— Отцепись от меня, — предпринимаю очередную тщетную попытку оттолкнуть, — Блин, промокла, как курица… Всё из-за тебя…

— Точно, курица, я ж тебя сразу так назвал… — хрипло смеется он, вспоминая начало нашего «знакомства», хватая меня за подбородок и запрокидывая голову так, чтобы я, наконец, посмотрела на него…

— Да иди ты…

— А что, не курица? Знаешь, что такое «куриная слепота»? Вот у тебя точно куриная слепота, Злата, раз в упор не видишь, что я с ума по тебе схожу! — этот шепот палит изнутри. Заставляет все ёкнуть, оборваться… Чтобы снова сердце забилось с такой неистовой силой, что вены не справляются нести кровь с дикой скоростью.

Я только открываю рот- сама не знаю, то ли чтобы в очередной раз его послать куда подальше, то ли, чтобы что-то воскликнуть нечленораздельное, только он все равно в этот момент затыкает меня глубоким поцелуем.

Я…окончательно сдаюсь. Отдаю себя, наконец, во власть этих влажных чувственных губ. Сильных рук, которые хаотично гуляют по моему телу.

Не знаю, сколько это длится. Чувствую себя пьяной, потерянной в пространстве, до агонии счастливой.

Дмитрий на секунду отрывается от меня. Я даже взгляд не могу на нем сфокусировать- всё сейчас в тумане и…

— Хочу тебя, Злата… — шепчет он, тяжело дыша, упираясь своим лбом в мой, — сейчас ты ответишь мне односложно- да или нет… Без игр… Хватит уже бегать от меня… Не дразни… Я уже не смогу остановиться…

Внутри все скручивается в рог. Спазмами, сладко-болезненно. Наверное, я даже никогда и не испытывала такого… Такой страсти, такого огня, такой жажды дикой… Мы стоим все в воде, мокрые, как из-под душа, а ощущение, что вокруг пустыня- и единственный способ выжить и не умереть от жажды- испить друг друга…

— Да… — звучит тихо-тихо, на выдохе.

Но Он слышит. Крепко сжимает мою руку и куда-то меня увлекает за собой.

Здесь рядом, оказывается, какая-то гостиница. Ну, или нечто похожее. Совсем непрезентабельное, простое, запрятанное за скромным фасадом трехэтажного дома. Он крепко сжимает мою руку и ведет за собой, а я задыхаюсь от предвкушения и… страха. Восторженного страха неизвестности и чего-то торжественного, важного, неизбежного…

Дементьев не отрывает от меня своих глаз, словно если он отвернется, я сорвусь, как рыбка с крючка.

С ударом о столешницу кладет перед хостесс деньги. Краем глаза мне кажется, что там целая пачка купюр. Это становится понятно и по тому, как та начинает резво суетиться вокруг нас.

— Лучший номер дай прямо сейчас, — тихо приказывает он ей.

Дальнейших слов не требуется.

Через минуту мы оказываемся внутри небольшой комнаты со старой мебелью, но разве сейчас есть желание и возможность ее рассматривать.

Едва успеваем закрыть за собой дверь, как он вжимает меня в стену, наваливаясь всей своей мужской мощью.

— Капец я этого ждал, — нетерпеливо стаскивает с меня мокрую одежду. Когда за блузкой следом летит бюстгальтер, он гортанно рычит и накрывает губами попеременно мои соски. Меня трясет. Выгибаюсь. У меня так давно такого не было. Никогда такого не было!

— Дима, — шепчу, бесстыдно подставляя ему себя.

— Ещё, скажи ещеее… — на горячем, срывающемся на вибрации выдохе, — ещё, Пташка. Это твое «Дима» самое правильное в мире…

Какой же он большой, сильный, надежный рядом со мной. Настоящий. Настоящий мужчина.

Освободив от одежды, подхватывает меня на руки и кладет на кровать, нависая сверху. Она жалобно скрипит. Мы переглядываемся и смеемся, несмотря на драматизм момента.

— Мог на Луну тебя увезти ради такого случая, а в итоге… в подворотне какой-то… в студенческом хостеле…

— Все равно, где, главное- с тобой… — притягиваю его к себе бесстыдно. И откуда у меня столько смелости?

Когда он снимает с себя остатки одежды, не переставая целовать, отстранившись лишь раз, чтобы заглянуть в глаза и улыбнуться, мы уже не говорим.

Только чувствуем, касаемся, целуем друг друга…

Он проводит по моим всё еще влажным волосам, плечам, талии, бедрам, раздвигает ноги. Замираем.

Я глубоко вздыхаю, когда мы сливаемся воедино. Он стонет. Я задыхаюсь от яркости эмоций.

Оказывается, вот такая долгая прелюдия, сложная, интеллектуальная, продиктованная самой жизнью, как это было у нас- это круто. Потому что сейчас я чувствую его всего, наслаждаюсь им всем. Это до безумия сладко, пленительно, важно…

— Злата, — шепчет он рвано, убыстряя ход.

Требовательный, жадный, горячий, потрясающий.

Я раскрываю свои бедра и подаюсь ему навстречу с еще большим рвением. Хочу, чтобы этот момент отпечатался в моей памяти навсегда.

— Дима… Дима…

Теряю связь с реальностью, когда чувствую, как сладкие судороги удовольствия пронзают все мое тело. А через секунду ловлю, как в такой же сладкой агонии начинает биться и Он…

***

Я лежу на его груди. Слушаю его дыхание. Греюсь от его тепла.

Он нежно гладит мою кожу, то и дело целуя.

— Словно девочка, — трется носом о мою шею и зарывается в волосы.

Не могла представить, что жесткий Дементьев с ледяными глазами может быть таким… Чувственным, страстным, внимательным, чутким…

Сердце сводит от нестерпимых нежности и восхищения, которые я сейчас к нему испытываю. За всё.

— И я с тобой как мальчишка… Этот месяц сумасшедший какой-то. Все жилы из меня вытащила… Пташка моя…

— Почему ты называешь меня Пташкой? С самого начала…

Он хмыкает, целуя меня в макушку.

— Ты и есть Пташка… Есть в тебе что-то трогательно нежное. Хрупкая, нежная и… в то же время, можешь то, что другие не могут. Кто еще такой выносливый, чтобы летать на такие расстояния? Кто еще так высоко поднимается, что дух захватывает? Птицы- уникальны. И ты уникальна, Злата…

Мне нравятся его комплименты. Я млею в них, растворяюсь в их тепле. И верю им. Это самое важное- верить в то, что о вас говорят из хорошего…

— Что бы было, если бы мы не встретились… Я бы и не знала, что не жила… — искренне шепчу я ему в грудь, целуя. Вдыхать его запах. Не скрываться, не бояться, не закрываться- это такое удовольствие…

— Это я не жил. Ты жила, конечно. У тебя все всегда правильно и выверено… ты же училка…

Усмехаюсь.

— Это другое… Я, наконец, женщиной себя почувствовала, Дим. Это так важно, оказывается. Господи, вот бы все женщины испытывали такое счастье…

Теперь он усмехается, добродушно.

— Даже сейчас она о других думает, а не о себе. Не о нас…

— Ну, неправда. Обо всем думаю…

— Что это было с Флипи? — не могу не вернуться к событиям пары часов назад.

Дима пожимает плечами. Целиком и полностью его импровизация. Я, как и ты, сегодня был лишь объектом…

— Ничего не поняла…

— Я действительно тебе кое-что не договорил, когда мы заключали договор…

— Это мягко сказано, — хмурюсь я, — было бы хорошо все-таки узнать всю правду до конца…

— Я детдомовский, Злат. Флипи стал моим опекуном. Это он забрал меня из детдома, когда мне было шестнадцать. На тот момент я уже придумал свой первый микробизнес. Собственно, так нас и свела судьба. Флипи патронировал какой-то благотворительный проект. В его рамках я презентовал свою идею как воспитанник детдома. Она ему понравилась, я тоже ну… Дальше дело пошло по сценарию, который тебе известен… Он хороший мужик на самом деле. Правильный, по понятиям. Я рад, что к нему попал. Он как Союз развалился, только из тюрьмы вышел. За валютные махинации посадили. Ты ж понимаешь, это не преступление, это предприимчивость, за которую раньше карали. Ну, в девяностые эти его качества как раз и пригодились. Он многому меня научил. В антиквариате разбираться, в строительстве, чтение уважать, знания. Ты зря его так сегодня. Он даже опешил, не ожидал, что ты кинешься, как орлица, меня защищать…

— Орлица, — хмыкнула я, — а совсем недавно была курицей… Ты прям орнитолог настоящий.

Дима улыбается.

— Кстати, к вопросу о птицах. Ты жаворонок или сова? — спрашиваю я его, — я ведь столького о тебе не знаю…