— Как я понимаю, Златочка, Вы подумали над тем, что я Вам вчера сказал.

Я утвердительно кивнула. Вытащила из сумки договор и положила перед мужчиной.

— Хм. Оригинал. Через пятнадцать минут начнется рабочий день моего секретаря, она снимет с него копию…

— Не надо копию, — осекла его я, — забирайте оригинал.

— Вы не поняли меня, Златочка. Мне не нужен оригинал. Я готов просто помочь вам понять, как действовать дальше. А эта бумага- ваш правоустанавливающий документ с Дементьевым, — разъяснял мне, чеканя каждое слово, словно бы я дура.

— Это Вы меня не поняли, Яков. Мне не нужен ни оригинал, ни копия. Нет больше договора. Я считаю его ничтожным. — я снова взяла со стола бумаги и разорвала их напополам.

— Это как так? — удивленно изогнул бровь.

— Очень просто. Я не выполнила часть своей сделки, раз Вы нас разоблачили. Дмитрия интересовало лишь то, чтобы мы правдоподобно сыграли в брак. Я не справилась. Отвечать мне перед ним. Пусть сам решает, какие издержки я должна понести за то, что подвела его. Но здесь я по другой причине. Знаете, раз уж договор больше не действителен, я больше не должна притворяться, а могу сказать все, что я о ком думаю. Так вот, знаете, что я думаю о Вас? Вы жалкий… Да, простите меня. Понимаю, у нас большая разница в возрасте и я должна уважать Вашу седину, но не могу. Вы что решили, что можете вот так с вершины своего ханжества давать оценки людям? Кто вообще Вам дал такое право? Почему вы считаете, что вправе оценивать, какой человек Дмитрий или за что-то его винить? Я никогда это не говорила ему и наверняка не скажу, но Вы должны знать. Дмитрий- единственный настоящий мужчина, которого я встретила за всю свою жизнь. Настоящий. Неидеальный. А именно настоящий. На таких людях держится эта планета. Нет, не на таких, как Вы, привыкших с детства к роскоши и богатству, считающих, что людей стоит оценивать по происхождению и умению вести никчемные беседы. Да, не смотрите на меня так, я подготовилась к нашей встрече. Почитала о Вас в интернете. Потомок прибалтийских аристократов, землевладелец в третьем поколении… Вы никогда не видели ни жизненных трудностей, ни суровой реальности. Для Вас жизнь так и останется «пятой симфонией Прокофьева»- картинным произведением под важный случай, и Вам будет совершенно наплевать, что писал он этот шедевр тогда, когда его преданная и позабытая жена гнила в тюрьме из-за него, а дети были выброшены на произвол судьбы в то время, как он кувыркался в постели с новой молодой женщиной.

— Что Вы всем этим хотите сказать? — его лицо стало острым, черты словно бы обрели географическую четкость. И возраст. Возраст сейчас очень отчетливо на нем читался.

— Если и есть на свете человек, достойный того, чтобы вести с ним дело, так это Дмитрий. Но вот знаете, если бы я только могла ему сказать, я бы сказала, что это Вы не достойны Дмитрия. Ногтя его не стоите… У него таких проектов будет вагон и маленькая тележка, а Вы подавитесь своей землей. Пусть её купит какой-нибудь именитый иностранец и построит там очередной дорогущий отель без души…

— А у Дмитрия значит душа, да? — усмехнулся он.

— Да, у Дмитрия душа!

— Вы так звучите, деточка, словно бы по уши втрескались в него! Как пятнадцатилетняя барышня!

— Да, втрескалась! — отвечаю на одном выдохе, уже войдя в кураж, — впервые в жизни втрескалась в достойного мужчину! Впервые в жизни достойного встретила! А может и нет их больше, достойных! Может он один такой?! Вот Вы, весь из себя благородный, а чего Вы стоите, если приходите к человеку столоваться, хлеб соль с ним делите, и на следующий день его обливаете грязью?! Жаль, что я его недостойна, но это не меняет сути! Знаете, мне гордо, что есть такие мужчины, в которых не стыдно влюбляться!

На этом моменте моей пламенной речи Флипи зааплодировал. Я осеклась и смутилась, что меня, конечно, сильно понесло. Щеки дико горели…

— Димочка, Вы слышали? — обратился куда-то в сторону Флипи и я…

Потеряла дар речи.

Из-за царящего в комнате мрака я не увидела вращающегося кресла в углу кабинета, в котором, как оказалось, повернутым к окну уже сидел Дементьев в тот момент, когда я пришла к Флипи.

— Что… что это означает… — хриплым голосом произнесла я, автоматически подскакивая со своего места и пятясь назад, к выходу.

— Злат, ты только сейчас успокойся, — хрипло, но максимально мягко обратился ко мне Дмитрий, повернувшись теперь к нам и тоже поднимаясь с кресла, — просто…

— Печально, что Вы такого плохого обо мне мнения, милочка, — дружелюбно улыбнулся Флипи, словно бы и не было нашего напряженного разговора с моими обвинениями. — Я ведь не обвинял. Я говорил правду, пусть и суровую… Да и вообще, проводил шоковую терапию, заметив, что Вы все время делаете друг к другу один шаг вперед, а потом два назад… Дело в том, милая, что именно я был опекуном Димы… Поэтому мне, как никому другому, знать, какой он…

— Я… не понимаю… — продолжала пятиться, я чувствуя, как горит лицо.

— Яков очень хотел, чтобы я остепенился, Злата. Вот и придумал хитроумную схему в своем стиле…

— То есть… Всё это было ложью? Земля… Брак… Договор… — мой голос предательски дрогнул.

— Почему же? Я сказал Диме, что подарю ему земли в Краснодаре, но только на свадьбу… Ему оставалось только найти достойную невесту. Ну, и чтобы я ее одобрил. Вот, он нашел. А я одобрил, — улыбается самодовольно.

Когда стыд и обида внезапно пересилили на внутренних чашах весов разум и самообладание, я развернулась на каблуках и резко побежала на улицу, так и оставив в кабинете Флипи свой кардиган, сумку и… хитрые ухмылки обоих мужчин…

Небо все-таки прорвало. Теперь лило как из ведра. Выбежала и почувствовала, как вода стеной застилает видимость, но мне было плевать. Я бежала без направления и смысла вперед, чувствуя, как агония, стыд, смущение, смятение вихрями вьются в моей голове. Промокла до последней капли. Зябко. Порывистый ветер заставляет ежиться. Мне бы сейчас прийти в себя и успокоиться, но это означало, что нужно собраться и вернуться… либо в офис Флипи, либо в Его квартиру. Оба варианта исключены… Слишком сейчас уязвима, уязвлена…

Зашла под арку одного из пролетов домов. Прикрытие от дождя, но от сквозняка, создаваемого узким пространством, еще холоднее.

Упираюсь мокрой спиной в холодную стену и отчаянно вздыхаю, жмурясь. Как же я вляпалась, как же стыдно… Когда, наконец, нахожу в себе силы распахнуть глаза, вижу Дементьева, медленно наступающего на меня, словно бы хищник…

Его взгляд горит. Грудь тяжело колышется. Он такой же насквозь промокший, как и я.

— Не подходи… — хриплю я, автоматически выставляя руку вперед, но разве он слышит.

Шаг, второй, третий. И он возле меня. Его руки берут меня в кольцо плена, пригвождая путь отступления с обеих сторон. Но он пока меня не касается, хоть я уже чувствую кожей его горячие прикосновения.

Господи, здесь, в промозглой подворотне, на московском сквозняке, промокшая до последней нитки и продрогшая, я вся горю от одного его взгляда.

Горячее дыхание на моем лбу.

— Пусти и уходи…

— Не уйду… — шепчет он хрипло и опускает горячие губы на мое лицо. Целует рвано, хаотично, жадно. Лоб, брови, нос, скулы, щеки… Я брыкаюсь. Нелепо, отчаянно, сдаваясь, наконец… Бежать…

Чувствую, как он вжимается в меня всем своим горячим телом. Вздрагиваю.

— Втрескалась, значит, — не вижу его лица, потому что мои глаза на уровне его большой мощной напряженной шеи, но по интонации знаю, что на губах у него сейчас улыбка. А грудь- так горячо, так порывисто дышит, что каждый его вдох таранит меня.

— Нет! Наврала! — огрызаюсь, как могу. Мне сейчас так обидно, так обидно! — Пошел вон, Дементьев! Поиздеваться решил?! Понравилось выставлять меня идиоткой?!

Не выдерживаю и плачу от обиды и накопившегося всего. Ситуацию это мало меняет- я и так вся мокрая с головы до ног. Черт, не хочу, чтобы он видел мои предательские слезы! Резко вытираю глаза и вижу на пальцах следы черных потеков туши.