— Они ждут нас, — я опускаю глаза, упираясь ладонями ему в грудь, отталкиваю, но все тщетно, — отпусти меня, — голос срывается, я вот-вот расплачусь, от стыда и смущения, от страха, что нас могут увидеть, или услышать, тогда не миновать позора. Меня никогда не трогал парень. Даже за руку. Да, мы с Мурадом очень сблизились за это лето, но кроме смущенных взглядов, ничего не было. Я часто заставала его наблюдающего за мной. Залипала на нем, когда сталкивались взглядами. Было очень тяжело прерывать зрительный контакт, но я всегда заставляла себя, и на этом все. А сейчас, за каких-то пару минут столько всего произошло, что мне понадобится уйму времени, чтобы все это переосмыслить, переварить.

— Это все нормально, — говорит ничуть не смущенным голосом Мурад, все еще держащим меня за талию, — он настолько близко ко мне, что я ощущаю как нечто твердое, каменное, впивается мне в бедро, словно ствол, — я все лето с ума сходил, слюни пускал по тебе, — говорит и облизывает мою щеку, я тут же отворачиваюсь и сильней отталкиваю его, губы проходятся по моей шеи, вызывая во мне тонну мурашек.

— Это очень неправильно, то что ты сейчас себе позволяешь…

— Скажи, я тебе нравлюсь?

— Нравишься..

— Блядь, у меня сейчас башку срывает от тебя…, не знаю, что со мной происходит и почему только в нашу последнюю встречу я осмеливаюсь тебе признаться, что ты мне очень нравишься, — он смотрит в упор, в мои глаза, опускает лицо и припадает к моим губам.

— Мурад… — удается выговорить, когда он отстраняется, берет за руку и тянет меня за собой.

— Пошли, — нам нужно отойти подальше от твоего дома, да и от села тоже, — он так быстро шагает, что я еле поспеваю за ним, путаясь в траве своим длинным платьем.

— Куда ты меня тащишь? Дальше там сеновал..

— Как раз, то что надо…

— Я боюсь темноты.

— Со мной тебе нечего боятся.

Минут через десять мы уже сидим на сене, я всю дорогу уговаривала вернутся, ссылаясь на то, что это неправильно, находится вдвоем, наедине.

— Иди ко мне, мелкая, — он хватает меня за плечо и тянет к себе, я так устала, пока бежала за ним, что не предпринимаю никаких усилий, чтобы сопротивляться, просто сижу рядом, — не представляешь как я торчу от тебя.

— Мурад, можно не говорить мне такие вещи?

— Это какие такие? — он смеется, валит меня на сено, ложится сверху, я кричу и толкаю ладонями в грудь. Он впивается в мои губы, заставляя замолчать, хватает меня за руки, сводит их вместе и поднимает их за мою голову. Наглый язык врывается в мой рот, находит язык, засасывает. Я кусаю за нижнюю губу, на что он громко стонет, но не от боли, а от удовольствия. Внизу живота что-то каменное впивается в мое бедро, я паникую, когда Мурад двигает своим членом, мамочки, я произнесла это слово. Ужас сковывает все тело. Я начинаю вырываться, дергаться под ним, но никаких успехов не добиваюсь.

— Сопротивляйся, меня это, пиздец как заводит, — говорит этот ненормальный, целуя мои щеки, спускаясь к шеи, оставляя влажные следы. Одной рукой он держит мои руки, очень сильно и крепко, сколько попыток не предпринимаю, ничего не добиваюсь, кроме его смешка, и довольного стона.

— Что ты собираешься делать? — слезы наворачиваются на глаза когда он свободной рукой гладит мое бедро, поднимает платье, коленом разводит мои ноги и располагается между моих разведенных ног.

— Я хочу любить тебя..

— Что это значит? — слезы катятся по щекам.

— Обещаю не делать тебе больно, — под лунным светом я прекрасно вижу его довольное лицо. Глаза сверкают не естественным светом. Я боюсь его.

Паника окутывает меня с ног до головы, когда я слышу как он расстегивает ремень, щелкает вниз молнию своих джинсов.

— Мурад… Мурад …пожалуйста, что ты собираешься делать?

— Я собираюсь любить тебя, — он спускает вниз свои брюки вместе с боксерами, освобождая из плена свой огромный ч… Я отвожу глаза в сторону, жутко краснею и кричу. Сколько есть сил кричу.

— Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста!

Раньше, когда я читала какую-нибудь статью об изнасиловании, я всегда злилась. Как один парень может износиловать одну девушку?

— Я бы так врезала ему по яйцами, что он сразу бы сдох у моих ног! — уверенно говорила Я. Печально и очень горько, что я так думала.

Вот Мурад стоит у моих разведенных ног, полуголый и делает все одной рукой, другой он держит мои руки, и я ничего не могу делать, кроме как кричать.

— Асият, — просит, точнее требует возбужденным голосом, — не кричи милая, я обещаю, будет не больно, — он хватает мое платье от груди и тянет его вниз, полностью разрывая его, кидает куда-то в сторону. Я остаюсь лежать под ним в одном белье. От стыда закрываю глаза, плачу и продолжаю кричать. Голос уже срывается, от того насколько громко я кричала, что теперь вряд ли меня кто-то услышит, — я все лето мечтал об этом, понимаешь? Знаешь сколько я дрочил на твое фото? Ааа?? Засела мне в голову, как ведьма, сучка маленькая, — с этими словами он спускает мой бюстгальтер, освобождая грудь преподает к моему соску.

— Мурад, умоляю, давай вернемся, я забуду, никому ничего не скажу, пожалуйста.

— Где ты слышала, чтобы слово “пожалуйста” срабатывало? Аа? — он стонет от удовольствия, обводит языком мой сосок и опять засасывает его, не забывая о втором, с ним он делает тоже самое. Я все это время дергаюсь и кричу, но голос уже совсем слабый, я кашляю, так как очень сухо во рту.

— Пожалуйста, Мурад.

— Я все лето, точнее весь август смотрел на тебя и мечтал сорвать с тебя эти лохмотья, посмотреть, что там снизу? Я мечтал, грезил о тебе. Еще и этот платок, — он его тоже срывает с меня, распуская волосы, гладит, берет пучок подносит к своему лицу, вдыхает, — пахнешь обалденно. Знаешь, — смотрит в мои испуганные глаза, уверена уже красные и припухшие от слез, — я многих трахал в городе, но таких как ты, у меня не было. Ты чистая, ангел.

— Ты не сделаешь со мной ничего? Правда?

— Ничего плохого, правда. Обещаю тебе понравится, — он трется своим членом о мою промежность и стонет. Впивается в мои губы, толкается языком, не забывая кусать и облизывать мои губы. Одним движением он срывает с меня трусики, я кричу ему в губы, а он нагло и уверенно спускает руку вниз, трогает меня “там”, нежно гладит меня “там”, потом чуть входит, срывая с моих губ громкий крик со стоном.

— А ты мокренькая, — довольно улыбается, — тшш мелкая, расслабся, раздвинь ножки, — он отрывается от моих губ, и я кричу что есть силы.

— Помогите! Кто-нибудь пожалуйста! Помогите!

Мурад опять припадает к моим губам, заставляя замолчать.

— Замолчи! — кусает губы так, что я чувствую привкус металла во рту. Слез уже нету, я не могу плакать, лишь послушно открываю рот, чтобы он не кусал и не делал мне больно, не подозревая, какая боль ждет меня позже.

— Что тут происходит? — перед нами возвышается мужское тело. Я радуюсь, сильней дергаюсь, Мурад отпускает мои руки, смотрит на подоспевшего Алика, нашего обшего друга. Который тоже с города, приехал на лето домой.

— Не видишь, черт бы тебя побрал! — недовольно кричит Мурад, — какого хуя ты сюда приперся?

— Алик, — говорю молящим голосом, — забери меня..

— А какого черта, ты не можешь ей рот закрыть? — спрашивает Алик и спускается к нам, — какого черта, ты такую птичку хочешь отыметь один? — ухмыляется, я набираю в легкие больше воздуха и кричу что есть силы. Просто кричу. И тогда Алик перехватывает мои руки, которыми я калачу Мурада, устраивается у моего изголовья. Мурад никак не реагирует на мои удары, твердо лежит на мне сверху, продолжая тереться о мою промежность членом.

Алик преподает к моим губам жестким поцелуем. Если я поцелуями Мурада не брезговала, а терпела, то от влажных губ Алика меня просто воротит. К горлу внезапно подступает приступ тошноты, Алик отступает, но всего лишь на миг.

— Давай уже всунь ей, пока я держу ее руки и губы! — требует Алик.

Через мгновенье я чувствую резкую, режущую, адскую боль в промежности.