Тем временем Владимир двинул к Родне свое войско и осадил город. Были блокированы все выходы из крепости, перекрыты все подходы к ней. Через некоторое время в городе начался голод. Его масштабы были столь велики, что впоследствии все аналогичные несчастья сравнивали с роденьским. На Руси бытовала даже пословица: «Беда, аки в Родне».

Ситуация выходила из-под контроля Ярополка. В любую минуту можно было ожидать падения города. И здесь вновь сказал свое слово воевода Блуд, обратив внимание князя на численность войска Владимира и невозможность противостоять ему, он посоветовал князю немедленно согласиться на мир с братом: «И рече Блудъ Ярополку: “Видиши, колько воинов у брата твоего? Нама ихъ не перебороти. Твори миръ съ братомъ своимъ”»[36].

Летописец знает, что совет Блуда неискренен, и завершает фразу словами «льстя подъ нимъ се рече». Знал ли это Ярополк, сказать сложно, но он без сопротивления принял предложение своего воеводы: «И рече Ярополкъ: Так буди»[37].

Из дальнейшего рассказа летописи следует, что Блуд продолжал оставаться в сговоре с Владимиром и исполнял его волю. Тайно от Ярополка он шлет из осажденного города гонца к киевскому князю и сообщает радостную весть, что все идет по плану: Ярополк дал согласие вернуться в Киев, и теперь можно будет с ним легко расправиться: «И посла Блудъ къ Володимиру, сице глаголя, яко сбысться мысль твоя, яко приведу к тобѣ Ярополка, и пристрой убити и»[38].

Получив такое известие, Владимир собрал в теремном дворце, построенном еще его отцом, свою дружину на совет. В. Татищев говорит о совете Владимира с вельможами, что вероятнее всего. Летописный термин «дружина» нередко обозначал наиболее близких соратников князя. К сожалению, летописец обрывает свой рассказ об этом совете, так ничего и не сообщив о принятом на нем решении.

Следующая летописная картинка вновь переносит нас в Родень, когда Блуд рассказывает Ярополку, как ему надо себя вести, когда тот прибудет в Киев. Из краткого пересказа летописцем этого разговора явствует, что о возвращении Ярополка на великокняжеский престол не могло быть и речи. Он должен был согласиться на любое предложение Владимира, даже и на самое незначительное: «И рече Блудъ Ярополку: Поиди же къ брату своему и рьчи ему: что ми ни вдаси, то язъ прииму»[39].

Этот коварный совет, покорность Ярополка, его готовность во всем следовать научениям Блуда вызвали сильный протест со стороны еще одного близкого соратника князя. Летопись именует его Варяжком. Он умоляет Ярополка не ходить в Киев, поскольку там его ожидает верная смерть. Лучше уйти в печенеги и заручиться их помощью. Это был, по существу, крик души близкого Ярополку человека, к которому тот так и не прислушался: «И рече ему Варяжько: Не ходи, княже, убьютъ тя: побѣгни в Печенѣги и приведеши вои; и не послуша его». При этом Варяжко, имея в виду Блуда, заметил: «Всяк милостник подобен есть змии запазушней»[40].

Все, что произошло через несколько дней, подтвердило опасения Варяжка. Ярополк в сопровождении небольшого эскорта ближайших своих слуг оставил Родень и направился в Киев. Нам не дано знать, о чем он думал в пути к Владимиру, но можно с уверенностью утверждать: того, что произойдет вскоре, он не мог предположить и в страшном сне.

Рис. 11. Убийство Ярополка Святославича в княжеском дворце в Киеве

Встреча с братом должна была состояться в княжеском дворце, знакомом ему до боли, ведь в нем он провел восемь своих великокняжеских лет. К сожалению, встреча эта так и не состоять по злому замыслу Владимира и его окружения. Как только Ярополк переступил порог дворца, Блуд резким движением закрыл перед растерявшимися слугами, следовавшими за своим князем, кованную железом дверь. В тот же миг стоявшие по сторонам два варяга пронзили Ярополка мечами. Вот как это трагическое событие описано в летописи: «И приде Ярополкъ къ Володимеру; яко полѣзе въ двери и подъяста и два варяга мечьми подъ палусѣ. Блудъ же затвори двери и не да по немъ ити своимъ. И тако убьенъ бысть Ярополкъ»[41].

Как видим, ко встрече Ярополка в княжеском дворце хорошо подготовились. Вероятно, об этом совещался Владимир со своими вельможами накануне, и, видимо, такой план физического устранения Ярополка был ими утвержден.

Как объяснили эту смерть общественному мнению и объяснялась ли она вообще, мы не знаем. В летописи ничего не говорится и о том, где и как был похоронен Ярополк, хотя в Киеве это, разумеется, знали. Очевидно, особыми почестями его погребение не было обставлено, иначе в летописи это нашло бы отражение. Такое впечатление, что имя Ярополка постарались как можно скорее забыть. Вспомнили о нем только в 1044 г. Его останки были перезахоронены в Десятинной церкви вместе с останками брата Олега. В связи с тем, что оба были язычниками, над их костями был совершен обряд крещения: «Въ лѣто 6552. Выгребоша 2 князя, Ярополка и Ольга, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я въ церкви святыя Богородице»[42].

В. Татищев полагал, что все это произошло благодаря Ярославу. Вспомнив о невинно убиенных дядьях и желая хоть как-то загладить вину отца своего, он приказал исполнить столь торжественный церковный обряд захоронения. Это было тем более естественно, что Ярополк не являлся противником христианской веры и защищал христиан[43].

Рассказ о трагической смерти Ярополка не был бы полным, если бы мы не продолжили его кратким сообщением о судьбе его ближайших сподвижников. Один из них, Варяжко, узнав об убийстве своего князя, немедленно бежал с княжеского двора из Киева в «Печенеги». Оттуда он принялся мстить Владимиру. Вместе с печенегами Варяжко совершал военные набеги на Русь. Это продолжалось, по-видимому, достаточно долго, если летописец счел необходимым отметить, что Владимиру едва удалось примириться с Варяжком. Вернулся ли он на Русь, неизвестно, летопись говорит только о заключении между ним и Владимиром мира.

По-иному сложилась судьба злого гения Ярополка воеводы Блуда. Сделав свое грязное дело, он чувствовал себя едва ли не главной фигурой в Киеве. Уверенности ему придавало недавнее обещание Владимира почитать его как отца родного и держать в особой чести. Первое время князь действительно оказывал ему внимание, но затем резко изменил свое отношение и казнил как изменника. При этом, как сообщает летопись В. Татищева, Владимир будто бы произнес такие слова: «Я тебе по обесчанию моему честь воздал, яко приятелю, а сужю, яко изменника и убийцу государя своего»[44].

Свидетельство татищевской летописи не находит подтверждения в «Повести временных лет» и других древнерусских списках, но вряд ли на этом основании следует сомневаться в его достоверности. Тот факт, что воевода Блуд исчезает со страниц летописи уже в 980 г., свидетельствует о том, что он действительно был убит.

Владимир поступил так, как не однажды до него поступали все узурпаторы власти. Использовав измену для достижения своих целей, он затем отправил на тот свет исполнителей и свидетелей этого злодейства. В этой извечно повторяющейся расплате за предательство есть высшая справедливость. Жертвы забирают с собой на тот свет и своих палачей.

Трагедия княжеского братоубийства, разыгравшаяся после смерти Владимира Святославича, одна из наиболее драматических страниц истории Руси. Достаточно подробно она освещена в русских летописях, в житийной литературе. Неизменен интерес к ней и историографов. Последние, как правило, рассматривали события 1015-1019 гг. в русле летописных версий, хотя встречаются и отступления от них. С легкой руки Н. Ильина летописные свидетельства о причастности Святополка Владимировича к смерти своих братьев Бориса, Глеба и Святослава были поставлены под сомнение. Отдав предпочтение известиям Эймундовой саги, к тому же не подвергнув их критическому анализу, Н. Ильин пришел к неожиданному выводу, что в этих кровавых междукняжеских разборках небезгрешным был и Ярослав Мудрый.