Вагон покачивался, мерно отсчитывая стыки рельс. Авдотья Николаевна, пассажирка опытная, на вокзале села не в шумный моторный вагон «с рогами»⁵⁴, а в тихий прицепной. Народу в вечерней электричке было немного, и Авдотья Николаевна вольготно расположилась на подогретой скамейке. Прямо под скамейкой стоял исправно работающий обогреватель, и Авдотью Николаевну разморило после суетливого дня. С восьми и до пяти она простояла на рынке, замерзла на холодном октябрьском ветру. Утром еще дождик моросил, хорошо, к обеду распогодилось, даже солнышко выглянуло. Теплее, правда, не стало. И торговля шла через пень-колоду. За весь день всего четыре полулитровые банки продать удалось: три с солеными огурцами, одну с малиновым вареньем. Хорошо хоть, у нее проезд на электричке бесплатный, как у ветерана труда. А то бы вместо прибыли одни убытки.

В пять рынок закрылся, и она поехала к Веронике Матвеевне, односельчанке, переехавшей в город к дочери, с внуками возиться. После случайной встречи в трамвае Авдотья Николаевна почти каждый раз бывшую почтовую начальницу проведывала. Чувствовала, что та по Чугуевке родной скучает, рассказывала деревенские новости, вареньем своим угощала.

Сегодня они допоздна засиделись, Авдотья Николаевна чуть на последнюю электричку не опоздала. Обсуждали недавнее приключение Вероники Матвеевны. Если бы кто другой рассказал, Авдотья Николаевна ни за что бы не поверила. Марсианская летающая тарелка влетела в дом прямо под балконом! И ничего не сломала, и сама не разбилась. Как в такое поверить? Но ведь всей Чугуевке известно, что Вероника Матвеевна врать не будет. Ну, разве что самую малость. И видениями всякими не страдает, как покойный школьный сторож Кондратич во время запоев. Недаром столько лет почтой заведовала. На такую ответственную должность абы кого не поставят. Вот и зять с дочерью, когда в тот вечер домой вернулись, тоже сначала Веронике Матвеевне не поверили. Сами-то ничего не видели. Зять даже решил, что у тещи крыша поехала. Да только во всем доме электрические пробки ни с того ни с сего повылетали. И сосед снизу, подполковник на пенсии, на следующий день подтвердил: была «тарелка», вошла в дом между шестым и седьмым этажами и с другой стороны вышла.

Авдотья Николаевна, во время первой встречи со старой знакомой рассказывая про «тарелку», приземлившуюся около Чугуевки, не удержалась и малость от себя добавила. Не то чтобы наврала, просто сама-то ничего не видела. Как за околицей бабахнуло, она сразу в погреб залезла. Это с войны у нее такой рефлекс остался, после бомбежки под Смоленском. Так в погребе весь вечер и просидела. Уже потом из рассказов односельчан все узнала. Но на «скворечник», что у Егорыча при взрыве снесло, сходила посмотреть. Точно снесло. Агроном же, которого марсиане похитили, на следующий день объявился. Живой и здоровый. И никто его не похищал, просто пошел человек на рыбалку и принял, как водится, «мерзавчик»⁵⁵. Всю ночь проспал под лодкой, ничего не слышал.

Так что увиденное бывшей почтальоншей с чугуевской историей не сравнить. Можно сразу в телепередачу «Очевидное – невероятное»⁵⁶ писать. Авдотья Николаевна односельчанке даже позавидовала и в который раз уже пожалела, что под полом просидела, а не побежала на околицу, на «тарелку» смотреть.

Внезапно свет в вагоне погас, заскрипели тормоза, электричка несколько раз дернулась и встала. За окном было совсем темно, ни одного огонька не видно. Они остановились в поле, Авдотья Николаевна не сообразила сначала где. Вроде Мурзинку проехали? Значит, между Мурзинкой и Палкино. Потом за окном появился свет. Авдотья Николаевна подумала, что вышла луна. Но это была не луна, потому что свет оказался гораздо ближе. Он становился все ярче и ярче, как будто над крышей вагона включили прожектор. И появилась она. Ну точно как Вероника Матвеевна рассказывала. Летающая тарелка, огромная, светящаяся. Проплыла над электричкой и села за небольшой рощицей недалеко от железной дороги. Пассажиры все, конечно, к окнам кинулись, и Авдотья Николаевна тоже. Страшно вначале не было. А потом из рощи вышли эти.

В прошлом году, когда в соседней Первомайке корова околела и ветеринары сибирскую язву заподозрили, Авдотья Николаевна людей в похожих костюмах видела. «Противочумные» называются. Только эти в ярком свете, что из-за деревьев от «тарелки» шел, казались больше и страшнее. И двигались как неживые. Прямо к их вагону! Авдотье Николаевне почему-то вспомнилась нечисть из фильма «Вий». Сразу стало очень страшно. Только что в вагоне было шумно, все говорили, удивлялись, даже шутили, а тут разом замолчали. И тишина такая, что в ушах зазвенело. Потом интеллигентная на вид женщина в очках, на учительницу похожая, завизжала так, что стекла задрожали. Авдотья Николаевна продолжения ждать не стала, залезла под лавку. И как только она там поместилась, рядом с обогревателем?

Должность заведующего неврологическим отделением Андрей совмещал с дежурствами. Во-первых, не хотел терять практику, во-вторых, прибавка к зарплате совсем не лишняя для семейного бюджета. Когда позволяло расписание занятий в институте, на смену с ним выходила Оксана, перешедшая на пятый, предпоследний курс. После изменения статуса доктора Сергеева с перспективного «холост» на бесперспективный «женат» негласная борьба за второй номер в его бригаде среди незамужних фельдшериц прекратилась.

Сегодня с Андреем работала Оксана. После седьмого вызова они вернулись на подстанцию ближе к полуночи. Оксана сбегала в «заправочную», пополнила медицинский ящик-укладку и отправилась спать в комнату отдыха. Завтра у нее важный зачет. Андрей тоже собрался отдохнуть и прилег в кабинете на диване. Диван был старый, скрипучий, узкий и короткий, но лучше подремать на нем, чем слушать в мужской комнате отдыха соловьиные трели.

Дело в том, что доктор-кардиолог по фамилии Соловей во сне храпел. Храпели, конечно, многие, но Соловей обладал выдающимся храпом – звучным, с затейливыми переливами и с длинными паузами апноэ⁵⁷. Собственно, именно эти паузы и не давали выспаться остальным членам коллектива. Как только соловьиные рулады прекращались, срабатывали профессиональные рефлексы – и все начинали считать время задержки дыхания. Если задержка приближалась к критическим двум минутам – готовились проводить реанимационные мероприятия. Реанимация доктору Соловью еще ни разу не потребовалась, но уснуть в его смены в мужской комнате отдыха было невозможно.

Впрочем, этой ночью Андрею не помог и диван в отдельном кабинете. Два часа он проворочался с боку на бок, вспоминая разговор с Голубицким.

Бывший доцент кафедры физики Максим Голубицкий, ныне работающий сторожем на второй овощебазе, не выглядел опустившимся и потерявшим человеческий облик, чего Андрей втайне опасался. Одетый бедно, но чисто и вполне прилично, с аккуратно подстриженной бородкой, он приветливо встретил в своей сторожке Сергеева и даже угостил чаем с сушками и вареньем. Не исключено, конечно, что помогла рекомендация Виталия Исааковича.

Они проговорили весь вечер, не только про неопознанные летающие объекты. Голубицкий оказался эрудированным и остроумным собеседником, не кичащимся своими знаниями, и, видя живой интерес Андрея, откровенно делился мыслями и наблюдениями с молодым человеком. Почувствовав, что здесь нет закрытых тем, Андрей задал вопрос, который в другой обстановке оставил бы при себе:

– Говорят, вас самого пришельцы похищали? И вы после этого с женой развелись и с кафедры ушли. Извините, если эта тема вам неприятна.

Голубицкий звонко расхохотался.

– Надо же, чего только не выдумают! – сказал он, отсмеявшись. – Никто меня не похищал, просто жена меня бросила – не оправдал, видите ли, ее надежд. А с кафедры меня выперли после того, как я профессору сказал все, что про него думаю.

– И как же вы теперь?