время его работы было интересно. Ходили слухи, что в свое время он работал в силовых структурах, а уже после выхода на заслуженный отдых занял место руководителя управления безопасности. Наверняка, не по простому резюме из всеобщей базы данных соискателей.

— Лана Георгиевна, не будем разводить тягомотину, сразу перейдем к делу. — Едва только закончился разговор по телефону, Рассказов сразу же переключился на свою посетительницу. — Копает кто-то под тебя.

Лану даже не смутила такая фамильярность от малознакомого человека. Не до того было уже.

— Что значит, копает?

— То и значит. Информацию на тебя собирают. Ребята засекли попытку взлома твоих данных. Мы пробили — все сплошь московские адреса, но они ни о чем. Работают явно хорошие специалисты.

Холодный светло-серый взгляд оценивающе скользнул по ней.

— Вспоминай, какие дела сейчас в работе и где могут быть проблемы.

Лана задумалась. Было у нее несколько проблемных дел, но раньше даже в голову не могло прийти, что по ним кто-то будет работать в отношении ее персоны. Верилось в это с трудом — не стоили те вопросы таких усилий.

— Геннадьич, приветствую! — в кабинет без стука вошел непосредственный начальник Ланы, Холодов, и занял место напротив нее.