Поскольку прямая подчиненность главы РЖМ Совнаркому сохраняется, то Ломоносов, делая вид, будто обижен недоверием, вновь подает в СНК заявление об отставке. При этом в качестве предлога он выдвигает, казалось бы, незначительный факт, а именно это самое изменение отчетности, оставляя в стороне другие, более весомые аргументы. Очевидно, ему необходимо отвлечь внимание от основных проблем, связанных со своей деятельностью как главы РЖМ, на второстепенные. На защиту ценного специалиста грудью встал А. И. Емшанов[1548], сменивший кресло наркома путей сообщения на кабинет заместителя Ф. Э. Дзержинского, который к тому моменту возглавил НКПС. Он затормозил решение вопроса издревле известным всей русской бюрократии способом — созданием специальной комиссии.
И у Ломоносова, на удивление, все получается: СНК не принимает его отставку. А чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, кто именно стоит за столь благополучным для него исходом административной схватки с НКВТ и НКПС, Юрий Владимирович демонстративно выражает свою признательность Ленину за доверие.
Более того, 2 февраля 1922 г. Политбюро одобряет предложение Ломоносова о заключении кредитно-экономического соглашения со Швецией и поручает провести ускоренные переговоры тройке в составе Литвинова, Ломоносова и Керженцева.
Это явно не то, что хотелось бы видеть Красину, ведь отношения со Швецией — это его, кровное. К тому же самому наркому особо похвалиться нечем: валютная выручка Внешторга за 1921 г. составила всего 9 млн руб. Вся! Его также не может радовать намечающийся тандем Литвинов — Ломоносов. И это при том, что 1 февраля 1922 г. полпред РСФСР в Швеции Керженцев пишет в Москву: «Считаю недопустимым, что Ломоносов уведомляет шведское правительство каким-то частным образом о переговорах с Советским правительством. Прошу принять решительные меры против этой дезорганизаторской самостийности, которая совершенно подрывает работу… Настаиваю, чтобы кредитные переговоры были изъяты из рук Ломоносова»[1549].
Надо сказать, и Ломоносова доводили до истерики те случаи, когда указания из Москвы поступали ему через Керженцева, которого он всеми силами пытался изолировать от получения любых сведений о проводимых им операциях с золотом. При этом Ломоносов сам переходит в наступление, обвиняя Керженцева в предвзятом к себе отношении, из-за которого тот голословно обвиняет его «во всех преступлениях, кроме скотоложества». Будучи верным себе, он тут же придает делу политическую окраску, стараясь запугать НКВТ тем, «что вся эта свара, в которой я стараюсь принимать минимальное участие, стала достоянием иностранцев; а это едва ли в интересах Советской России»[1550]. В такой ситуации стоит ли удивляться, что и этот демарш полпреда остается без последствий, словно какая-то неведомая сила двигает Ломоносова вперед, отметая все разумные доводы и попытки унять его неуемную алчность. У самого же Керженцева, возможно не без участия Ломоносова, возникают проблемы с комплектованием своего штата персоналом, ибо шведы без каких-либо объяснений отказывают во въездных визах советским сотрудникам. Делалось ли это с подсказки профессора или таким образом местные спецслужбы добавляли противоречий и подозрительности в отношениях советских представителей, сегодня сказать трудно, но исключать интриг со стороны Ломоносова в этом вопросе я не могу.
В такой ситуации Красину необходимо срочно отвлечь внимание от собственных провалов, в первую очередь во внешней торговле. Вынужденный временно отступить, он в ответ выдвигает на первую линию атаки на Ломоносова торгпреда в Германии Б. С. Стомонякова, у которого немало поводов для обвинения главы РЖМ в реальных и мнимых злоупотреблениях, причем первых так много, что придумывать вторые фактически нет необходимости.
Возможно, именно потому в марте 1922 г. появляется совершенно секретная записка торгпреда в Германии Б. С. Стомонякова — ближайшего, напомню, конфидента Леонида Борисовича, многим ему обязанного, ибо по его рекомендации в свое время Стомонякова приняли на службу в германскую фирму «Сименс-Шуккерт». Красин настолько доверяет Стомонякову, что тот служит тайным почтовым ящиком, передавая письма Леонида Борисовича обеим его женам. Согласитесь, поручение более чем щекотливое.
И вот верный оруженосец Красина стряпает документ, котором, в частности, «раз и навсегда» отмечает, «что запоздание в поставке паровозов является результатом неудовлетворительности составленных проф. Ломоносовым с паровозными заводами договоров, не обеспечивающих наших интересов»[1551].
Однако в Москве постепенно всем становится ясно, что заказ паровозов в Швеции сам по себе был большой ошибкой. Уже в 1925 г. исследователь русского железнодорожного транспорта И. Д. Михайлов прямо указывает в своей книге, что в стране «создали впечатление о необходимости заказа подвижного состава за границей… Заказ был сделан, огромные суммы на него затрачены, хотя в дальнейшем оказалось, что можно было обойтись и без этого заказа, стоило лишь усилить капитальный ремонт паровозов»[1552]. И он совершенно прав.
Понимает, что его обман раскрылся, и Ломоносов. Но он не намерен сдаваться и решает перехватить инициативу, предлагая на сей раз закупить партию локомотивов в США, где у него, как мы помним, остались обширные связи в деловых кругах. Но Красин буквально восстает против этой идеи. 17 марта 1922 г. Ломоносову приходит шифротелеграмма от заместителя наркома путей сообщения: «На покупку паровозов кредита нет. По мнению Красина, никаких политических соображений тоже нет». Вскоре (27 марта 1922 г.) аналогичную по содержанию шифровку глава РЖМ получает и из СНК от управделами Н. П. Горбунова, причем текст для нее явно написан под диктовку Красина.
Но Ломоносов не сдается. Он направляет Ленину, Дзержинскому и Красину предложение организовать закупку локомотивов в Германии, где промышленники выражают готовность построить сто-двести паровозов, причем с минимальной предоплатой: всего 10 % и то векселями. Но и эта инициатива не находит отклика.
Сам Красин тоже не сидел сложа руки, добиваясь изоляции Ломоносова, обрывая его деловые связи в советском загранаппарате. К тому времени Красину удалось нейтрализовать важное звено в схеме поставки золота, выстроенной Ломоносовым, — Гуковского. В Ревеле у Леонида Борисовича были свои верные люди, знакомые ему по работе на заводе фирмы «Сименс» и пользовавшиеся его доверием, в частности инженер Анчиц[1553]. Им-то и поставили задачу нейтрализовать всех, на кого мог опереться Ломоносов, создать вокруг него вакуум. Анчиц подробно информировал Соломона о «делах Гуковского и его сподвижников, иллюстрируя отдельными фактами ту мощную картину хищничества, грабежа и мошенничества, и разврата, и разгула, которые царили» среди советского персонала полпредства в Ревеле[1554]. А Соломон, у которого с Красиным установились самые тесные отношения еще со времени работы на строительстве Кругобайкальской железной дороги в 1896 г. (а вновь они сблизились, когда Красин в 1918 г. входил в состав советской делегации на переговорах в Берлине, где Георгий Александрович работал в представительстве РСФСР), действовал уже по указаниям Леонида Борисовича. Надо сказать, что в их отношениях уже тогда сложилась четкая иерархия: Красин покровительствовал старому другу, тот незамедлительно доводил все ставшие ему известными сведения до ведома Леонида Борисовича.
Соломон люто ненавидел Ломоносова, считая его авантюристом и жуликом, и стремился буквально с первых дней существования РЖМ затруднить ее деятельность, попросту не отвечая на обращения профессора. Поскольку Ломоносов не мог обойти Соломона в силу его служебного положения ответственного за прием и отправку далее русского золота в Ревеле, то ему не оставалось ничего иного, как жаловаться Красину. «Мудрый[1555] не ответил ни на одну мою телеграмму о перевозке товара и сносится непосредственно с Гуннаром, совершенно игнорируя меня, — скулит он в одной из телеграмм, отправленной из Берлина в декабре 1920 г. — Еще раз подчеркиваю, что все мои старания исполнить ваши указания разбиваются об упорное нежелание Мудрого сноситься со мной». Красин был вынужден успокаивать Ломоносова, в то же время указывая, что у того есть более приоритетные задания: «Соломону даны указания быть полном контакте с вами. Отправка должна быть произведена им ввиду необходимости согласования с другими аналогичными операциями»[1556].
