После этого, опасаясь нападения со стороны Владимира, бояре начали собирать дружину. Одновременно они направили в столицу земли послов, чтобы те выяснили, не собираются ли владимирцы мстить им за убийство князя. При этом боголюбовцы напомнили владимирцам, что все происшедшее является результатом их совместных дум: «И послаша къ Володимѣрю, ти что помышляете на насъ. А хочем ся с вами кончати, не насъ бо одинихъ дума, но и о васъ. Суть же в тои же думѣ»[204].

Опасения убийц Андрея Боголюбского оказались напрасными. Владимирцы хотя и не согласились с их заявлением о своей причастности к трагедии, идти на Боголюбово не собирались. Вскоре им стало вообще не до этого. Беспорядки, начавшиеся в Боголюбово, захватили и Владимир. Они не прекратились даже тогда, когда священники с образом Богородицы стали ходить по городу и призывать смутьянов образумиться. Как свидетельствует летопись, народ грабил и бил посадников и тиунов, не ведая, что где закон — там и обид много. Эти слова указывают на то, что Боголюбским были недовольны не только верхи Владимиро-Суздальщины, но и низы.

Во время всей этой смуты тело князя оставалось непогребенным. Одни не хотели этим заняться из-за ненависти, другие — из-за страха. Нашелся только один человек, который обеспокоился судьбой убиенного; им был слуга Боголюбского Кузьмище Киянин. Он пришел на княжеский двор и начал спрашивать, где находится тело убитого господина. Ему сказали, что оно выволочено в огород на съедение собакам. При этом пригрозили убийством тому, кто окажет честь князю и предаст земле его тело.

Кузьмище не испугался угрозы и принялся оплакивать убиенного князя: «Господине мой! Как же ты не почуял скверных и нечестивых врагов своих, когда они шли к тебе? Как это ты не сумел победить их, когда прежде побеждал полки поганых болгар?» Во время этих причитаний к нему подошел ключник Анбал. Летописец счел необходимым объяснить, кем был этот человек при БогоЛюбеком. Он не просто держал ключи от всего княжеского дома, но был полновластным его управляющим. «И надо всими волю ему далъ (Боголюбский. — П. Т.)».

Посмотрев на Анбала враждебно, Кузьмище попросил его сбросить ковер, чтобы подстелить под тело, и дать что-нибудь, чтобы накрыть его. «Пойди прочь, — ответил Анбал, — мы хотим оставить его на съедение собакам». «Ах ты, еретик, — взорвался Кузьмище, — хочешь собакам выбросить? А помнишь ли ты, жидовине, в каких портках ты пришел сюда? Ныне же в оксамите стоишь, а князь нагой лежит, но умоляю тебя, дай мне что-нибудь». Анбал, то ли усовестившись, то ли убоявшись, дал ковер и корзно. Кузьмище, прикрыв тело князя и обернув его в ковер, понес в церковь. Та оказалась запертой, а служка на просьбу открыть ее ответил: «Брось тело тут в притворе.» Летописец объясняет, что к этому времени все были уже пьяны.

Кузьмище опять запричитал над телом: «Уже тебя, господине, и холопы твои не хотят знать. А бывало, приходил из Царьграда и от иных стран, из Русской земли, латынен, христианин тканый, прикажешь: поведите его в церковь и на палати, пусть видят истинное христианство и крестятся». Далее Кузьмище высказал убеждение, что все, кто был в Боголюбове — болгары, жиды и поганые, — и видел славу Божью и украшение церковное, плачут по князю, а свои не разрешают даже положить его тело в церкви, но только в притворе.

Рис. 37. Отпевание князя Андрея в церкви Боголюбова

Никого своим плачем Кузьмище на сей раз не разжалобил, а поэтому ему пришлось смириться и оставить тело князя в притворе. Там оно пролежало два дня и две ночи. На третий день пришел игумен монастыря святых Кузьмы и Демьяна Арсений и сказал: «Долго ли нам смотреть на старейших игуменов и долго ли этому князю лежать не погребенному?» Приказав открыть церковь и внести в нее тело, Арсений и боголюбские клирошане отпели его и положили в каменный гроб. Игумен высказал пред положение, что, когда утихнет злоба, придут владимирцы, заберут тело князя и погребут его у себя.

Пророчество Арсения сбылось на шестой день. Устав от мятежа и успокоившись, владимирцы действительно вспомнили и непогребенном князе. Они приказали игумену Федору и наместнику церкви св. Богородицы нарядить носильщиков, чтобы те принесли тело князя Андрея во Владимир. При этом весь Церковный чин города в святочных ризах должен был встречать траурную процессию из Боголюбова у Серебряных ворот.

Отношение к покойному князю менялось на глазах. Когда владимирцы издали увидели княжеский стяг, который несли впереди гроба, они не могли сдержать своих рыданий. Боголюбского похоронили со всеми почестями в церкви св. Богородицы Золотоверхой, которую князь же и построил. Здесь его тело обрело вечный покой. Своей мученической смертью, как полагает летописец, Андрей единодушно с Борисом и Глебом предстал перед Господом Богом.

Объявив Андрея Боголюбского равным святым Борису и Глебу, летописец не счел уместным рассказать об отмщении убийцам. Такое впечатление, что все они были прощены и никто не понес заслуженного наказания. Памятуя фразу Андрея, что убийц накажет Бог, летописец, по-видимому, не захотел разрушать мученический его образ рассказом о мести за него его братьев. Позднейшие летописи дают на этот счет разноречивую информацию. В. Татищев в сюжете об убийстве Боголюбского отмечает, что «княгиня на другой день убийства великого князя, у ведав о том, забрав все именье, уехала в Москву со убийцы, показуя причину, якобы боялась во Владимире смятения народного»[205]. Однако в одном из примечаний четвертого тома своей «Истории» В. Татищев сообщает другую информацию. Во избежание двусмысленности приведем ее дословно: «О казни же убийц и заточении жены в монастырь (источники. — П. Т.) разноголосят; одни сказуют, что Михаил, пришед во Владимер, всех казнил; другие сказуют, что Всеволод всех оных убийц повелел переломати кости и в коробах в озеро опустити, а жену Андрееву, повеся на воротех, расстрелять и туда же сбросил, от того оное озеро Поганое доднесь имянуется»[206].

Здесь, конечно, много сказочного, но, думается, есть и зерно истины. Ведь невозможно представить, чтобы Михаил и Всеволод, будучи князьями Владимиро-Суздальской Руси, простили убийцам смерть своего брата.

Началом этой драматической истории послужило убийство в 1175 г. в Боголюбове владимиро-суздальского князя Андрея Юрьевича. Когда страсти улеглись и тело Боголюбского обрело покой в Успенском соборе во Владимире-на-Клязьме, встал вопрос, кому надлежит занять освободившееся место. Взоры владимиро-суздальцев обратились на Русь, к Чернигову, где находились все потенциальные претенденты на владимирский престол. Это два младших брата Андрея — Михалко и Всеволод, а также два племянника — Мстислав и Ярополк, которые были сыновьями их старшего брата Ростислава.

На совете четырех князья приняли решение немедленно идти во Владимиро-Суздальскую землю, но старейшинство согласно возложили на Михалка. Договор был скреплен крестным целованием в соборе св. Спаса в присутствии черниговского епископа. Прибыв в Москву, они узнали, что их решение не нашло единодушия. Владимирцы его поддержали, а ростовчане, муромчане и рязанцы были решительно против. Старшим князем земли они видели Ярополка. Пригласив его на переговоры к Переяславль-Залесскому, боярство старых центров объявило ему свою волю.

Тем временем Михалко, по-видимому, понуждаемый владимирцами, ушел в столицу княжества и занял вакантный престол. Ростовчане решили добиваться своих прав силой и выступили на Владимир. Они сожгли пригородные слободы и дворы и осадили город. Владимирцы храбро защищались, делали боевые вылазки, но так и не смогли вынудить противника снять осаду. Семь недель продолжалось это противостояние. В конце концов владимирцы не выдержали и обратились к Михалку с просьбой, чтобы он или примирился с ростовчанами, или сам позаботился о себе. Благородный князь, не желая более подвергать опасности владимирцев, заявил, что добровольно уйдет опять на Русь.