Увы, судьба тех людей Русского Севера, кто поверил интервентам, после бегства оккупантов сложилась трагически: в большинстве своем они погибли в боях с Красной армией в Крыму. Англичане, как я уже упоминал, решили не терять вложенное и использовали остатки подконтрольных им формирований для подкрепления армии Врангеля. Увы, не помогло. В итоге, следует признать, повторить удачный инвестиционный проект на Юге России британцам не удалось. В связи с этим, само собой, отпала и необходимость пребывания там Барка.

Позиции Ллойд-Джорджа в Англии укрепляются: после смерти 5 июня 1916 г. военного министра лорда Китченера, следовавшего на борту крейсера «Хэмпшир» в Россию для переговоров, он становится сначала на его место, а затем занимает пост и премьер-министра. Его голос решающий, влияние безгранично, его власть над королем Георгом V практически безраздельна. В какой-то момент он даже задумывается, целесообразно ли сохранять в Британской империи монархию.

Тут невольно приходит на ум аналогия с легким крейсером «Арланза», который в октябре 1915 г. также подорвался на немецкой морской мине. А ведь адмирал Русин прямо сообщил англичанам, что у России нет достаточного числа тральщиков и конвойных кораблей для сопровождения транспортов в Белом море. Отсюда и весь комплекс угроз[412]. Тех же судов, которые направила Великобритания в Архангельск, было явно недостаточно. В итоге единственной активной силой для борьбы с минной опасностью оставалась «русская флотилия траллеров для очистки фарватеров в гирле Белого моря и других местах от неприятельских якорных мин», сформированная, однако, только в 1916 г.[413]

Естественно, возникает вопрос, а не являлся ли Барк одной из причин, заставивших Ллойд-Джорджа способствовать ликвидации столь опасного соперника в борьбе за власть в Великобритании, как лорд Китченер? Нельзя исключать, что фельдмаршал, прознав о совместном «бизнесе» Ллойд-Джорджа и Барка, почувствовал себя обделенным. И, действуя с солдатской прямотой, решил хорошенько надавить на Петра Львовича во время личной встречи в Петрограде, дабы вынудить того делиться. Благо они знакомы с февраля 1915 г. Как свидетельствует личная конфиденциальная переписка лорда с генералом Хэнбери-Уильямсом, Китченер придавал настолько большое значение встрече с Барком в ходе своего пребывания в России, что даже был готов перенести сроки визита. Дело в том, что Барк планировал выехать в Париж на очередную встречу министров финансов союзников 14 июня, а фельдмаршал рассчитывал прибыть в Петроград 11 июня 1916 г. Китченер считал принципиально важным встретиться с Барком именно до его отъезда во Францию. Причем подчеркивал, что ему необходимо иметь достаточно времени для разговора с Барком по «финансовым вопросам». Хэнбери-Уильямсу даже пришлось напоминать военному министру, что ему следует почаще говорить и о его стремлении обсудить военные вопросы взаимодействия союзников, а не только интересоваться, сможет ли он вдоволь наговориться с Барком[414]. Но даже упоминание о готовности царя принять Китченера не вызвало у военного министра особенного интереса. Только Барк. Каково? Не кажется ли вам странным, что фельдмаршала интересуют исключительно проблемы Министерства финансов России, а не оборонного ведомства? И это в условиях войны! И тем более накануне встречи Барка с коллегами из Франции и Великобритании, где и должны обсуждаться вопросы финансовых связей.

^{Герберт Китченер. 1901. [Из открытых источников]}

Надо сказать, что даже генерала Джона Хэнбери-Уильям-са — человека чрезвычайно информированного — порядком поразила такая настойчивость фельдмаршала Китченера по поводу необходимости личной встречи с Барком. Находясь в ставке императора в Могилеве, имея прямой доступ не только к императору, а практически ко всем секретам Российской империи, он был уверен, что знает все. Он имел все основания так думать, поскольку в 1915–1917 гг. располагал ежедневной эстафетой на посольство Великобритании в Петрограде. Этот канал функционировал столь четко, что им часто пользовались русские должностные лица ставки, включая высокопоставленных генералов, для передачи срочных совершенно секретных документов. Какие уж тут тайны от союзников! Оказалось, что генерал благодушно заблуждался. Знал он пока не все: золото было для Лондона, Ллойд-Джорджа и Китченера намного важнее государственных военных секретов.

Уж не собирался ли Китченер поставить Петру Львовичу какие-либо условия, возможно, даже запугать разоблачением его махинаций или предложить свое покровительство в обмен на отход от работы под патронажем Ллойд-Джорджа? Классическая перевербовка агента. Здесь есть над чем подумать.

Со своей стороны, Барк вводит в заблуждение Николая II, ловко манипулируя понятиями. Он убеждает царя в полном успехе переговоров в Париже. Уже даже в принципе не ставя под сомнение необходимость вывоза российского золота за границу и передачи его фактически под контроль Англии, Барк утверждает, что высылка золота будет происходить «только в виде займа, а не продажи его, причем оно должно быть возвращено через некоторое время Государственному банку, а также… чтобы эквивалент мог быть занесен в баланс Государственного банка». Однако по факту никаких гарантий возврата нет, о чем его в качестве председателя Комитета финансов и предупреждал незадолго до своей смерти С. Ю. Витте перед поездкой Барка на конференцию в Париж.

А далее Барк, еще не встав полностью на путь предательства, начинает вовсю, зачастую даже по собственной инициативе, продвигать решения, абсолютно противоречащие интересам России. Здесь вновь, как и в случае с Рибо, появляется верный «Джек-потрошитель» Лондона — Джек Морган. И Барк послушно передает все расчеты по российским заказам и контрактам под контроль американского банка «Дж. П. Морган и К°» всего лишь за кредит в 15 млн долларов! Целесообразность всех военных закупок теперь полностью определяется англичанами, и это в тот момент, когда русская армия буквально гибнет из-за нехватки патронов, снарядов, отсутствия тяжелой артиллерии и даже винтовок. Союзники же в первую очередь удовлетворяют потребности своих армий (которые немцы давят по всем фронтам) осуществляя поставки в Россию по остаточному принципу.

Но врать до бесконечности не получалось даже у Барка…

3 января 1916 г. жители далекого от войны Владивостока могли наблюдать впечатляющую картину. В бухту Золотой Рог входили два военных корабля. Ветераны флота, среди которых было немало участников недавней русско-японской войны, безошибочно определили: японские. А кое-кто даже вспомнил их названия — «Токива»[416] и «Титосэ»[417].

— А, опять «собачки» пожаловали, — раздраженно пробурчал какой-то ветеран, в сердцах сплюнул, повернулся и зашагал прочь от берега, заметно прихрамывая.

Зеваки помоложе переглянулись: почему «собачки»-то? Им было невдомек, что так защитники и жители Порт-Артура прозвали крейсеры «Титосэ» и «Касуга»[418] (о нем речь впереди), всегда появлявшиеся на горизонте как предвестники беды: «Всякому было известно, что, если „собачки“ пришли, понюхали и ушли прочь — значит, ожидай скорого появления главных сил»[419].