— ОСТАНОВИСЬ! — визжит Венерина, и я сбавляю скорость и сворачиваю на обочину.
Она спрыгивает за секунду до того, как я глушу мотор.
— Чокнулся?! — истерично вопит она. — Что ты себе позволяешь?!
Я слезаю с мотоцикла, снимаю шлем с изображением черепа и со злостью швыряю его на землю.
— Как же ты меня достала! — глядя на ее перекошенное лицо, кричу я. — Когда ты оставишь меня в покое?!
Венерина делает шаг назад, и ее брови ползут вверх.
— Ты? Но…
— Повзрослей, Венерина! Дай людям жить! Тебе хотя бы на секунду приходила в твою глупую голову мысль, что от тебя одни неприятности?!
— Краснов.
— Лучше бы тебя упекли в монастырь! Лучше бы я вообще никогда тебя не встречал!!!
— Краснов, черт тебя подери! Оглянись!
— Я не собираюсь…
Мой крик прерывает громкий звук сирены. Я медленно поворачиваю голову и вижу машину с мигалками, останавливающуюся рядом с моим мотоциклом. Приехали… Вот, чего мне сегодня не хватало для полного счастья!
Мой взгляд почему-то останавливается на шлеме. Он лежит на обочине: видимо, отлетел туда, когда я с силой швырнул его об асфальт. Я все еще зол на Венерину, но гнев уходит на второй план. Я пялюсь на свой шлем, как дурак, потому что не хочу смотреть на долбанную машину с мигалками.
— Стой на месте, — безаппеляционным тоном говорит Венерина. — Стой и жди.
Я не отвечаю, и она поворачивается ко мне спиной и уверенно шагает в сторону машины. Водительская дверь открывается, и оттуда высовывается жирное лоснящееся лицо дпсника. Венерина что-то тихо ему говорит, обходит машину и влезает на пассажирское сиденье. Не знаю, что она задумала. Думать об этом тошно. Надо что-то сделать, вмешаться, пока она не наворотила новых дел.
Однажды я уже попался такому же типу в едрено-желтом жилете. Тот факт, что у меня нет прав, здорово развеселил его. Но при виде мой платиновой кредитной карты, он сразу же подобрел, и расстались мы друзьями. Можно было попробовать снова провернуть такой фокус, но один мой знакомый, теперь уже бывший мотоциклист, рассказал, что они бывают упертыми и принципиальными, кто бы мог подумать? И в таком случае ничего хорошего мне не светит. А главное, о моем фиаско обязательно донесут родителям. А им знать о моем увлечении нельзя. Мама сойдет с ума, снова начнет пить антидепрессанты и таращиться в одну точку днями и ночами. Не хочу быть тому причиной.
Я двигаюсь к машине, но Лена замечает это и делает мне жест рукой. «Стой на месте», — вот, что значит ее приподнятая ладонь. Она продолжает о чем-то переговариваться с жирдяем, еле помещающимся на водительском кресле. Машинка для него явно маловата. Затем обворожительно улыбается, покидает машину и идет ко мне. Дпсник провожает ее жадным взглядом, затем заводит мотор и отъезжает. Через секунду задние фонари его машины уже еле заметны вдалеке.
— Фокус-покус! — улыбаясь, говорит Венерина. — Что ты делаешь?
Я тыкаю пальцем в экран телефона и, не глядя на нее, отвечаю:
— Вызываю тебе такси.
— Вот как? — недовольно хмыкает она. — Это твоя благодарность? Мог бы и подвезти.
— Не мог бы. И на какую благодарность ты рассчитывала? Если бы не ты, я бы не попался этим уродам! Зачем? Зачем ты это сделала?!
Я снова начинаю закипать. Как можно быть такой тупой? А если бы она запрыгнула на мотоцикл какого-нибудь извращенца? Я знаком со многими мотолюбителями, и они кажутся вполне адекватными людьми, но как бы поступил любой из них в такой ситуации одному Богу известно.
— Я и представить не могла, что это ты, — сквозь зубы процеживает Венерина. — И не думай, что я тебя преследую. Это нелепая случайность.
— Случайность, как же. Твой байкер оказался алкашом, и ты решила найти ему замену через секунду.
Венерина сжимает кулаки и смотрит на меня с черной ненавистью. Задел за живое, что ж, кто-то должен был сказать это тебе в лицо!
Фары подъезжающего авто ослепляют меня, и я сощуриваю глаза. Такси притормаживает возле нас, и Венерина с ожесточением несется к нему, забирается внутрь и громко хлопает дверью.
Как только эта полоумная исчезает из моего поля зрения, дышать становится легче. Я поднимаю шлем, отряхиваю от пыли и сажусь на мотоцикл.
Дома никого нет, и это меня радует. Родители ушли на какой-то прием, кажется, они упоминали до ужаса скучный аукцион древностей. Такая муть. Как будто они увлекаются историей. Люди с деньгами обязательно должны выпендриваться друг перед другом. Иначе какой смысл быть богатым?..
Я дико проголодался, но прохожу мимо кухни и целенаправленно поднимаюсь в свою комнату, падаю на стул, включаю ноутбук и захожу в чат.
«Ужасный день», — быстро печатаю я.
Ответ приходит незамедлительно:
«Сейчас станет лучше».
Я улыбаюсь. Мне и в правду уже лучше. Просто потому, что она мне это написала. Сашка. Моя поддержка и моя родная душа.
Догадываюсь, что бы сказала мама, если бы узнала обо всем этом. Во-первых, она бы удивилась и заговорила о том, что я умный парень, а эти переписки — несерьезны и ни к чему не приведут. Во-вторых, она бы сказала, что, если уж я и общаюсь через интернет, то мог бы найти девушку хотя бы из своего города. Я уверен, дальше она бы снова перешла к «во-первых». И в финале, после долгих разглагольствований о моем потраченном времени и загубленном будущем, она бы пустила слезу и пообещала бы привести на обед одну из дочерей своих бесчисленных подружек. И, застыв у двери, она бы тихо произнесла свою любимую фразу:
— Ты такой хороший, Дан. Но не от мира сего.
Просыпаюсь, лежа на открытом ноутбуке. Шея страшно болит, а глаза слезятся. Вчера мы так долго переписывались с Сашкой, что, кажется, я заснул на середине разговора. Ей понравилось то, какими словами я называл Венерину, она присылала много смеющихся смайликов и даже придумала несколько новых уничижительных прозвищ для нее. В отличие от моих школьных ровесников, она думает не только о себе и способна поддержать любую беседу, волнующую меня. Казалось бы, девушки не в восторге, когда им говорят о других девушках, но только не Сашка. Она знает обо мне все, и она мне доверяет. Как и я ей. Скоро мы встретимся. Очень скоро. Осталось потерпеть совсем недолго.
Умываюсь и иду обратно в комнату с желанием дочитать роман, который посоветовала мне Сашка, но застываю в коридоре. Из гостиной раздаются звуки дурацких иностранных попсовых песен, и это очень странно. Если родители идут вечером на какое-либо мероприятие, их потом не видно и не слышно добрую половину дня. Но не сегодня.
Осторожно открываю дверь, и тут же встречаюсь глазами с мамой. На ней бежевое платье, которое я раньше никогда не видел, и туфли на высоком каблуке. Она растягивает губы в улыбке и манит меня рукой.
— Посмотрите, кто проснулся! — весело говорит она и поворачивается к незнакомой мне женщине, восседающей во главе стола. Вокруг ее шеи обмотаны нити с крупными перламутровыми жемчужинами. Отца не видно. Зато в комнате присутствует молодая особа, прячущая лицо за кофейной чашкой. Ее личико настолько маленькое, что ей почти удается скрыть его полностью.
— Вообще-то обычно он встает рано, — говорит мама, обращаясь к даме в жемчугах, и начинает вальяжно двигаться в мою сторону, — но сегодня случилось настоящее чудо, и мой дорогой сын решил как следует выспаться.
Она подходит ко мне совсем близко и говорит приглушенным голосом.
— В каком ты виде? Я же просила Виолу отнести в твою спальню рубашку! Она этого не сделала?
— Утро, — бормочу я.
— У тебя на щеке отпечаталась клавиатура, — мрачно сообщает мама.
— Вчера допоздна писал реферат, — вру я. — Утро, мама, утро субботы!
— Так, — мама выпихивает меня из комнаты в коридор и возмущенно изгибает брови. — Приведи себя в порядок и возвращайся в зал. У нас гости, и я не могу развлекать их одна!
— Ты принялась за старое? — интересуюсь я. — Или ты думаешь, что я не заметил, что твоя подружка привела свою дочку?
— Как ты со мной разговариваешь? — мама театрально прижимает руку к груди. — Оденься и возвращайся к нам! И слышать ничего не желаю!