— Не знаю, почему вы уже против меня, — поддавшись порыву, выпаливаю я, — но я не такой плохой, как вы думаете. Ваша дочь…

— Даниил, помолчи, — говорит она, и теперь уже я ошарашенно на нее смотрю.

— Вы знаете, кто я?

— Конечно, знаю, — ее лоб покрывается глубокими складками, а губы сливаются с цветом кожи. — Это я. Я переписывалась с тобой.

Смотреть на Краснова жалко. Он борется с собой, но скрыть от меня нервозность у него не выходит. Даже если бы его лицо было невозмутимым, он не спешит выходить из машины, и этим все сказано. Он напуган, растерян и, наверное, в уме прикидывает возможные повороты событий.

Я никогда не ходила на свидания вслепую: мне это было ни к чему. Так что я могу только представить, что Краснов сейчас чувствует. Эльдар все понимает, помнит наш разговор в салоне и без каких-либо возражений выходит из авто. Стараясь отогнать непонятное зудящее чувство где-то в животе, я неуклюже пытаюсь поддержать Краснова. Эти слова даются мне тяжелее, чем я предполагала. Какая-то часть меня не хочет, чтобы он вообще выходил из машины, и беснуется, когда я ее игнорирую.

Краснов посылает мне благодарный взгляд и выходит из машины. Я никогда не видела его таким. Его плечи опущены, а руки болтаются вдоль тела, будто бы он потерял над ними контроль. Девушка по переписке! Я фыркаю, но продолжаю следить за его движениями. Какая глупость! На это же ведутся одни идиоты! Как Краснов мог влипнуть в такое? Он же умница, и идет на красный диплом. Снова слова мамы, не мои.

Знакомства через интернет! Их же придумали для трусов и всяких немощных слюнтяев! Так, пора оставить эти мысли, потому что сейчас меня на куски раздирает любопытство. Краснов подходит к двери и дотрагивается до двери костяшками пальцев. Стука я не слышу, хоть и открыла окно. Интересно, какая она, эта Саша? Меня охватывает непонятное возбуждение, когда я думаю о том, что у них все срастется. Что, если она окажется улыбчивой красоткой-зазнайкой? В каком-то женском журнале я читала, что подобные знакомства, как правило, оказываются пустышкой. Но какой-то процент (какой же, Венерина, вспомни!) все же находит свое счастье. И живут люди вместе десятки лет, заводят детей и… Дверь открывается, и я, не в силах утерпеть, тоже открываю дверь машины, и бесшумно покидаю салон.

Перед Красновым стоит какая-то тетка, которая тут же испуганно прячется за дверь. Сердце уходит в пятки, потому что я молниеносно все понимаю. Это не просто облом, это облом в квадрате. Самая настоящая подстава. Одинокая сорокалетняя домохозяйка решила поиграть в виртуальную любовь с малолетним наивным пареньком. Почему он все еще там стоит? Я никогда не жаловалась на зрение, и видела собственными глаза ее взгляд. Она его узнала. Потому что видела его фото. Потому что посылала ему долбанные сердечки и прочие муси-пуси. Какая же дрянь!

Возвращаюсь в машину и занимаю свое место, хотя кулаки так и чешутся. До чего мерзкими бывают люди! Краснов плетется обратно, повесив голову. Но у калитки эта проклятая рыжая тетка снова липнет к нему. Она что-то говорит, из-за чего Краснов вжимается спиной в калитку. Она продолжает тихо что-то лепетать и заламывать руки. Я хочу покончить с этим дерьмом, и снова открываю дверь. Но спектакль уже окончен. Краснов поворачивается к ней спиной и быстро идет к машине. Старая обманщица провожает его взглядом, стоя у калитки, и на долю секунду наши взгляды пересекаются.

Краснов залезает в машину и молча сверлит глазами спинку сиденья перед собой.

— Старая сука! — в сердцах говорю я.

Он поворачивает ко мне затуманенный взгляд. Его лицо белое, как полотно.

— Ее дочь, — бормочет он.

— Чего?!

— Сашка — ее дочь. Она использовала ее фото. Она… замужем.

— Дочь? Выражайся яснее!

— Нет, не дочь. Она… Ей было одиноко.

Он вдруг издает сдавленный смешок, и его глаза светятся от внезапно появившегося безумного веселья.

— Непростые… — он снова глупо хихикает, — непростые отношения с мужем.

— Жди здесь, — коротко бросаю я, распахиваю дверь, оставляю ее открытой и быстрым шагом, практически бегом, несусь в этот чертов зеленый сарай.

Всё. Больше я сдерживаться не намерена. Да, Краснов — больной придурок, если купился на этот спектакль, но эта рыжая баба… нет… не останется безнаказанной. Никто не смеет унижать моих друзей у меня на глазах!

Я барабаню в дверь и дергаю за ручку. Не поддается. Зато кто-то с той стороны подходит, раздается звук отодвигаемой щеколды, и я вижу просвет. Засовываю ногу в щель и открываю дверь сильнее. Передо мной стоит девчонка, моя ровесница или чуть старше. Дочь. Худая. Слишком бледная кожа. Красивые ноги.

— Где мать? — холодно интересуюсь я.

— Кто вы?

Я не отвечаю на вопрос, огибаю ее и захожу в дом без приглашения. Преодолеваю крошечную прихожую, заглядываю на кухню. Там пусто.

— Что вам нужно?! — дочь бежит за мной и не слишком грациозно пытается преградить мне дорогу.

Справа вижу деревянную светлую лестницу и несусь к ней. Надеюсь, мои острые каблуки оставят на ней хорошенькие вмятины.

— Остановитесь немедленно! Что вы себе позволяете?! — разоряется девчонка, снова пытаясь меня догнать.

Не выйдет, крошка, я слишком разгневана. Ярость просто переполняет меня. Я отыграюсь на этой рыжей за все, что мне пришлось пережить. Она ответит и за мою утраченную дружбу с Красновым, и за родителей, пытающихся упечь меня в монастырь, и за парней-идиотов, липнущих ко мне.

Я врываюсь в первую попавшуюся комнату и оказываюсь близка к своей цели. Рыжая дура лежит на кровати, укрывшись старческой шерстяной шалью. За мной в комнату вваливается эта Саша с фото, на которые пускал слюни Краснов.

При виде меня тетка округляет глаза и спускает ноги с кровати.

— Мама! — кричит дочь.

— Выйди, — приказывает ей рыжая, и по ее голосу понятно, что она тут во всю предавалась жалости к самой себе.

Саша задерживается на пороге, но рыжая посылает ей командирский взгляд, и та покидает комнату. Уверена, она караулит возле двери, но это даже к лучшему. Пусть послушает, что творит в свободное время ее любимая мамочка!

— Что вы хотите услышать? — спрашивает тетка угрюмо.

— О, я пришла не слушать! Я пришла сказать, что ты — подлая аморальная старая сучка!

Она медленно поднимается с кровати и, видимо, готовится к тому, что я начну распускать руки. Ее глаза вылезают из орбит. Неужели она думала, что я пришла слушать ее жалкие оправдания?!

— Я…

— Заткнись. Ты обидела дорогого мне человека, поигралась с его чувствами и довольна? Я должна купиться на твои лживые слезы? Где твой муженек? Он знает о том, какая ты дрянь?

— Пожалуйста…

— Я сказала, закрой рот и слушай. Твоему браку настал конец. Я сделаю все, чтобы твой муж узнал о тебе всё. Такие, как ты, старые деревенские кошелки, сидят в своих ветхих сараях и ждут конца в одиночестве. Потому что никто не любит лжецов! Слышала меня? Никто не любит престарелых лицемерных обманщиц!

По ее щекам градом стекают слезы, что приносит мне небывалое удовольствие. Она смотрит на меня во все глаза и что-то беззвучно бормочет. Хорошо бы, конечно, вмазать по ее мокрой страдальческой физиономии, но я не хочу марать руки.

Я разворачиваюсь, делаю несколько шагов и берусь за дверную ручку.

— Использовать фотки дочери — хороший ход, — ледяным тоном добавляю я. — Молодец.

Я открываю дверь и тут же натыкаюсь на Краснова. Дочь этой дуры сидит на полу на корточках, прижавшись спиной к стене, и не шевелится. Ее стеклянный взгляд направлен в сторону лестницы.

— Хорошо провели время? — весело спрашиваю я у них обоих. — Ладно. Нам пора.

Мы с Красновым спускаемся по лестнице, и на этот раз мне не приходится его тащить. Он опережает мне на две ступеньки.

— Я же просила ждать меня в машине, — говорю я его спине.

Он только качает головой.

Мы быстро вываливаемся из дома, словно мы какие-то воры, и хозяева вот-вот догонят нас с ружьями наперевес. Хотя мы оба прекрасно знаем, что никто за нами гнаться не будет.