– Спасибо, – говорю я ей, ценя эту мысль и поддержку больше всего на свете.

Дейша передает мне флешку, и через минуту после того, как все открыли файл, мы приступаем к работе. Подруги читают последние несколько глав, делают пометки для обсуждения или исправления, а я пишу дальше, от последней точки остановки. Расцветает новая надежда, что я смогу завершить книгу и сделать качественно, что эта история станет моим новым любимым произведением.

Я так благодарна, что мы все помогаем друг другу. Все пятеро, мы стали лучшими писателями с тех пор, как начали называть друг друга «дерьмом», подталкивая к тому, чтобы делать больше и быть лучше.

Пока девочки читают, я надеваю наушники с подобранным плейлистом вдохновляющих песен для этих персонажей и выливаю историю в своем воображении на экран. Кажется, до дедлайна остались считанные часы, а не дни, и ситуация настолько напряженная, что даже Хильда оставляет меня в покое просто потому, что знает: минуты, которые она тратит на то, чтобы ездить мне по ушам, – это минуты, когда я не могу работать.

Я печатаю, пока не чувствую на себе пристальный взгляд. Я перевожу глаза на часы, желая проверить, закончила ли я спринт, готовая к пончику, но обнаруживаю, что на таймере осталось еще шесть минут. Я вопросительно поднимаю глаза от экрана и вижу, что все четыре женщины смотрят куда-то вдаль.

– Что? – Я оборачиваюсь, не зная, кого ожидать: Хильду, требующую книгу, Хантера, говорящего мне, что я облажалась, или Босса, вернувшегося, чтобы отомстить. Все эти варианты меня ужасают.

Но это не один из этих людей.

Это Коннор. Наконец-то.

Я встаю, с дрожащими коленями иду к двери, не совсем веря в то, что вижу.

– Ты настоящий? – с нерешительной улыбкой я тыкаю его в крепкий живот в черной футболке.

Видя его, живого и во плоти, я избавляюсь от стольких тревог и страхов. Тех, которые не давали мне спать по ночам и отвлекали от написания книги. Тех, от которых у меня замирало дыхание в груди, а в сердце жила пустота.

– Настоящий, – говорит Коннор; его голос настойчив, глаза горят. – Я здесь ради тебя.

Слезы застилают мне глаза, и я закрываю рот руками, чтобы не завизжать слишком громко в библиотеке. Но довольно громкий, высокочастотный звук все равно прорывается сквозь мои пальцы, и библиотекарь мне шикает.

Я должна сказать ей, чтобы она не прерывала важный романтический момент, но не могу отвести взгляд от Коннора. Он действительно здесь. Нам еще многое предстоит выяснить, но то, что он здесь, означает, что все было по-настоящему. Я не сошла с ума, не ошиблась.

Я прыгаю в его объятия, быстро обвивая ногами его талию и принимая позу коалы, как он ее называет. Даже не дожидаясь, я осыпаю его щеки поцелуями, чувствуя, как его руки крепко сжимают мою задницу.

– Значит ли это, что ты простила меня? – неуверенно спрашивает он.

Мои губы прижимаются к уголку его рта, и я чувствую, как на его губах медленно расцветает улыбка.

Дейша прерывает его, лукаво спрашивая:

– За что именно?

Я не отвечаю. Все мое внимание приковано к Коннору. Я хочу прижаться к нему и никогда не отпускать, или заползти ему под кожу и написать свое имя на сердце, или и то, и другое.

– Конечно! – отвечаю я ему в шею, стараясь не лизать ее, как леденец. Но я сдаюсь и провожу языком по его коже, пробуя на вкус солоноватый мускус и думая: «Я лизнула его – он мой».

– Если ты тоже меня простишь.

Алерия хмыкает, видимо, услышав.

– О, она тоже облажалась. Наверное, поэтому ей нужен шалфей. Но ее аура уже выглядит лучше.

– Прощать нечего, Поппи, – говорит Коннор, крепче прижимая меня к себе, чтобы прошептать мне на ухо: – Я люблю тебя.

Слова тихие, предназначенные только для нас, но мои девочки отчетливо слышат Коннора в тихой комнате и задыхаются от восторга. Я тоже, особенно когда он медленно трется кончиком носа о мой нос, заставляя внутреннего романтика вздыхать в блаженном восторге.

Коннор нежно целует мою челюсть, щеку, мочку уха, а затем снова говорит, обжигая дыханием:

– Я люблю тебя.

Он прикусывает мочку зубами, притягивая меня к себе и заставляя вскрикнуть от неожиданности. Это Коннор, которого я знаю.

– Я тоже тебя люблю!

Это было определенно слишком громко, но даже библиотекарь смотрит на нас с удивлением, ведь мы, по сути, целуемся в отделе исторической фантастики.

– О боже мой! Вы это слышали? – визжит Бекка, восторженно хлопая в ладоши и ухмыляясь, как дурочка. – Они влюблены! Я сейчас в обморок упаду! Это как адаптация книги к реальной жизни прямо у нас на глазах.

На взгляд библиотекаря Бекка сжимает руки под подбородком, выглядя до смешного счастливой. Такое чувство, что она сейчас разрыдается.

– Где Netflix, когда они нужны? Я голосую за Джулию Робертс, чтобы она сыграла Поппи, потому что у нее рыжие волосы.

Дейша прижимает палец к губам, говоря Бекке:

– Ш-ш-ш, может, они забудут, что мы здесь, и тогда мы поймем, что, черт возьми, происходит. Джулия Робертс слишком стара, чтобы играть Поппи, но она могла бы сыграть ее маму.

– Эмма Стоун? – предлагает Алерия.

Коннор медленно опускает меня на землю, но продолжает прижимать к себе, обнимая за плечи, словно не может вынести и секунды без прикосновений. Или, может быть, он боится, что я снова совершу что-нибудь безумное. Но у меня на уме только одно.

– Спасибо, дамы, но мне пора.

– А как же книга?! – напомнила Жасмин, закатывая глаза. – К черту книгу. Ты ее допишешь.

– Да, – рычит Коннор. – Я прослежу, чтобы она закончила, но сначала нам нужно разобраться с некоторыми делами.

Дейша хмыкает.

– Просто убедись, что она сможет сформировать связную мысль, когда ты закончишь, и, возможно, все еще будет печатать, иначе писать под диктовку будешь ты!

– Да-да, так и будет. Под членовку, я бы сказала, а не диктовку! – повторяет Бекка, непристойно играя словами. – Отличная идея, кстати! – Она протягивает палец, подразумевая эрегированный пенис, а затем делает постукивающее движение, как будто кто-то может печатать членом.

– Вся твоя, – забавляется Дейша. – Это не совсем мой стиль.

Пока Бекка и Жасмин уговаривают Дейшу внести хоть какой-то светлый момент в ее супер-мрачные, извращенные истории, Коннор запихивает мой ноутбук в сумку и перекидывает ремень через плечо. Протягивая мне руку, он переплетает свои пальцы с моими и целует висок – особенный и интимный жест, как будто я ему дорога.

– Пойдем домой.

Как только открывается дверь в дом Поппи, начинается настоящий ад. На меня налетает дуэт пушистых белоснежных машин для поднятия настроения, которые тявкают, прыгают и широко улыбаются, высунув розовые языки, понимая, что я вернулся. При этом они совершенно не обращают внимания на Поппи, которая наблюдает за всем этим с надутыми губами. Я почти вижу, как у нее в голове крутится мысль: «А как же я?»

– Я все вижу, неблагодарные сопляки, – ругает она. Ее глаза улыбаются, даже если она говорит об отвращении к своим щенкам. – Неужели Коннор кормил вас печеньем чаще, чем я?

Я даю Поппи шанс бросить сумку с компьютером на обеденный стол, затем щелкаю пальцами, и обе собаки мгновенно успокаиваются и садятся на место, не сводя с меня глаз.

– Сидеть… мальчики.

У Поппи отвисает челюсть, а глаза расширяются, когда Орешек и Сок сидят неподвижно, как камни, хотя Сок так сильно виляет хвостом, что его зад ходит из стороны в сторону по ковру.

– Выпендрежник! – говорит она, ухмыляясь. – Ладно, мистер Собачий Заговорщик, как ты это сделал? Научи меня своим фокусам.

Я опускаю руку, «освобождая» мальчиков из их позы, опускаюсь на колени и начинаю чесать им под подбородком. После смехотворно малого количества ласк обе собаки ложатся и подставляют мне животы. Я почесываю их, хваля за отличное поведение.

– У меня было несколько дней. К тому же пакет с лакомствами делает свое дело. Орешек хочет учиться, а Сок во всем повторяет за братом.