– Что?

– Я знаю, сейчас неподходящее время, но я действительно большая поклонница, – говорит она, слегка прикусив губу. – Я корила себя за то, что не спросила в прошлый раз. Не могли бы вы подписать книгу?

Она протягивает маркер и экземпляр «Любви в Грейт-Фоллз», который, очевидно, был прочитан много раз. Даже когда все рушится, я не могу быть с ней грубой. Не тогда, когда она оказалась настолько добра. Это не ее вина, что я нахожусь там, где нахожусь.

Это вина Коннора.

И моя.

Я подхожу к щели в решетке, и дежурная протягивает маркер. Я тянусь, но она вдруг отодвигает его в сторону:

– Вы же никого им не заколете?

Я вскидываю брови, безмолвно спрашивая «серьезно?», на что она улыбается.

– Шучу.

Пока я подписываю книгу, которую женщина держит открытой, она прочищает горло:

– В социальных сетях пишут, что у вас в разработке новая книга. «Неприятности в Грейт-Фоллз».

О боже. Хильда меня убьет. Я ни за что не успею к сроку, а если станет известно, что я в тюрьме за нападение на офицера полиции, мне конец.

– Ммм, да. Как ваше имя?

Дежурная взволнованно улыбается.

– Пенелопа. У Райкера и Эмбер все наладится?

Я смотрю в другой конец офиса, где мужчины изливают друг другу дерьмо – то, что у них лучше всего получается.

– Я прикончу Райкера.

Офицер Пенелопа хмуро следит за моим взглядом.

– Я вас понимаю, дорогая. Может, все же не стоит переносить свою ярость на моего Райкера? Он мой любимый книжный парень.

– Посмотрим, – говорю я ей. – Никаких обещаний, и все такое.

Но все знают, что это просто более мягкий и добрый способ сказать «нет».

Офицер Пенелопа уходит, а я, видимо, в какой-то момент засыпаю, потому что меня будит стук ключей. Я открываю глаза и вижу Хантера и офицера в форме, стоящих у двери камеры.

– Ты уверен, что сможешь с ней справиться? – усмехается тот. – Я могу вызвать подмогу, если понадобится.

Я смотрю на него, клацая зубами.

Хантер вздыхает и закатывает глаза в отчаянии.

– Поппи, ты не могла вести себя прилично? Ты даже не представляешь, через что мы только что прошли, чтобы вытащить отсюда твою задницу. А ты, – говорит он, глядя на офицера, – будь профессионалом!

Это немного смягчает мою нервозность. Хантер прав по обоим пунктам.

– Я могу идти?

Он протягивает руку, но хмурится, что не улучшает моего настроения.

– Не совсем. Тебя отпустили под мою опеку. В качестве свидетеля по нашему делу против Босса. – Он пристально смотрит на меня; его глаза просят внимательно слушать. – Мне придется надеть на тебя наручники, пока мы не доберемся до машины. Похоже, ты напугала Картера до смерти, и он собирается выдвинуть обвинение в нападении. Он не очень любит, когда его посылают к чертям.

Я перевожу взгляд туда, куда он указывает, и вижу, как детектив Картер смотрит на меня с другого конца кабинета. Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже лежала на полу. Я отвечаю ему тем же взглядом, желая сделать то же самое и с ним.

– Ладно. – Я встаю и поворачиваюсь, заложив руки за спину, как я видела в телевизионных шоу.

Офицер отпирает дверь, чтобы впустить Хантера и надеть на меня наручники, после чего бормочет:

– Тебе конец, приятель.

Мысль о том, что он считает, будто Хантер не сможет надеть на меня наручники, доставляет мне маленькую извращенную радость. Даже будучи сломленной, я по-прежнему сильна.

Когда мы выходим из кабинета капитана, Поппи уже спит на полу камеры. Хантер просит доверять ему, обещает, что сделает все правильно, но я знаю, что какое-то время я ее не увижу. Я должен сделать шаг назад, пока Хантер все уладит. Это его работа… Он мой куратор, когда я работаю под прикрытием. И закрытие этого огромного дела поможет нам обоим сделать карьеру. Но все это не имеет значения, когда я вижу Поппи, свернувшуюся калачиком на боку и крепко спящую.

Она права.

Это я сделал.

До того ужина она была успешной писательницей с небольшим авторским блоком, живущей своей лучшей жизнью. А теперь… она борется за то, чтобы крепко стоять на ногах, но все равно попадает впросак.

Из-за меня.

Хуже всего то, что я знаю – она до сих пор не закончила свою чертову книгу. По крайней мере, я мог бы дать ей шанс.

Я так долго хотел сказать ей правду. С того первого вечера за поеданием пиццей я хотел впустить ее в свой мир. Я знал, что могу доверять ей. Но все это не так просто, как кажется. Я уже привык справляться со стрессом. Я так долго жил в череде вранья, что иногда трудно вспомнить, где кончается правда и начинается ложь… или это все одно и то же.

Все, на чем я мог сосредоточиться, – это работа и адреналин. А потом я нашел ее. Я помню каждую улыбку и хмурый взгляд, каждый разделенный секрет и все, что я чувствовал. Все, что я по-прежнему… чувствую.

Я ненавижу себя за это – мне физически больно, но я выхожу из полицейского участка к пикапу и оставляю ее там. Я должен верить, что Хантер сдержит свое слово и вытащит ее из этого дерьма.

Пока я направляюсь к машине, я вспоминаю кое-что… или кое-кого.

ХП должен был ждать в грузовике с Поппи, когда мы приехали, но он не зашел в участок вместе с ней, а машина пуста. Сердце уходит в пятки – я осматриваю парковку в поисках любого признака неприятностей. С осторожностью я открываю дверь и сажусь внутрь, проверяя, не прилег ли он на заднее сиденье, чтобы спрятаться и заснуть, как это делала Поппи.

Но нет.

Я нигде его не вижу, однако нахожу записку, нацарапанную на обратной стороне квитанции, лежащей на консоли.

«Не ищи меня. Я сказал все, что знаю. Я забираю свою семью туда, где мы будем в безопасности. Мы уже начинали все сначала и сможем сделать это снова. Будь здоров, друг».

Я сжимаю записку в руке, сминая бумагу, еще раз оглядываюсь, надеясь увидеть ХП где-нибудь поблизости. Суть в том, что его все равно не оставят в покое. Его будут искать. Такие люди, как Хантер, который во многом заслуживает своего имени. Но часть меня надеется, что всегда найдется рыба покрупнее, чем Хуан Пабло. Именно это я и имел в виду, говоря, что такие люди, как я и он, – мелюзга.

Когда я не вижу его, я говорю вслух:

– И ты тоже, мой друг. Будь здоров.

Я надеюсь, что каким-то образом он меня слышит.

Я иду к Поппи, чтобы выпустить собак. Они прыгают на мои ноги, но через пару секунд поглаживаний все-таки устремляются к газону и делают свои грязные делишки в траву. Вернувшись в дом, я приступаю к работе. У меня много забот, пока Хантер закрывает дело.

– Ты уверен, что его взяли? – Я щупаю карманы, но у меня закончилась жвачка, а во рту неприятно. – Дай мне жвачку.

Хантер достает несколько штук, после чего передает мне упаковку.

Он засовывает драже в рот и молча кивает. Он часто так делает. Если Коннор – король взглядов, то Хантер – тихий, но смертоносный. Что-то вроде испорченного воздуха, только гораздо хуже. Когда Хантер молчит, я пытаюсь болтать, чтобы заполнить тишину, но мне кажется, что я его до такой степени раздражаю, что он меня просто не слушает.

Я его понимаю: мы три дня сидели один на один в гостиничном номере… Единственное время, когда он меня покидал, – это когда один из нас ходил в туалет. Сейчас все происходящее кажется чем-то жутким.

Моя болтовня – вот что побудило Хантера предложить мне жвачку в первый день, и это быстро вошло в привычку. Нервничаешь? Жвачка. Болтаешь без умолку? Жвачка. Злишься на ситуацию? Жвачка. Скучно до чертиков? Жвачка.

Но хотя я и сходила с ума, сейчас, когда мы едем домой, мне хочется вернуться в безопасность гостиничного номера. Здесь я чувствую себя уязвимой. И одинокой.

– Он позаботился о собаках?

Хантер снова кивает, но на этот раз добавляет:

– Я держал его в курсе дела. Босс, он же Шейн Харрис, надолго уедет в места отдаленные. Ну, как только выйдет из больницы, конечно. Зато как он там очутился – этого уже никто не узнает. – Хантер зловеще ухмыляется, уже похвалив и прочитав мне лекцию о моих действиях и заверив меня, что это было абсолютно правильное применение силы для спасения ХП и Коннора.