– Где живет твоя девчонка?

– На самом деле я отнес ноут в ломбард, – ухмыляется Деррик.

Губы Коннора злобно кривятся:

– Ты только что сказал, что отдал его своей подружке. Ненавижу гребаных лжецов.

До Деррика, похоже, начинает доходить серьезность ситуации, и в его глазах появляется страх:

– Я не вру.

– Ты врал тогда или врешь сейчас. Так что ты в любом случае лжец. Я слышал, ты тут повар?

Внезапная смена темы слегка удивляет, но тут Коннор спрашивает:

– Ты ведь знаешь, что повару нужнее всего?

Глаза Деррика расширяются:

– Мужик, не надо! Не…

Его слова переходят в вопль боли: Коннор хватает его левую ладонь свободной рукой, и мгновенно ломает указательный палец.

Я слышу, как остальные двое резко вдыхают.

Ни фига себе! Коннор даже глазом не моргнул!

Деррик причитает, глядя на свой кривой палец:

– Я же говорю, заложил я его. В ломбард на углу. Я клянусь!

Он начинает всхлипывать, как любой громила, которому неожиданно указали на его место.

Один из его коллег подтверждает:

– Да правду он говорит. Он ходил туда в перерыв и вернулся с кипой зеленых.

Коннор отталкивает Деррика, который выпрямляется, отчаянно стараясь сделать вид, что ничего особенного не произошло, баюкая поврежденную руку. Обнаружив, что он снова может дышать, Деррик внезапно вспоминает, что у него есть яйца, которые до этого сжались до размеров невидимости. Он поворачивается ко мне с наглой ухмылкой и делает выразительный жест здоровой рукой прямо перед моим лицом:

– Кажись, я ошибся, и это не тебя надо бы посадить на цепь, а твоего дружка.

Одним молниеносным движением Коннор наносит удар ладонью по носу Деррика, голова которого откидывается назад и с громким стуком врезается в стену. Кровь хлещет из его носа, и Деррик падает как подкошенный.

– Блядь. – Он едва может что-то пробормотать из-за капающей на бетон крови. Судя по тому, что он больше не пытается демонстрировать дерзость, носу больнее, чем руке.

– Я предупреждал, чтобы ты не трогал ее, – напоминает ему Коннор.

Вообще-то Деррик до меня не дотронулся, хотя и был совсем близко. Коннор приседает на корточки рядом с Дерриком, но обращается ко всем, стоящим вокруг:

– Еще раз говорю, не трогайте Мануэля. Он хороший парень, и если вы его обидите, вы сами пожелаете, чтобы это я пришел за вами.

По его губам скользит ядовитая улыбка, словно он предвкушает все те беды, которые обрушатся на Деррика, если он хотя бы косо посмотрит на Мануэля. Если мужиков не убедили его слова или избиение Деррика, эта вот безумная улыбочка способна заставить их обмочиться от страха.

Не дожидаясь ответа, Коннор встает и берет меня за руку – куда мягче, чем можно было бы ожидать после того, как он обошелся с Дерриком.

Мы проходим через кухню и через зал ресторана. Коннор на ходу кивает Мануэлю, и мы выходим на улицу к машине. Он открывает мне дверь, но в его манере нет ни малейшей любезности, он почти запихивает меня в салон и захлопывает за мной дверь.

Коннор садится за руль и заводит мотор, сжимая обтянутый кожей руль с такой силой, что костяшки пальцев белеют. Наконец он глубоко вздыхает, глядя на свои руки, как будто они не принадлежат ему.

– Ладно, говори.

– Что говорить? – недоумеваю я.

– Все, что ты думаешь по поводу моей просьбы заткнуться. Я же знаю, что ты хочешь высказаться.

Что на него нашло? Он только что избил Деррика, и при этом его беспокоит мое мнение?

– Для начала, ты сказал, чтобы я помолчала, а не заткнулась, – спокойно, чуть ли не с улыбкой, поясняю я. – Вроде бы одно и то же, но разница есть.

Коннор с удивлением смотрит на меня:

– В любом случае извини. Но мне нужно было, чтобы ты помолчала минутку, пока я не получу нужную нам информацию.

Меня учили, что извинение, заканчивающееся на «но…» таковым не является, но сейчас я готова поверить Коннору. Он явно сожалеет о случившемся, и, возможно, он в некоторой степени прав – он точно лучше меня умеет добывать информацию.

К тому же, он сказал «нам». Не «мне» и не «тебе», а нужную «нам»! Поэтому я решаю, что в данном случае «но» в его извинении можно не засчитывать.

– Извинение принято. Теперь поехали в ломбард. – Я невольно хихикаю. – Никогда бы не подумала, что скажу нечто подобное, особенно на свидании.

Коннор хрипло смеется:

– Но это не свидание.

Не буду с ним спорить, хотя он и не прав. Для меня это именно свидание, причем, возможно, самое лучшее в моей жизни. Наверное, это покажется кому-то печальным, но я только еще больше убеждаюсь, какая я потрясающая. И Коннор потрясающий. Правда, он вор, но сейчас он пытается исправиться, так что это тоже не в счет.

Пока мы едем в ближайший ломбард в четверти мили от ресторана, я пытаюсь разобраться в сумятице мыслей и эмоций. С одной стороны, этот говнюк заслужил все, что я с ним сделал, и даже больше.

Он поднял руку на ребенка. Черт, да за такое сломанный палец и разбитый нос – просто подарок. Узнай Хуан Пабло, что случилось с его сыном, последствия были бы куда серьезнее.

Но неужели я сделал это только из-за Мануэля?

Где-то в глубине души я вынужден признать, что слетел с катушек, только когда Деррик начал обижать Поппи. Которая тем временем безмятежно сидит рядом со мной, и ее явно не волнует, что она стала свидетельницей моей вспышки ярости.

Что-то в этом есть неправильное.

Ломбард с грязными окнами и старомодной неоновой вывеской выглядит довольно убого. Навес над окнами выцвел, и кое-где в потертом старом виниле видны дыры.

Значит, бизнес идет из рук вон плохо, и многих подобное заведение отпугнет. Но меня это радует: похоже, покупатели сюда заходят нечасто и есть шансы, что ноутбук еще здесь.

К сожалению, я уже издалека вижу, что ломбард закрылся. На всякий случай подхожу и изо всех сил барабаню в дверь. Поппи заглядывает в окно:

– Там никого нет. Они закрыты.

Но я не собираюсь так легко сдаваться.

– Они могут быть в служебном помещении, подсчитывают заработанное за день.

Шансов на это мало, но Поппи принимается стучать в окно, шумя еще сильнее, чем я, а потом дергает дверную ручку так, словно от этого зависит вся ее жизнь. Впрочем, так оно и есть, если ноутбук с рукописью еще в ломбарде.

На стук никто не выходит, и она устало приваливается к двери:

– Блин!

– Ничего, вернемся завтра, – обещаю я. – Заберем ноут, а пока…

Я замолкаю, видя, что Поппи внимательно оглядывает улицу. Вокруг только несколько припаркованных машин, да десяток пешеходов. Поппи поворачивается ко мне, опасный блеск в ее глазах вызывает у меня тревогу – несомненно, она задумала очередную безумную выходку.

Хотя рядом никого нет, она переходит на шепот:

– Давай просто взломаем дверь, заберем ноут и смоемся.

Впервые в жизни мои преступные навыки могут помочь предотвратить преступление:

– Ну конечно. Правда, придется поторопиться. Тут наверняка есть сигнализация. Возможно, даже автоматический вызов полиции в случае взлома. – Я прищуриваюсь, разглядывая ломбард. – Учитывая, где находится ближайшее отделение полиции, наряд прибудет минут через шесть, максимум шесть с половиной. Не так уж много времени, чтобы найти ноут, убедиться, что он твой, возможно даже взломать сейф, чтобы получить доступ к видеокамере и стереть пленку. И еще чисто уйти после этого. На всякий случай предупреждаю, это тебе не просто вломиться в дверь или выбить окно.

Поппи закатывает глаза:

– Мог бы просто сказать «нет».

– А ты начала бы спорить, – усмехаюсь я. – Зато после моей лекции ты знаешь, что прав я.

– Возможно, ты прав. – Ей явно не хочется расставаться с мечтой вернуть рукопись прямо сегодня. – Значит, приедем сюда утром, к самому открытию.

– Обещаю.

Я отворачиваюсь, пытаясь скрыть от Поппи, насколько я встревожен. Что-то я стал раздавать обещания направо и налево в последнее время. Не хотелось бы, чтобы это перешло в привычку. Я не из тех, кто дает обещания, потому что обычно я их не держу.