Думаю, окончательным сигналом к бегству для Барка послужил разговор с Николаем II, когда тот попросил у него 200 тыс. руб. наличными для собственных нужд, не объясняя причин. Неспроста Барк включил этот эпизод в свои воспоминания. Он понял: если уж император заговорил о деньгах, то дело совсем плохо. Кстати, эти средства могли бы очень подсобить царской семье в период пребывания в Тобольске, где ее члены испытывали большие трудности из-за скудности наличных средств.
Как пишет в своей книге «Последние дни Романовых» («The Last Days of the Romanovs») находившийся в то время в Сибири корреспондент «Таймс» Вилтон[401], уже в ноябре 1917 г. царская семья в Тобольске испытывала большие материальные трудности, поскольку во время нахождения во главе правительства Керенского, «несмотря на все обещания, деньги так и не поступили» вплоть до революционного октябрьского переворота. Вскоре «средства на ведение домашнего хозяйства иссякли». Сохранившим верность бывшему императору слугам приходилось «занимать у сердобольных горожан». А с приходом к власти большевиков им вообще заявили, что денег на содержание сидельцев нет и они могут рассчитывать только на солдатский паек[402]. Что ж, каков был тогда солдатский паек, представить себе несложно. Хотя, по состоянию на май 1917 г., члены царской семьи располагали собственным капиталом более чем на 12,1 млн руб.[403], но, понятное дело, пользоваться этими средствами стало им крайне затруднительно.
А на какой «паек», в отличие от царской семьи, мог рассчитывать Барк? И здесь я хотел бы обраться к воспоминаниям одного из эмигрантов, бывшего министра земледелия А. Н. Наумова[404], близко знавшего Барка: «В памяти всплывают две наиболее характерные встречи мои с Барком, происшедшие после революционных событий 1917 года, — первая произошла во второй половине 1918 года в Крыму, в Ялте, когда мы с ним дружески беседовали за завтраком в гостинице „Россия“. Несмотря на весь кошмар пережитого, Петр Львович казался по-прежнему ровно-спокойным человеком, не терявшим, видимо, надежды на лучшее будущее и на собственные силы. Меж тем положение его было тогда не из легких — Барк лишился всего и сильно бедствовал. Когда у нас зашла речь, какого к завтраку спросить вина, Петр Львович, приветливо улыбнувшись, промолвил: „Для меня никакого! Бывший министр финансов должен сознаться, что у него нет лишних денег даже на бутылку вина!“»[405]
Итак, по мнению А. Н. Наумова, Барк бедствует. Но бедствует явно картинно. И в то же время кажется «по-прежнему ровно-спокойным человеком, не терявшим, видимо, надежды на лучшее будущее и на собственные силы». Автор воспоминаний очень точно подметил состояние последнего императорского министра финансов: Барк прекрасно знает, что его будущее обеспечено, но еще не пришло время, он еще нужен британской короне в России, а именно в Крыму, куда сделаны огромные британские инвестиции через… Архангельск. За тем, как они будут использоваться, и надлежало следить Барку. Казалось бы, парадокс: где Крым, а где Архангельск. Но не будем забывать, что именно сюда, на Крымский полуостров, на помощь войскам генерала Врангеля были переброшены королевским флотом несколько тысяч русских солдат, вступивших во вспомогательные части, организованные англичанами в зоне своей оккупации на Севере России в районе Архангельска для борьбы с большевиками. Примечательно, что и здесь не обошлось без Банка Англии. Британцы и тут увидели свою выгоду — русский лес.
Когда началась интервенция союзников в России, английский десант в августе 1918 г. высадился в Архангельске, где ему достались огромные склады уже оплаченного Россией военного имущества. Здесь была сосредоточена мощная группировка интервентов: 13 тыс. англичан, 4 тыс. американцев, 2 тыс. французов, 1 тыс. сербов и поляков, 14 батальонов канадских и австралийских войск.
В Лондоне никто ни минуты не сомневался в том, кого поставить во главе дела по экономическому ограблению Севера России. Выдвинутая Кейнсом идея о финансировании интервенции и подконтрольных захватчикам белых войск на Севере России в обмен на поставки леса (кредит в 15 млн руб. под обеспечение высококачественной древесиной стоимостью в 20 млн руб.) была горячо поддержана и союзниками, в частности французским дипломатом, бывшим военным министром и министром финансов Франции Жозефом Нулансом. Ведь только прямые затраты на интервенцию составили 49,6 млн ф. ст.
С этой целью англичане выпустили обеспеченный фунтом стерлингов северный рубль. Во главе всего проекта стоял опять-таки Кейнс. В Архангельске под непосредственным контролем Банка Англии была учреждена Эмиссионная касса под началом уже знакомого нам главного кассира Банка Англии Э. Харви, который с первой поставки золота из России через Архангельск отвечал за этот вопрос в банке.
Сам Кейнс писал матери 21 сентября 1918 г.: «Моя наиболее интересная работа в последнее время состояла в том, чтобы ввести в России новую валюту. Дадли Уорд[406] и я потратили огромное количество времени, отрабатывая детали этого вопроса: на разработку дизайна новых банкнот, их печать, подбор персонала, ответы на различные головоломки и на весь спектр вопросов „от а до я“ [в дословном переводе с английского „с головы до пят“. — С. Т.]. Мы надеемся, что план будет запущен в дело через 2–3 недели»[407]. Вскоре это и произошло.
Выпускаемая новая банкнота на 75 % гарантировалась резервными фондами Банка Англии, где был открыт специальный депозит на 2,5 млн ф. ст. Это позволило эмитировать 100 млн руб., приобретенные правительством Лондона для британской военной администрации на Русском Севере. Был установлен обменный курс в 40 руб. за 1 ф. ст. (ранее на черном рынке фунт меняли на 45–48 руб.). Он гарантировался английскими властями, о чем гласила надпечатка на каждой банкноте. Хотя, понятно, эти обязательства носили эфемерный характер и ничем конкретным не подкреплялись[408].
В народе эти рубли сразу окрестили «английскими». Первый пароход с банкнотами прибыл в Архангельск 3 ноября 1918 г. Но их дизайн оказался не очень удачным, и внешне новая валюта очень напоминала царскую, что замедлило ее выпуск в обращение, поскольку персонал Эмиссионной кассы был вынужден вручную замазывать царский герб на каждой банкноте (здесь Кейнс со товарищи явно промахнулись). В обращение валюту выпустили только 28 ноября 1918 г. Это позволило британским властям полностью покрывать расходы на интервенцию и оплачивать вывоз крупных партий ценного сырья из России.
Конечно, подобный проект не мог обойтись без Ллойд-Джорджа, который и приставил присматривать за соблюдением собственных интересов в этом прибыльном деле своего человека. Им был Уильям Дадли Уорд, уже упомянутый Кейнсом представитель Казначейства, занимавшийся поставками в Россию военных материалов. На самом деле этот аристократ являлся офицером британской военно-морской разведки и входил в ближайшее окружение премьер-министра.
Понятно, что гарантированная оплата в стабильной валюте среди царивших в Архангельске хаоса и безработицы стала убедительным доводом для многих бывших русских солдат, да и просто людей, лишенных источника существования, в пользу вербовки во вспомогательные части британских оккупационных войск.
3 марта 1919 г., участвуя в дебатах в палате общин по вопросу выделения запрошенных Черчиллем 440 млн ф. ст. на военные расходы, член парламента капитан Стэнли Уилсон[409] заявил: «Архангельск — это британский порт»[410]. И следует признать, что на тот момент данное утверждение было недалеко от истины. Оккупанты не только покрывали все свои расходы за счет подконтрольной исключительно им эмиссии северных рублей, но и добивались односторонних преимуществ в торговле с регионом, беззастенчиво оттирая от прилавка даже собственных союзников. Как указывал впоследствии в своих воспоминаниях один из видных деятелей местной белой администрации — управляющий отделом внутренних дел Северного правительства В. И. Игнатьев, «этот северный рубль оказался не только средством для проведения английской финансовой политики, но и средством для проведения их торговой политики — лишь только мы вздумали заполучить товары из Франции и Италии, чтобы создать некоторую конкуренцию, в английском банке [Банке Англии] начал таять золотой запас, обеспечивающий северные рубли, и правительство стало получать уменьшенное количество северных рублей, так как уменьшилась абсолютная величина добавочного выпуска северных рублей, не обеспеченных золотом. Пришлось бить отбой и покупать все у англичан»[411].
