И так оно и было. В течение следующих двух недель мы с Джеком встречались за ланчем так часто, как только могли, и Грейсон присоединялся к нам все чаще и чаще. Комментарии и взгляды продолжались, но я научилась справляться с ними. Когда мне стало с ним более комфортно, я даже начала отпускать свои собственные комментарии в ответ. Джек просто смеялся и наблюдал за нами. По мере продолжения встреч его взгляды становились все более и более горячими. Он никогда не спрашивал меня о моих границах во время нашего первого совместного ланча, но я видела это в его глазах. Я знала, что это был только вопрос времени, когда он это сделает. Это начало поглощать мои мысли. Мне стало интересно, скучал ли он по сексу втроем с Грейсоном. Я задавалась вопросом, всегда ли мы будем игнорировать то, как Грейсон флиртовал со мной, и будет ли Джек смотреть так, будто ему нравится это общение. Мне было интересно, спросит ли он меня, не хочу ли я, чтобы Грейсон как-нибудь присоединился к нам. И больше всего мне было интересно, что бы я ответила.

Джек проводил со мной по ночам все меньше и меньше времени, потому что начал усерднее работать над делом. Я предположила, что ночь была тем временем, когда все люди, с которыми ему нужно было поговорить, выходили выполнять свою работу. Я старалась не обращать на это внимания. Меня беспокоила не столько нехватка времени с ним, сколько опасение из-за опасной должности, в которой он работал каждую ночь. Он уж чертовски точно, не собирался общаться с работниками детского сада. Так что, если выслеживания серийного убийцы было недостаточно, он ежедневно общался с преступниками. Я старалась не позволять своему страху потерять того, кого я любила, поглотить меня. Я просто заставила себя лелеять и помнить время, которое мы провели вместе.

Он по-прежнему уделял мне много времени. Мы ходили на свидания, и даже если мы не могли вернуться в один из наших домов до того, как ему нужно было уйти, мы все равно занимались любовью до того, как он уходил. Однажды ночью он затащил меня в укромный переулок и оттрахал у кирпичной стены. Он трахал меня так сильно, что на спине у меня порвалось платье. Это было безумно и удивительно. Мне нравилось, когда он сжимал меня так крепко, что оставлял синяки на моих бедрах. Мне нравилось чувствовать его отчаянное желание обладать мной. Я любила его.

Я наконец-то смирилась с этим и хотела сказать ему. Но я превратилась в клише и хотела дождаться подходящего момента. Или действительно любого момента. У нас не было времени побыть наедине, и я не хотела говорить это случайно или в переполненном ресторане. И я не хотела говорить этого, пока он занимался со мной любовью. Я хотела, чтобы он знал, что я сказала это всерьез, а не в порыве страсти. Поэтому, хотя я еще не сказала ему об этом, я старалась показать это ему в каждом мгновение, которое мы проводили вместе.

Однажды вечером у него не было никаких дел, и мы заказали пиццу. Шел фильм, но мы почти не смотрели его, так как целовались и ласкали друг друга на диване. Мы оба уже единожды кончили после того, как трахали друг друга через одежду, как кучка подростков. Мне показалось сексуальным, что он просто кончил в штаны и даже не обратил внимания на беспорядок, как будто он с гордостью носил то, что я с ним сделала. Повернувшись к нему лицом, я отодвинулась назад, положив свою задницу ему на колени, оседлав его, и запустила руки ему в штаны, чтобы растереть его сперму по пальцам. Не теряя зрительного контакта, я вытащила свои мокрые пальцы и соскользнула с его ног, чтобы сесть на кофейный столик. На мне были только длинная футболка и трусики, и я раздвинула ноги, чтобы он мог видеть меня всю. С рукой, покрытой его спермой, я отодвинула свое нижнее белье в сторону и начала тереть свой клитор.

— О, черт. — Это прозвучало как глубокий стон, как будто он молил Бога о терпении. Или, может быть, это была благодарность ему за то, что он мог наблюдать за мной. — Да, детка. Размажь мою сперму по всей этой киске. Ты знаешь, что это мое. Пометьте ее как мою.

Я откинулась назад, положив свободную руку за спину, запрокинула голову и ввела два пальца внутрь себя. Я никогда раньше не доставляла себе удовольствия ни перед кем, но делать это для Джека возбудило меня быстрее, чем что-либо прежде. Тонкая струйка пота покрыла мою кожу, когда румянец поднялся вверх по шее и залил щеки. Я вытащила пальцы и снова обвела ими свой клитор, позволив стону сорваться с моих губ.

— Посмотри на меня. — Его глубокий голос вибрировал в моей груди, заставляя мои соски затвердеть. Я подняла голову и встретилась с ним взглядом. — Тебе нравится, когда я наблюдаю за тобой? — Я кивнула. — Ты продолжаешь находить способы показать мне, как сильно тебе нравится, когда за тобой наблюдают. — Мы обменялись понимающим взглядом, усиливая напряжение между нами, пока я ждала, что он признает, что это заставило нас обоих задуматься о Грейсоне и о том, как он наблюдал за нами. — Мне это нравится. — Я почувствовала одновременно облегчение и разочарование из-за того, что он не упомянул Грейсона. — Теперь кончи для меня.

Я отпустила это ощущение, когда терла быстрее и сильнее и кончила через несколько мгновений. Я видела, как загорелись его глаза, когда мышцы моих бедер напряглись, продлевая оргазм. Все мое тело сжалось, когда волна эйфории прокатилась по мне. Я глубоко вздохнула, как только он стих, и убрала руку между бедер. Мы оба тяжело дышали, когда я облизнула губы и поднесла пальцы ко рту, касаясь ими языка.

Его губы изогнулись, и из груди вырвалось рычание. Он встал и поднял меня со стола, и я обхватила его ногами за талию, пока он нес меня в мою спальню. Как только мы вошли в комнату, он бросил меня на кровать и начал снимать свою рубашку еще до того, как я перестала подпрыгивать. Затем он потянулся руками к пуговице на своих джинсах и сказал:

— Раздевайся.

Мне не нужно было повторять дважды, и я быстро сняла футболку и нижнее белье. Прошло какое-то мгновение, пока мы оба были обнажены; я лежала на спине на кровати, опираясь руками за спиной, а он стоял в изножье кровати. Мгновение тишины повисло между нами, пока мы рассматривали друг друга - затишье перед бурей. Я никогда не уставала любоваться его высоким и мускулистым телом. Каждая часть его тела была крепкой в том идеально худощавом смысле, в котором он не был громоздким. Я впитала все это, прежде чем он проглотил меня целиком, и мы поглотили друг друга.

— Моя милая, развратная Луэлла. Тебе действительно нравится, когда за тобой наблюдают, не так ли? — Я встретилась с ним взглядом и увидела в нем, куда заведет нас этот разговор. Я так долго ждала этого. Я слегка кивнула, когда мое дыхание участилось, и проглотила слюну, скопившуюся у меня во рту в предвкушении. — Ты любишь раздвигать свои сексуальные границы.

— Да, с тобой, — ответила я непреднамеренным шепотом. В его глазах появился проблеск улыбки, давая мне понять, что он одобрил мой ответ.

Он забрался на кровать и навис надо мной.

— Как далеко, по-твоему, мы можем раздвинуть эти границы? — Его губы опустились на мою шею и пробрались к подбородку, когда по моей коже побежали мурашки. — Как далеко ты хочешь их раздвинуть?

Моя голова откинулась назад, и мой ответ сорвался с губ вместе со вздохом, когда он сильно прикусил мое плечо. — Так далеко, как ты захочешь. Я хочу всего этого с тобой.

Он прекратил исследование моей кожи ртом и устроился между моих раздвинутых ног. Его глаза оставались сосредоточенными на мне, изучая меня, пока он надевал презерватив и прижимался к моей киске. Затем, как раз в тот момент, когда он собирался войти, он остановился.

— Ты хочешь всего этого со мной? — Он помолчал, а затем одним толчком вошел в меня и спросил: — И разделить это с Грейсоном?

И вот оно. Вопрос, который я знала, что он ждал чтобы задать, но как бы сильно я ни готовилась к нему, он все равно шокировал меня. Мысль об этом все еще заставляла меня нервничать. Я не могла думать об этом сейчас, пока он безжалостно входил и выходил из меня. — Я… Я не… — Я не могла подобрать слов. Я едва могла удержать в голове какие-либо мысли, кроме ощущения его на мне, желания в его глазах, пока он трахал меня. Он схватил меня за бедро и перекинул его через свое бедро, чтобы получить правильный угол и войти глубже. — Я не знаю.