Всю неделю я вижу Злату только по утрам. Она с утра до глубокой ночи проводит время в клубе, в институте сказала, что заболела. Ходит на уроки танцев, которые преподают в клубе, только для девушек-танцовщиц. Таких, как Злата, которая умеет танцевать, но не стриптиз. Их учит хореограф, стриптизерща со стажем. Судя по счастливому лицу Златы, она с удовольствием ходит на танцы, и ждет не дождется, когда ее уже поставят в график. Хотя о каком графике идет речь? Со вторника по воскресенье, с семи вечера до двух часов ночи. Кстати, я тоже жду, когда она уже начнет работать, мы хоть видиться будем чаще. А так, я очень скучаю.

Не знаю чем себя занять, кроме уборки и готовки. Злата возвращается очень голодная, уплетает все за обе щеки. Я это понимаю по пустым контейнерам на столе, которые я с вечера оставляю для нее в комнате.

— Как дела? — спрашиваю у все еще лежащей под одеялом Злату.

— Лиля сказала, что со вторника уже могу начать работать.

— Это безумная идея, танцевать по ночам, но тебя не отговорить!

— И не надо! Мы же должны на что-то жить?

— Можно найти другую работу!

— Мы пытались, ты вон до сих пор не вылазишь с сайтов с объявлениями, нашла?

— Будешь? — показываю ей хлеб, намазанный маслом, она кивает и нехотя поднимается с кровати, — и чай?

— Я сама чай налью, а ты бутер.

— Я когда найду хорошую работу, ты уйдешь с клуба?

— Асичка, танцевать для меня — это не только работа, а еще и моя мечта понимаешь?

— Понимала бы, если бы ты танцевала на большой сцене, с известным певцом или певицей, но не стрптиз!

— Не волнуйся, я же не всю жизнь буду танцевать? Да и выбора особого нет, ммм, — она с большим аппетитом ест бутерброд, запивает чаем.

— Ты не доедаешь, не высыпаешься, в институт не ходишь, — вздыхаю, — что мне с тобой делать?

— Ничего со мной не надо делать.

— Я переживаю.

— Вот начну работать, все наладится.

— Ага, наладится, как же!

— Я буду уходить вечером, весь день будем вдвоем!

— Как ты будешь просыпаться по утрам, аа? Когда будешь танцевать до двух ночи?

— Я привыкну, вот увидишь! Тебе пора в институт, а то опоздаешь.

— У нас сегодня физра первой парой, можно и пропустить.

— Да? Ты пропустишь пару?

— Чтобы побыть с тобой — да!

— У тебя все хорошо? Живот не болит? Как ты себя чувствуешь?

— Ничего не болит, не переживай. Мне кажется, я поправилась.

— Не кажеться, — она мило улыбается, уплетая бутерброд, — ты стала хорошенькой.

— То есть, до беременности я была плохой? — Я подхожу к большому зеркалу, рассматриваю себя. Натягиваю платье, сзади, чтобы обтягивал живот, смотрю на уже чуть выпирающий живот, радуюсь, а с другой стороны боюсь и бледнею.

— Ты всегда была хорошенькой. Правда, — Злата подходит ко мне, — что случилось?

— Скоро станет заметен живот. И мама и папа, даже Самир, заметят и тогда..

— Не начинай! И заранее не впадай в панику.

— Но. ладно. Злата?

— Ааа.

— А как смотрит Валера, на то, что ты будешь танцевать приватные танцы?

— Он так рад, что у меня получается!

— Ты уже одеваешься? — Злата уже стоит в свитере и джинсах, — уже уходишь?

— Минут через двадцать пойду, — я радуюсь, как маленький ребенок, что еще несколько минут мы можем поговорить, — побуду с тобой, а то совсем расклеилась без меня!

— Значит… говоришь, радуется?

— Ага.

— Это по твоему нормально?

— Что именно?

— Что твой парень, устроил тебя на такую работу! Хотя сам сын миллионера!

— Я никогда не попрошу у него денег, ты же знаешь!

— Знаю. Но еще я знаю, что любящий человек, никогда не допустит, чтобы его любимая девушка, танцевала в клубе.

— Асият, Валера правда меня любит.

— Как же! Все, молчу! — только потому, что не хочу портить ни ей, ни себе настроение.

— Как только получу аванс, выберем тебе клинику.

— Зачем? Я прекрасно себя чувствую.

— Встанешь на учет.

— Ну во-первых, я так рано не хочу. Во-вторых есть государственные больницы, туда и встану. Мы не миллионеры.

— Я же говорю, помогу тебе.

— Не нужно! У нас и без этого много других расходов.

Под громкие ворчания вахтера, мы вместе выходим из общежития, я на учебу, Злата в клуб. Если бы не авторитетный папа Златы, то она не пускала бы Злату ночью домой.

***

Черный внедорожник отца Златы останавливается почти рядом со мной, когда вечером я одна возвращаюсь домой с прогулки. То есть я провожала Злату в клуб, сама решила немного прогуляться в парке, перед сном.

Меня в миг накрывает паника.

Вопросы один за одним сыплются в голове:

Неужели он узнал, что Злата танцует в клубе? Хотя она только третий день, как начала работать.

Кто-то узнал и доложил?

Он проследил и сам узнал?

Зачем тогда он приехал к нам в общежитие, а не в клуб, если узнал?

— Девочка? — Петр Михайлович обращается ко мне, высунув голову в окно машины, в заднюю дверь, — не бойся. Не узнала меня?

— У-узнала, — выдавливаю короткую улыбку.

— Вот и славно, сядешь в машину, на пару слов?

— А может…

— Я не сделаю ничего плохого, поговорим, и все, — он сам выходит из машины, приглашая меня сесть. Я хоть и боюсь, но сажусь на заднее сидение, он рядом, водитель тут же выходит, оставляя нас наедине, — почему одна гуляешь? Где Злата?

— Ваша дочь, она немного заболела, — о всевышний, дай мне сил врать и не краснеть, — у нее голова болит! — тут же поправляю себя, когда вижу как сдвигаются вместе брови Петра Михайловича.

— Понятно, — он делает небольшую паузу, переводит дыхание и спрашивает: — Как Злата?

— У нее все хорошо.

— У вас есть, что покушать? — он заметно нервничает, сжимает руку в кулак, другой сильно сжимает ручку двери, до белых костяшек.

— Да, всего хватает, — Петр Михайлович открыто рассматривает меня, я невольно прикрываю живот руками.

— Я хотел попросить тебя… кое о чем.

— О чем?

— Только пожалуйста, ты не говори ей о нашей встрече, обещай.

— Хорошо, — и говорю и переживаю, что мне придется скрыть от подруги встречу с ее отцом.

— Злата — моя единственная дочь, которую я очень люблю. Но то что она творит, не входит ни в какие рамки. Я всегда шел у нее на поводу, чтобы она не захотела, не сделала, все принимал, молча, старался угодить, и это, наверное, было неправильным, — он смотрит в окно, куда-то вдаль, — когда она начала встречаться с этим Валерой, я просто обезумел! Как так? Моя дочь и этот щенок! — он опять нервничает и повышает голос, заметно, что не может справится с эмоциями, но тут же замолкает, выдыхает и продолжает совсем спокойно, — я хотел попросить о помощи. Я понимаю, что был жесток с ней, когда говорил… впрочем уже не важно. Важно то, что я остался без дочери. И это уже не исправить.

— Почему же? Все можно исправить! — я радуюсь, я просто безумно радуюсь, что сейчас Петр Михайлович признает свою вину, ну почти, и готов помириться с дочерью, но…

— Я знаю свою дочь, она вся в меня. Не простит.

— Вы должны поговорить!

— Я отказался от нее. Думал накажу, она одумается, порвет свои отношения с этим Вал. щенком! А она?! Продолжала с ним встречатся! И не только… — он свирепо смотрит на меня, заставляя меня опустить глаза, будто я виновата, — я понимаю — перегнул! Должен был по-другому решить эту проблему, но то, что сделано, то сделано. Злата… она… - он не может договорить и я решаю, что имею право, говорить:

— Она простит вас, и вы ее.

— Меня не за что прощать! На тот момент я поступил так, как должен был! Эмоции шли вперед разума, но я наговорил уже…Все хватит! Я пришел не душу изливать! Ты — я вижу хорошая девочка, — “ага, очень хорошая, беременная девочка”, думаю про себя, опуская глаза, а он опять осматривает меня, — держи, — он протягивает мне пластиковую карточку, — это вам. Чтобы ни в чем не нуждались. Только не говори ей ничего, она не возьмет.