Вход в подпространство, конечно, возможен откуда угодно, но чем дальше от зенита или надира звезды — тем сложнее вход и опаснее полет, тем выше требования к мастерству навигатора корабля и совершенству его оборудования. Если прыгать не к целевой звезде, а сразу к одной из планет — можно либо врезаться в планету, либо выйти черт знает где, в том числе в межзвездной пустоте во многих световых годах от ближайшей системы. Корабль, который занесло так далеко, скорей всего не сможет создать подпространственный тоннель снова, что обрекает его команду на смерть от голода и навечное попадание в списки пропавших безвести: на маршевом двигателе световой год придется лететь минимум пять лет. А если до звезды десять световых лет — этот корабль уже точно никто никогда не найдет.
Именно поэтому корабли, выходящие из подпространства не у звезды, делятся всего на две группы. Первая — это те, которые хотят избежать обнаружения, то есть контрабандисты, враги, пираты и прочие нежелательные элементы, для которых огромный риск — меньшее из зол. Вторая — это корабли, у которых полет пошел по нештатному сценарию.
На лунной базе обнаружили терпящий бедствие корабль и принялись готовить спасательный челнок. Поведение корабля не вызвало больших подозрений: летит, медленно кувыркаясь, мимо луны, сразу видно, что там серьезные проблемы.
Однако в определенный момент, пролетая аккурат мимо базы и будучи будто бы случайно направленным носом в ее сторону, корабль врубил маршевый двигатель. По нему открыли огонь и моментально окончательно вывели из строя, но заданного вектора движения оказалось достаточно: корабль врезался в массивные двери ангара и повредил их. Сразу же стало ясно, что корабль по своей внутренней конструкции явно постройки цалларунга, да к тому же гружен балластом под завязку. В общем, несколько эскадрилий орбитальных аэрокосмических перехватчиков оказались заперты на собственной базе.
Вскоре неподалеку выпрыгнули из подпространства еще два тяжелых крейсера, один устремился к лунной базе, второй — прямиком к колонии, и ориентировочное время подлета — минут восемь.
— А ведь рисковали цалларунга, — заметил Касс. — Атака вслепую, они ведь не могли узнать, что их диверсия с кораблем-обманкой удалась. Пилот-тарг мог бы не справиться, я уверен, что смертника среди мозгоглазых не нашлось… Да он мог просто не выйти где надо.
— Там рядом уже болтается второй «терпящий бедствие», — хмыкнул его сородич, — и я бы поспорил, что всего кораблей таких было отправлено штук пять с малым интервалом. Два вышли, три пропали — нормальная статистика для таких выкрутасов.
— Меня больше волнует сверхтяж, который прет к нам, — сказал Леонид. — Есть подозрение, что попытается бомбить.
Синелицый офицер начал ухмыляться.
— Да пожалуйста. Над нами — цементированная керамосплавная броня с макромолекулярным внешним слоем, потом двадцать пять метров гранита, потом двадцать пять метров базальта, потом еще один такой же слой брони и только потом мы. Рельсотронами долго ковырять.
— Могут просто ядерную бомбу сбросить, и не одну, прямо перед главными воротами.
— Вообще плевать. Наш конвертерный реактор распространяет ингибиторное поле километров на двадцать вокруг себя.
— Какое такое поле?
Касс закатил глаза:
— Моя вина, друг. Не объяснил Леониду такие тонкости. В общем, конвертер заставлет топливо внутри распадаться и превращаться в энергию, даже если оно не радиоактивно, специальным «катализаторным полем», но наружу излучает «обратное» поле, ингибиторное, в пределах которого даже радиоактивные элементы распадаться прекращают. Ядерное оружие вышло из употребления не столько потому, что варварство, а больше оттого, что не работает. Чтоб ты понимал, даже небольшой реактор нашего корабля излучает ингибиторное поле километра на четыре. Вот так.
— Ладно, успокоил. Так рельсотронами точно не пробьют?
— Ну, может и пробьют, но…
И тут по всей базе прокатилась мощная вибрация.
— Твою ж мать!
— Это выстрелил наш рельсотрон, — сообщил второй сссла.
Дуэль между крейсером на орбите и рельсотронной батареей длилась минуты три. Несколько болванок с орбиты с оглушительным грохотом упали в пределах километра от рельсотронной батареи, расположенной в пятистах метрах от базы, но затем батарейная обслуга принялась за дело. Несмотря на весь свой комичный вид, артиллеристы-сафатхи быстро оправдали свой «гвардейский» статус делом: хоть попасть по крейсеру на орбите им не удалось, несколько очень близких «пролетов» отрезвили командира крейсера и заставили ретироваться на более высокую орбиту.
Собственно, обмен выстрелами при этом не прекратился, но теперь огненные стрелы с небес стали падать в круг диаметром более пяти километров, о прицельной бомбардировке базы речь уже не идет.
— Жаль, не попали, — вздохнул Леонид.
— Ну, тут дело такое, крейсер в четырех сотнях километров на орбите — мишень очень уж маленькая.
— А мы — большая, да еще и неподвижная…
— Зато нам надо всего одно попадание. Наши рельсотроны под землей и закрыты двадцатиметровой керамосплавной броней. Поразить батарею можно только через орудийный порт, и это уничтожит только один рельсотрон из четырех. Нет, у крейсера шансы совсем никакие. Меня больше беспокоит, что там высаживается из тех транспортов.
Леонид криво ухмыльнулся:
— Толпень таргов, что ж еще? Только этот номер у мозгоглазых не прокатил еще на Чоданге, где нас было восемьдесят всего. А теперь нас тут намного больше… и не только мы одни тут. Но я, конечно же, не жду, что будет легко, цалларунга явно идут ва-банк. Ладно, ты оставайся тут и следи за обстановкой, а я пойду к отряду. Штурм может начаться в любую минуту.
Тут заговорил радалгаст:
— Максимум через десять минут. Радары уже засекли десантные капсулы с орбиты. Бой будет очень жарким и быстрым… У нас в надире стоял пакетбот, и он уже ушел к ближайшей базе балларанского флота. Подмога придет примерно через четыре часа, так что цалларунга придется действовать очень быстро.
— Понятно, — кивнул Леонид. — Эх, как же невовремя улетел корабль с легатом и его управляемыми роботами… Повезло мозгоглазым, ну или расчет.
— Он летит обратно, — сообщил оператор-балларанец. — Будет через два часа, он уже был у надира и готовился к прыжку. Так что мозгоглазым как раз не повезло: у нас будет подмога.
— Крейсер может уничтожить транспорт?
Балларанец издал короткий смешок.
— Этот транспорт когда-то был линкором-носителем. Теперь вместо истребителей возит легата и его машины, но вооружение по большей части на месте. Балларанский «транспорт» или два крейсера цалларунга? Я ставлю на транспорт.
— Он сможет нас поддержать огнем?
— Напрямую — нет. Линкоры слишком велики, чтобы спускаться с орбиты в поле притяжения планеты, а самое тяжелое наступательное вооружение с него снято.
— Ну ладно, придется самим. Не в первой.
Леонид двинулся в свой арсенал и надел боевой костюм. Командующий Билорса не поскупился: «псов» оснастили лучшими персональными доспехами, какие только есть у балларан. Специально для него даже оснастили его личный костюм жесткими боевыми перчатками: как-то так вышло, что высокие технологии высокими технологиями, а три боя из четырех почему-то заканчиваются варварской рукопашной.
На выходе Леонид столкнулся с Синкаем, который собрал и привел весь их отряд и к тому же сам успел облачиться в доспех. При этом его фамильная катана — за поясом, в руках — два персональных тактических щита с силовым генератором.
— А ты куда вырядился? — удивился Леонид. — Ты даже ни разу в руках импульсную винтовку не держал.
Катана пожал плечами:
— Ясно, что не держал, клятва есть клятва.
— Ну и зачем ты приперся в таком случае?
Японец криво улыбнулся:
— Хоть я и поклялся не брать в руки оружие — но не перестал быть воином. Как говорится, самурай без меча — это как самурай с мечом, только без меча. Быть воином значит жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть. Это место, как я понимаю, очень важно для будущего всей галактики, а значит, и для Японии. И значит, если сегодня я умру — умру за Японию, как это сделали за последние двести лет многие из моего рода. И мне даже не нужно оружие — я встану в самом центре строя, в самом первом ряду, с двумя щитами и прикрою тех, кто будет стрелять. Все равно мы по части стрельбы роботам не ровня.
