— Алиса, ты что творишь⁈ — недовольно прошипел Вадим, которому пришлось ловить грудью двух женщин, одна из которых больше напоминала пулю.

— Я тоже хочу фотаться! — возвестила маленькая хулиганка и, устроившись справа от Лидии, изобразила умилительную улыбку на лице.

— Прекрасное семейное фото! — в восхищении воскликнул Даниил, снова начав порхать вокруг и щёлкать затвором.

Когда эта чудовищная фотосессия всё же закончилась, Алиса вежливо спросила фотографа:

— А когда будут фотографии готовы?

Они отошли к бабушке, а Вадим воспользовался этой минутой, чтобы извиниться перед Лидией:

— Простите, я не предполагал такого…

— Не волнуйтесь, пожалуйста, всё в порядке, — безмятежно улыбнулась Лидия, и Вадим почувствовал странный, абсолютно нелогичный укол досады: ему было неприятно, что он так сильно смущён, растревожен, дезориентирован физической близостью с нею, а она столь невозмутима…

Однако нужно было встречать остальных гостей. Вдвойне осложнил задачу всевидящий заботливый Диц: он настоял на том, чтобы Лидия помогала в этом Вадиму. Таким образом, примерно половина его знакомых уверилась, будто Вероника — эффектная брюнетка с карими глазами и самым нежным голосом на свете. Похоже, придётся на ближайшие три месяца сказаться больным и не посещать никакие мероприятия, на которые его станут приглашать эти люди… К счастью, Вадим как раз не любил толп и шума — к общественной жизни его обязывало лишь положение: без связей адвокату никак.

Порядочно измучившись необходимостью врать людям в лицо, а также находиться в непосредственной близости от девушки, которая вызывала в нём ощущения сродни коронавирусу: жар, затруднение дыхания, спутанность мыслей — Вадим отправил её проверить, всё ли в порядке с Алисой, и снова набрал Веронику, которая до сих пор не появилась.

— Мы в Раздольном, — мрачно поведала она.

— В каком ещё Раздольном?

Со времени прошлого созвона прошёл добрый час.

— Пробку объезжаем.

Нет там никаких пробок на трассе…

Вадим вспомнил, что так и не поговорил с матерью об этой ситуации. Поток прибывающих гостей уже изрядно обмелел, и вполне можно было вернуться к столу. Вот только обстоятельства изменились.

— Послушай, знаешь что… поезжай-ка ты домой. — Решил Вадим.

— Объясни мне, пожалуйста, что происходит! — прошипела Алиса, затащив Лидию в закуток возле мангала. — Почему этот боров Диц утверждает, будто ты и Вадим… будто вы… — она запнулась и, покраснев, гневно уставилась Лидии в глаза.

Та вздохнула.

— Так вышло. Это просто недоразумение. Не злись, пожалуйста. Мы с твоим папой… то есть, я и твой папа — не вместе. Просто так думают… некоторые из гостей.

— Но почему? Зачем? И где эта швабра Вероника?

Лидия не смогла сдержать выражение скорби на лице и прикусила губу.

— Алиса, мы с тобой уже обсуждали это… Мне очень не нравится, когда ты говоришь о ком-то, используя плохие слова. Особенно это касается близких людей.

— Она мне не близкая!

— Она невеста твоего папы, и ты должна уважать его выбор. А ещё больше — его самого. И не называть по имени, а как положено дочери… Он ничем не заслужил твоего презрения. Неужели ты не можешь взять себя в руки хотя бы день его рождения?

Алиса пожевала губы, а потом промямлила:

— Иначе ты не будешь больше со мной дружить?

Лидия ахнула:

— Я такого не говорила!

Но Алиса выпучила глаза и замахала руками, явно на что-то намекая. Лидия нахмурилась:

— А… ну да… если ты продолжишь всем злословить, то я… обижусь за них.

Алиса покорно вздохнула:

— Хорошо. Раз ты настаиваешь… Так где… Вероника?

Лидия пожала плечами:

— Понятия не имею. Ты соскучилась по ней?

— Конечно! Я называю швабрами только самых приятных мне женщин.

— Я бы сказала, что у тебя есть некоторые проблемы с выражением позитивных чувств.

Лидия ожидала бурного протеста, даже обиды, но Алиса неожиданно кивнула:

— Ты права. Но тебя я никогда не назвала бы шваброй.

Лидия улыбнулась:

— Я это ценю.

— Что мне теперь делать? — спросил Вадим, меряя шагами крошечную комнатку, где хранились запасы напитков.

Его мать пожала плечами:

— Да ничего. Наслаждайся своим праздником.

— Никогда не любил праздники… Но этот — настоящая катастрофа!

— А мне показалось, что тебе было не так уж неприятно обнимать Лидию…

— Мама… как ты не понимаешь, приятности такого рода здесь совершенно ни при чём! Я могу попасть на миллион рублей в результате этой неразберихи, а Лидия… — тут он почувствовал тяжесть в голове и груди, — почти замужем.

— Кто тебе такое сказал? — фыркнула мама.

— Она сама. Ей никто не нужен, кроме него. Она никогда его не оставит.

— Тебя это задевает?

Вадим вздрогнул так, словно прикоснулся к чему-то раскалённому, и с укором посмотрел на мать.

— Вовсе нет.

— Я вижу, что задевает.

— Может быть, только самую малость.

— Так в чём дело? Жених — не муж. У тебя есть все возможности бороться за неё.

— Я не хотел никакой борьбы, потому и обратился к тебе.

Мама подошла к нему вплотную и, глядя прямо в глаза, с нажимом произнесла:

— Вадим, ты же прекрасно знаешь, что за всё хорошее в жизни приходится бороться.

— Да? Ты боролась за отца? За ваш с ним брак?

— Ты даже не представляешь себе, как.

Вадим замер поражённый.

— Но… у вас ведь всегда всё было в порядке…

Мама с улыбкой покачала головой:

— Так не бывает. В семейной жизни особенно. Если ты видишь, что у кого-то всё хорошо и спокойно, значит, они уже прошли сквозь огонь и воду.

— И какие же у вас были проблемы?

— А то ты не знаешь! Твой отец почти не жил дома…

— Я думал, тебя это устраивает.

— Ни одну женщину не может устраивать такое, если она верна мужу. А твой отец был единственным мужчиной в моей жизни.

— Но ты же поддерживала его в трудоголизме.

— Потому что знала, что так нужно. Сколько я слёз пролила, ощущая себя одинокой при живом муже — одному богу известно…

Вадим взял её за плечи:

— Мама, я и подумать не мог.

Она махнула рукой:

— Что о том? Всё прошло.

— Почему ты не нашла себе другого мужчину, когда он умер?

— Потому что ещё раньше поняла, что для любви неважны расстояния, ни в пространстве, ни во времени. Я по-прежнему люблю твоего отца, и это делает меня счастливой.

У Вадима мурашки пробежали по спине. Да, такое чувство было ему неведомо, но он отчаянно хотел его испытать.

— Но ты не сможешь познать это счастье с кем попало, — словно прочитав его мысли, сказала мама. — Борись за него, сынок. Я верю, у тебя всё получится.

Вадим вернулся в беседку, и словно зверь на ловца, к нему сразу подошла Лидия.

— Я приготовила вам подарок… — сказала она, смущённо опустив глаза в пол. — Он, конечно, совсем скромный и смешной. Просто у меня было мало времени…

— Вы вообще не должны были ничего мне дарить! — возразил Вадим. — Но пойдёмте куда-нибудь подальше от шума…

Они свернули в аллею, усаженную декоративными кустами. Сладко пахли какие-то цветы, шумел фонтан, ветерок сухо шелестел листьями пальм.

— Вот… — Лидия протянула Вадиму пакет из крафтовой бумаги.

Внутри оказалась квадратная, примерно в четверть квадратного метра, картинка из кусочков ткани, сшитых между собой: вагон поезда на фоне гор и неба, а в окошках — круглые лица. Первое и последнее побольше, посерединке — три маленьких. У первого — длинные тёмные волосы из вязальных нитей, последнее — сонное и лохматое, с закрытыми глазами. Остальные — весёлые и румяные.

— Вы сами это сделали? — у Вадима даже голос дрогнул.

— Да, я увлекалась раньше пэтчворком. Это наволочка для диванной подушки… я подумала, на память о нашей поездке…

Вадим смял в руках картину, а потом Лидию — в своих объятиях.

— Вы даже не представляете, как мне приятно, — горячо прошептал он ей в волосы.