Отсюда единственное решение: перенос сразу и всего, что стоит перенести. Иных вариантов нет.
Как это сделать? Чисто с точки зрения организации всё просто. Пункт первый: загоняем скелетов с инженерами-строителями и строим инфраструктуру, сиречь, здания таверн и постоялых дворов, склады и всё прочее. Пункт второй: снимаем половину персонала отсюда и переносим туда. Пункт третий: ждём несколько дней и переносим оставшийся персонал. Всего делов, начать и кончить.
Всё упирается в товарно-денежные отношения, в необходимость заставить горожан принять мои условия, мою систему оплаты труда. А это, как известно, задача почти невыполнимая, потому что сейчас большая часть города — мелкие буржуа, держатели своих лавок, заведений и маленького хозяйства.
И я отлично знаю, что в свой исторический период эта мелкая тварь эффективна и полезна. Когда у власти физически нет возможности контролировать рынок мелких услуг и мелкого предпринимательства, чисто потому что средневековье и СМСку до соседа надо отправлять всадником, а лучше тройкой всадников, иначе не доедет, рынок спокойно существует и саморегулируется. Мелкие предприятия не укрупняются, потому что в этом нет смысла, из-за отсутствия всё того же нормального управления. Контролировать свои предприятия в масштабе города и окрестностей можно, два города — уже сложно и неэффективно, лучше в другой город отправить брата, который сам себе будет мелкий буржуа. И всё отлично работает. Хозяин старается сделать свою лавку эффективной, приветливой для покупателей и вообще удобной не потому, что конкурент пытается сделать то же самое. Нет, сам объём рынка настолько мал, что вас, башмачников, десять человек на тысячу покупателей, и каждый покупатель вас всех в лицо знает. Обманешь одного — от тебя отвернуться все, а новых покупателей взять неоткуда, рынок мал.
Но вот на эту ярмарку лилипутов с ноги входит Гулливер в моём лице. Я за месяц могу произвести товаров больше, чем все ремесленники Предельного вместе взятые, за всю жизнь. Мне нет смысла с ними сюсюкаться, попытка играть в рынок приведёт лишь к хаосу, потому что, как я уже упоминал, окажется: при работе со мной проще быть посредником и перепродавать дальше, чем заниматься каким-то производством. Не сразу, не за один месяц, может быть даже не за год, но всё равно довольно быстро все эти торгаши создадут схемы по обогащению: у меня купили, дальше продали, разницу в карман, риска никакого. Точнее, хватит всего одного умника, который поглотит всех остальных, чтобы не мешали обогащаться. Произойдёт монополизация, ибо объём рынка вырастет из стен Предельного на всё королевство, будет что монополизировать, будет объём прибыли, за который уже стоит идти на любые преступления.
А по-хорошему встраиваться в мою структуру они не будут, потому что у каждого мелкого доморощенного буржуа в заднице свербит мысль: он такой весь из себя расправивший плечи атлант, никому не подчиняется, и сам выбирает, почему и как делать. Хочет — шубу в трусы заправляет, хочет — валенок вместо шапки использует. Лечится это очень просто (если мы не говорим о диктатуре пролетариата, когда другая система навязывается самим обществом и правительством, как выразителем воли правящего класса), жёсткой циничной конкуренцией. А это возвращает нас обратно к ситуации, когда я ставлю свои заведения, горожане проигрывают конкуренцию и начинают гадить. Поэтому медленно и с предварительными ласками перестраивать Предельный под новую систему нельзя, город сдохнет раньше.
А он сдохнет, потому что крестьяне, которые раньше кормили Предельный, уже продают товары не горожанам, а мне. Я покупаю дешевле, но живыми деньгами, сразу продавая крестьянам всякие интересные кунштюки, типа стального плуга высочайшего качества и всей периферии к нему. Уже немалая часть окрестных крестьян имеют столько даже не железного, натурально стального инструмента в обиходе, что могут считаться зажиточными. Только кузнецов деревенских жаль, им работы мало стало, кому совсем грустно становится — к себе переманиваю.
Горожанам крестьяне не продают, потому что у тех денег нет, а вместо денег они долговые расписки используют, которыми можно в городе же и закупиться всяким. Раньше это работало, почти натуральный обмен, включившийся в голодные годы, крестьянин продавал в таверну зерно, хозяин таверны кормил башмачника, башмачник делал крестьянину сапоги. Худо, бедно, но работало. А теперь дались крестьянам сапоги из Предельного, мои на два порядка круче, ещё и дешевле.
Я не объясню горожанам, что на меня работать выгодно. У них мозги откажутся принимать мысль, что становиться у меня работником, ещё и «бесплатным» выгоднее, чем самому быть хозяином. Даже Алиса вон, уже понимая, как работает система, не может до конца её принять мозгами. Картина мира трещит, сова на глобус не натягивается. Она понимает, что в рамках, пусть даже большой общины, это работать будет, но на город такая система уже не настраивается.
А я не могу даже ей объяснить, как оно будет работать, потому что не знаю. Я не теоретик марксизма и плановой экономики. Я некромант, по сути — зажравшийся монополист, которому не нужно тратить сверхприбыли на яхты и женщин пониженной социальной ответственности, алмазные зубы и золотые унитазы, мне не нужны телефоны за ярд зелёных. И потому я могу играться с социальной справедливостью, сколько захочу. И как хозяин предприятия, я точно знаю, что в рамках предприятия плановая экономика рулит, ибо тупость, если один мой цех будет продавать в другой цех продукт своей ступени переработки за деньги, чтобы следующий цех за деньги продавал продукт дальше. Ага, и чтобы цеха сами решали, что им выгодно производить, а что нет, ибо они эффективные менеджеры и сами знают — идиотизм же. Только мне ещё хватает мозгов не отдавать заводскую столовую в руки левого подрядчика, что будет вместо свинины в котлеты класть куриные потроха (и хорошо ещё, если курицы при жизни не мяукали и не гавкали), чисто ради экономии, конечно же.
Касательного Предельного, мой план был предельно, простите за тавтологию, прост. Я ставлю в городе всё, что хочу поставить, оно начинает работать. Безработные — чёрт с ними, обеспечу всем необходимым для проживания, на халяву, потому что могу, имею необходимые ресурсы в избытке. И как только всё задуманное начинает работать, подключаю новые услуги, давая работу вчерашним безработным. Год-два, и город вполне себе отлично существует, никто не умер, никого даже не обобществили. И вчерашний башмачник снова будет делать сапоги, только не из кожи старой коровы, что сдохла в поле во время посева, а из лучшего материала, который я смогу предоставить. То есть реально делать из каждой пары сапог произведение искусства, вкладывая всё своё мастерство и опыт, вообще не переживая, как он это продаст и на что будет жить его семья. А не захочет быть башмачником — так пусть делает всё что угодно, лишь бы была польза.
Проблемой были эти самые мелкие буржуа. Всякие трубочисты, дворники, грузчики и прочие наёмные работники, я уверен, встретят перемены с аплодисментами. На бис придётся выходить раз пять. И их ведь большая часть населения, никак не меньше половины всех жителей. А голова болит из-за другой половины.
— Ладно, допустим, — ещё раз обвожу собрание взглядом. — Идея превращать всех недовольных сразу в скелетов слишком радикальна…
— Я бы не назвала её радикальной, скорее поспешной, — вставила Алиса.
— Ага, тем не менее рассмотрим другие пути. Давать деньги и отправлять на все четыре стороны?
Чезаре кивнул:
— Стоит, часть уйдёт. Ещё можно организовать строительство трактиров на дорогах от Предельного, дать денег в рост и предложить хорошие цены на продукты.
Качаю головой.
— Полумеры.
— Остальных будем увещевать, — развёл руками Чезаре. — Мы просидели весь день, Арантир, и единственный вывод, к которому пришли… Безболезненно переход города под новое управление не пройдёт. А раз так, нам остаётся только делать.
Потрясающий фатализм, хотя в чём-то Чезаре, пожалуй, прав. Если я уже всё это затеял, пытаясь спасти гибнущий городок, надо идти до конца.
