При виде знакомых лиц она громко вскрикнула от радости и, бросившись к Эгберту, поцеловала у него руку.

— Что случилось? Как ты попала сюда? Надеюсь, всё благополучно в Гицинге? — спросил Эгберт взволнованным голосом.

— У нас всё благополучно; барышня здорова. Даже господин Армгарт нашёлся.

— Немудрено после такого долгого отсутствия! — заметил со смехом Гуго. — Скажи пожалуйста, много ли у вас постояльцев?

— Всего один старый полковник, который никого не обидит. Меня послала сюда не барышня, а мой господин.

— Кто такой?

— Она называет так барона Пухгейма! — сказал Гуго. — Зачем он послал тебя сюда?

— Он велел передать эрцгерцогу эту бумагу, — ответила Кристель, вынимая из кармана письмо. — Тут должны быть написаны страшные вещи! Он так гнал лошадей, что одна из них пала в Нуссдорфе.

— Откуда ты? Где ты встретилась с бароном?

— Я из Эберсдорфа. Он сам привёз меня к берегу.

— Он сам привёз — тебя! — повторил с удивлением Эгберт. — Дай письмо. Действительно, оно адресовано его высочеству, эрцгерцогу. Лейтенант Шпринг, отправляйтесь в Эсланген. Мост должен быть немедленно снят, если он уже не в руках французов.

— Разве у вас тут ещё мост? — спросила Кристель. — Вот у французов по ту сторону острова река снесла всю середину их огромного моста. Я сама видела это. Тогда на башне в Эберсдорфе только что пробило три часа.

— У французов испорчен мост к Лобау! — воскликнул Эгберт, не помня себя от радости. — Ну, Гуго, завтра у нас непременно будет битва!

— Хуже не будет, чем при Эбельсберге, — мрачно ответил Гуго, подвязывая ещё крепче свою шпагу. — Театр войны не прельщает меня. Я предпочитал бы умереть в другом театре, чтобы опять воскреснуть и слышать, как меня станут вызывать и аплодировать. А здесь я не могу считать себя ответственным ни за исполнение пьесы, ни за свою смерть. Эй, вы! Налево кругом! Марш! — крикнул он своим людям.

Кристель, оставшись наедине с Эгбертом, рассказала ему подробно о своём путешествии с Пухгеймом. Госпожа Армгарт отправила её утром в город, чтобы проведать Жозефа, который остался в Вене сторожить дом своего молодого барина.

По дороге у одного шинка, где всегда толпа извозчиков, её остановил высокий человек в голубой блузе с длинным хлыстом и в поношенной поярковой шляпе, надвинутой на лоб. Вглядевшись в него, она едва не вскрикнула, но он закрыл ей рот своей широкой рукой. Это был барон Пухгейм.

— Не поедешь ли ты со мной? — спросил он Кристель. — Разумеется, поеду, — ответила она.

В это время подъехал слуга барона в телеге, нагруженной доверху досками.

— Я везу это французам для их моста, — сказал с усмешкой Пухгейм. — Ну, Кристель, садись.

Она вскочила на доски; он уселся рядом с ней. Они ехали то шагом, то быстрее, на юг от города к Кейзер-Эберсдорфу. С каждым шагом дорога становилась всё многолюднее. Вплоть до самого Дуная тесными рядами стояли телеги, нагруженные досками и кольями. У берега работали сапёры. С громкой музыкой подходили из города всё новые и новые полки, конные и пешие. За ними следовали бесконечные вереницы пушек. Телега Пухгейма с трудом добралась до берега. Мост был наполовину закончен. Много солдат перебралось уже на ту сторону, за ними должен был перейти эскадрон. Но тут произошёл некоторый беспорядок. Всадникам пришлось сойти с лошадей и вести их на поводу. В иных местах нужно было наложить ещё досок, в других укрепить колья. Между тем вода стала заметно подниматься. Глухо шумели волны. Два или три судна сорвались с балласта, и их унесло течением. Эскадрон остановился. Вода с диким рёвом ворвалась в образовавшееся отверстие. Тут всё смешалось, и произошла невообразимая суматоха. Солдаты, работники, извозчики, приехавшие со своими фурами и телегами, всё столпилось вместе; одни отступали назад, другие хотели во что бы то ни стало пробраться вперёд. Барон, видя всё это, громко захохотал и, взяв Кристель за руку, бросился в Нейдерфель. В этом городке все знали его, и он без труда уговорил хозяина гостиницы дать ему охотничью тележку. Пока запрягали лошадей, он написал письмо эрцгерцогу, затем сел с Кристель в тележку и поскакал во всю прыть в Нуссдорф. Но тут пала одна лошадь. Тогда Пухгейм выскочил из тележки, побежал на берег и отыскал лодочника, который спрятал от французов свою лодку в камыше. Лодочник долго колебался, прежде чем согласился перевезти Кристель на другой берег, пока наконец разные обещания со стороны барона и деньги не заставили его согласиться. В этот момент они увидели издали французский патруль.

— Отправляйтесь скорее, — сказал поспешно барон. — Ты, Кристель, переедешь реку и отдашь письмо эрцгерцогу. Французы арестуют меня, и я постараюсь задержать их до тех пор, пока вы не выйдете на другой берег.

Барон Пухгейм сдержал слово, иначе Кристель вряд ли могла благополучно перебраться через реку.

В Штаммерсдорфе ожидали эрцгерцога, который объезжал верхом австрийский лагерь и делал смотр отдельным полкам. Эгберт отправился верхом навстречу эрцгерцогу, чтобы скорее передать ему важное известие.

Чёрная Кристель села на камень у дороги. В последние недели она так привыкла видеть всюду солдат, что не боялась их. Возможность провести по-прежнему ночь под открытым небом имела для неё особенную прелесть. После методичной трудолюбивой жизни, которую она вела в доме Армгартов, опять наступили для неё дни свободы, скитальчества, общения с природой. Она не могла себе дать отчёта, что, собственно, радовало её, но сердце её было переполнено чувством довольства и счастья. По-прежнему наслаждалась она ароматом леса и живительной прохладой наступающей ночи.

Колокольный звон смешивался с отдалённым барабанным боем. По временам слышался глухой рёв реки. Кругом поднимался туман и ложился белой пеленой по полю. В той стороне, где за рекой виднелась густая туча сероватого пара, окрашенного лучами заходящего солнца, лежала Вена.

— Они, верно, подумают, что я осталась у Жозефа, и не станут беспокоиться обо мне, — подумала Кристель.

Медленно опустила она рукава своей рубашки и завязала крепче платок на голове.

Она выросла и похорошела во время своего пребывания у Армгартов. Правильный образ жизни и здоровая пища благодетельно подействовали на её физическое развитие. В умственном отношении она также значительно изменилась к лучшему благодаря влиянию Магдалены. Но ничто не могло стереть с неё отпечаток какой-то дикой оригинальности. Тёмный цвет кожи, мечтательные, блестящие глаза, своеобразное миросозерцание резко отличали её от других девушек её возраста.

В ней сохранилась ещё первобытная связь человека с природой, которой так восхищался Гуго. Однако это не мешало Кристель хорошо и точно исполнять свои домашние обязанности. Она была проворна в работе и так послушна, что Магдалене никогда не приходилось делать ей какие бы то ни было замечания или выговоры.

Сидя на камне среди наступающих сумерек, Кристель вздохнула свободнее, когда последние ряды марширующих солдат исчезли за деревьями. Она чувствовала себя вдали от людей и городской жизни. Теперь ничто не мешало ей думать о человеке, который всецело властвовал над её умом и сердцем. Она не встречала его со времени их свидания в саду, но в последнее время каждую ночь звёзды говорили ей, что он в Вене и она увидит его. Раз ей показалось даже, что Цамбелли выехал из замка Шёнбрунна в свите императора, но не в своём обычном чёрном платье, а в богатом шитом мундире. Сердце её замерло, но через секунду толпа всадников исчезла в облаке пыли. Надежда встретить снова любимого человека и уловить его взгляд заставила её тотчас согласиться на предложение Пухгейма ехать с ним. Эта надежда была сильнее беспокойства и разочарования, которое она испытывала теперь.

Она вскочила на ноги и побежала в ту сторону, где виднелся вдали Бизамберг.

Между тем Эгберт уже давно доехал до Штаммерсдорфа, где расположился генерал Гиллер. Эрцгерцог Карл стоял перед деревенской гостиницей, окружённый своим штабом. Его маленькая невзрачная фигура в серовато-синем сюртуке и красных панталонах резко выделялась своей простотой и повелительными манерами среди окружающих его видных и блестящих офицеров в гусарских, уланских и гренадерских мундирах.