Однако у Поппи есть то, что я не могу оставить. Мое сердце.

Знает она или нет, но оно принадлежит ей. Возможно, знает, потому что ее глаза добреют, а руки крепче сжимают мои.

– Может быть. Я пока не решила. Я все еще злюсь.

Она выжидает долгий момент, после чего прыгает на меня, толкая на пол, а затем забирается сверху и прижимается ко мне, как коала к эвкалиптовому дереву. Я обхватываю ее руками, берусь за ее задницу, крепко прижимаю к себе, не желая отпускать.

Поппи кусает меня за подбородок, но успокаивает нежным поцелуем, и облегчение проходит через меня, как приливная волна. Я не заслуживаю эту девушку, никогда не заслуживал и, вероятно, никогда не заслужу, но я урою любого, кто попытается отнять ее у меня. Пока что, однако, я обнимаю ее, позволяя ей прижиматься ко мне, даже несмотря на то, что Орешек и Сок обнюхивают наши головы, задаваясь вопросом, какого черта мы делаем на их уровне.

Поппи поднимает голову, и я нежно целую ее в губы. В моем сердце все еще живет страх, неверие в реальность или долгосрочность происходящего. Но больше всего я боюсь, что тьма моей жизни заберет у меня Поппи.

– Ты уверена? – спрашиваю я. – В моей жизни… много всякого дерьма.

Поппи пожимает плечами, слегка поглаживая мою грудь, как будто может стереть мелкие и вполне заслуженные синяки, которые оставила там ранее.

– Уверена, насколько могу быть в данной ситуации.

Я бы хотел, чтобы она была абсолютно уверена, но я также понимаю, что это уже слишком. Я все еще переживаю, что потеряю ее. Честно говоря, я не уверен, моя ли она вообще.

Осторожно мы садимся, и я прислоняюсь спиной к передней части дивана с Поппи на руках. На полу менее удобно, чем на диване, но, по крайней мере, в таком положении собаки больше не нюхают мое ухо.

– Как ты догадалась?

Поппи перемещается ко мне на колени, довольная тем, где в данный момент находится.

– Этот гребаный мудак детектив приходил сегодня, задавал вопросы, как будто я помогу ему после того, как он отшил меня в участке.

Я замираю, напрягаясь. Поппи чувствует это и откидывается назад, глядя мне в глаза.

– Коннор, все в порядке. Правда.

– Детектив приходил? – спрашиваю я, молясь, что ослышался. – Задавал вопросы? Кто он?

Столько вопросов подряд я еще никогда не задавал – это заметно по реакции Поппи. Ее брови тревожно хмурятся.

– Расслабься. Я ничего ему не сказала.

Я делаю глубокий вдох, зная, что если бы Поппи решила сдать меня, она бы уже сделала это. Меня бы встретили у дверей полицейские, а не она.

– Ладно. Расскажи, что случилось.

Она встает с дивана, и я следую за ней. В итоге мы снова оказываемся лицом к лицу почти в тех же позах, в которых начали разговор. Но мы теперь заодно, я чувствую это.

Поппи начинает свой рассказ, бешено жестикулируя, пока пересказывает детали.

– Случился детектив Джакс Картер – тот парень, который был настолько чертовски снисходителен в тот вечер, когда ты украл мой ноут, что я смешала его с дерьмом прямо там, в участке.

Я поднимаю брови, представляя, как это было.

– Да, это было глупо, но совершенно оправданно, – признает Поппи. – Он звонил несколько дней назад, сказал, что у него есть зацепка. Но на тот момент мы уже знали, где компьютер, поэтому я послала его на хрен. В общем, он заявился сегодня, начал расспрашивать, потому что, как выяснилось, «Черную розу» заменили на копию.

Я морщусь, понимая, какую оплошность допустил. Честно говоря, я не думал, что репродукцию обнаружат так скоро. Да, копия не была идеальной, но при этом достаточно правдоподобной, чтобы не распознать ее в течение многих лет.

– Черт! – выплевываю я, беспокоясь еще сильнее. – Что еще он знал? Что ты ему сказала?

На мой плохо сформулированный вопрос, который можно было бы принять за обвинение, Поп-пи гневно на меня смотрит. Сарказм сочится из каждого слова, пока она перечисляет на пальцах:

– Только то, что я знала: тот, кто украл мой ноутбук, – это тот, кто украл картину. О, и что ты живешь по соседству и скоро будешь дома. Спецназ сидит у меня в прачечной и ждет, чтобы тебя арестовать.

Я знаю, что Орешек и Сок впали бы в бешенство, если бы в доме находились незнакомцы. Так что остальное, скорее всего, – тоже ложь.

– Поппи. Это не шутки.

– Правда, что ли? – говорит она, снова становясь серьезной. – Коннор, я ничего ему не говорила. Вообще-то я пыталась получить информацию. Другие охранники, с которыми ты работал, не помнят твоего имени, так что это тупик. Я сказала ему, что мне не удалось тебя найти. У детектива Картера нет причин связывать моего соседа с украденным ноутбуком или «Черной розой». Так что, если ты сам не облажался, передавая картину, ты должен быть в безопасности.

– Кроме сумки и ноутбука все шло по плану, – уверяю я. – За другого парня я не могу отвечать… хотя он еще больший дым на ветру, чем я.

Поппи широко разводит руки в стороны.

– Ну, тогда все в порядке?

Наверное. И все же это слишком большой риск, как для меня, так и для Поппи.

Я знаю, что должен сделать. Я должен уйти, по крайней мере, сейчас. Только так мы оба будем в безопасности. И прежде всего, я не буду рисковать Поппи. Ее жизнь была хорошей и счастливой до того, как я все испортил.

– Поппи, – я медленно встаю. – Мне нужно идти.

Ее глаза сужаются, сканируя мои на предмет того, что происходит в моей голове.

– Почему? Ты можешь мне доверять.

Я делаю глубокий вдох.

– Я знаю. Но ты не можешь доверять мне. Я лжец. Засранец. Вор.

Поппи фыркает и встает, приковывая ко мне взгляд.

– Ты так говоришь, будто я не знала этого с самого начала. Я знала с того дня, когда выяснила, что ты не совсем мистер Роджерс.

Хотя я только что сказал ей не доверять мне, я противоречу сам себе:

– Мне нужно, чтобы ты поверила, что есть веская причина. Мне нужно идти.

– Идти или уйти? – повторяет Поппи напряженным, обеспокоенным голосом.

Я хочу солгать, что это временно. Но больше никакой лжи. Только не с Поппи.

– Я постараюсь вернуться, – обещаю я, надеясь, что этого достаточно.

Этого должно быть достаточно.

В моем доме пахнет хвоей и лимонами.

Коннор ушел, но я не сломалась – я в ярости мечусь по комнатам, проклиная его имя. А когда злость начинает зашкаливать, сразу принимаюсь за уборку, выплескивая все свои противоречивые эмоции на плитку в душе, грозя содрать с нее покрытие.

Я почти до полуночи не выпускаю из рук пылесос – мне кажется, что, кроме как на собаках, в доме не осталось ни единой шерстинки. Каждая тарелка вымыта до скрипа, плита блестит, как стекло, а когда я сажусь за стол с банкой арахисового масла и ложкой, возникает чувство, что на нем можно делать операцию.

Я съедаю половину банки, пока сердитый маленький демон в животе не затихает, а потом сворачиваюсь калачиком с Орешком и Соком. Я почти не плачу, хотя засыпать без объятий Коннора – трудно.

Я уверена, что в какой-то момент я все-таки засыпаю, но это не более чем дрема, да и кошмары будят меня сразу после рассвета. Снова заснуть не получается: тревога и нервное перенапряжение пульсируют в венах, как будто я получила капельницу Red Bull. Поэтому, вместо того чтобы бороться со сном, я хватаю батончик мюсли и сажусь за компьютер, погружаясь в работу.

Время ползет очень медленно, хотя пальцы так и летают по клавиатуре. К моменту захода солнца я в рекордно короткие сроки осиливаю целых три главы. Остановившись, чтобы разогреть в микроволновке миску рамена, я снова возвращаюсь к работе. На диван я заваливаюсь лишь после того, как Орешек и Сок драматично отправляются спать в три часа ночи.

К девяти утра я снова на ногах и снова пишу. Единственная причина, ввиду которой мне приходится делать паузу, – это выгул собак. Но даже большую часть этого времени я провожу, глядя на дом Коннора, на его подъездную дорожку. Его машины нет, окна завешаны. Впрочем, о его отсутствии говорят не внешние признаки, а внутренняя пустота. Мое сердце как будто чувствует, что он слишком далеко, куда бы он ни уехал.