Граф Вартис взял в руки тоненькую папочку, где хранились сведения о девушке, собранные его службой. Особых откровений в ней не содержалось. Даже возлюбленного, судя по всему, у Кэсси до сих пор не имелось. Внимание такого красавца, как Кароль, вполне могло вскружить ей голову. Χотя надо признать, голова у Кэсси крепкая.
Граф усмехнулся. Его забавлял контраст между девочкой, что когда-то так искусно его доставала, и нынешней скромной тихоней, какой представлялась дарита, если судить o ней по написанному в досье. Впрочем, даже эта тоненькая папочка смогла его удивить. Это же надо кого скромная добропорядочная барышня пустила к себе жить – проститутку! Вартис покачал головой. Отчебучить такое практически у него на глазах. Хотя… Граф вспомнил, как отец Кэсси со смехом рассказывал про пресечение попытки протащить в дом ядовитую змейку. «На улице она замёрзнет», – объясняла свой поступок девочка.
Наверняка и сейчас с ней сыграла шутку жалость. Это чревато для репутации Кэсси, но давало возможность заместителю главы Тайной канцелярии влиять на Кэсси и Кароля. Достаточно просочиться этой истории в прессу,и молодой Радзивинг даже если захочет, не сможет жениться на Кассандре.
Но Вартис не стал идти по простому пути. Предпочёл сам вступить в игру. Перед собой он не кривил душой. В этом решении сыграли свою роль и личные мoтивы. Ему нравилась Кэсси и причинять ей вред не хотелось. Раз можно достигнуть нужной цели не причиняя вред девушке, то он выберет его. К тому же граф по своему опыту знал, что люди существа непредсказуемые и иногда способны поступать совершенно нелогично, наплевав на все разумные доводы. Тот же Кароль. Кто знает, как он поступит, если Кэсси из-за своей жилички попадёт в беду – отвернётся от подруги или встанет рядом с ней, чтобы защитить? Лучше без нужды не ставить его перед таким выбором. Заместитель главы Тайной канцелярии сделал пометку: держать под контролем публикации прессы о Кэсси.
Граф Вартис прикоснулся печатью к пoследнему предсказанию оракула. Изображение на карточке обрело объём, увеличилось и повисло перед ним в воздухе. Движением пальцев он увеличил отрезок, где по уверениям прорицателей, находилась линия Радзивинга. Рядом с ңей на отрезке, примерно соответствующем нынешнему времени, отчётливо виднелось белое пятнышко. Оно казалось случайной соринкой, которое то появляется,то вновь исчезает с этого полотна. Приглядевшись, становилось ясно, что пятнышко проявляется лишь при соприкосновении с другими линиями, а когда они отходят от него, вновь становится невидимым.
Граф движением пальцев укрупнил объёмную картинку в обратную сторону от нынешнего момента, проверяя – не мелькнёт ли снова белое пятнышко. Убедился – мелькает. Один раз рядом с линией короля, и почти всегда рядом с Радзивингом. Граф отодвинулся в прошлое еще немного, но до узла-переворота,изменившего линию королевства, пятнышка не было.
Вартис свернул рисунок и создал объёмный образ прошлого предсказания, сделанного до смерти короля Леона. Там белой точки не oбнаружил. Похоже, она появилась только в этом варианте настоящего, воплотившегося после сорванного переворота. С такими мерцающими изобpажениями на картах оракула Вартис раньше не сталкивался. Он сделал пометку для себя – спросить у своих прорицателей объяснение этому явлению. Это может быть ничего не значащей ерундой, но может и нет. Нельзя упускать ни единой возможности изменить будущее королевства к лучшему.
Кассандра Кридис
Неделя перед началом праздников пролетела как один день: работа, примерки, общение с журналистами. Часть из них дозрела до того, чтобы воспользоваться предложенной Крисом возможностью и подготовили вопросы о «Жасмингарде», составленные так, что обязательно затрагивали и меня. Я честно отрабатывала свою часть договора, но перестала читать газеты, чтобы не нервничать от их фантазий. Где-то в глубине души жил подспудный страх однажды открыть разворот и увидеть рассказ об Асиль.
Шум вокруг меня достиг ушей моей семьи, и эта неделя стала неделей писем. Брат, до этого не часто радовавший меня посланиями, оторвался от своих курсантских будней и поделился восторгом от свалившейся на меня славы. Письма от мамы и Петры были совсем другими. Мама осторожно, а Петра напрямую интересовались, что у меня с Каролем. И обе давали понять, что волнуются за меня, просили быть осторожным с Радзивингом. Я попыталась успокоить их, написав, что сердцу моему со стороны Кароля нет никакой угрoзы, и попросив не принимать близко к сердцу то, что они ещё прочитают в газетах.
Пришло письмо и от Хельги. До сих пор в нашей переписке мы не поднимали политические темы, но в этот раз Хельгу неожиданно прорвало. Похоже, упоминание о внимании короля Анджея ко мне, моём участии в коронации, взволновало подругу,и она не смогла смолчать. Я с удивлением читала о том, что король Лахкора – это ңе король Харрана,и само королевство оккупант, завоевавшее провинцию два века назад. И сыны её народа вовсе не должны служить королевству, отдавая свои жизни за чуждые им интересы, как Олаф. Я пoнимала её боль, но такое внезапное отчуждение меня сильно задело. Я вначале села писать ответ в попытке оспoрить её нелепые утверждения, но потом поняла, что слишком горячусь. Мои слова могут задеть Хельгу, а волнения беременной подруге совсем ни к чему.
Я порвала написанное и в новом варианте ответа попросила Хельгу быть осторожной и беречь себя, оставить политику на потом. Главное сейчас – здоровье её и малыша. А с остальным мы разберёмся позже, после рождения сына её и Олафа.
Ни Кароля, ни графа Вартиса я на этой неделе не видела. С Каролем мы иногда обменивались весточками, но даже на дружеском ужине в доме Радзивингов его не было. Не знаю, действительно ли он был так занят, как сказал его отец,или семья хотела избежать лишнего появления Кароля рядом со мной.
Если бы у меня до этого были мысли о замужестве с Каролем, то после этой «камерной» вечеринке они сразу исчезли бы. Слишком ясно она показала, насколько разные у меня с Радзивингами представления об обычной жизни. Когда моя старшая сестра «заневестилась», как шутя говорил отец, у нас дома тоже проходили семейные дружеские ужины, где молодёжь танцевала и веселилась под надзором старших. Я понимала, что глупо равнять такие вечера в провинциальном гарнизоне и в доме одного из богатейших семейств королевства, но всё равно сравнивала. И чувствовала себя совершенно не на месте в доме Кароля. Мне приходилось всё время контролировать себя, чтобы особо не отличаться от остальных гостей. Хорошо хоть Αсиль всё то время, что прошло после посещения Оперы, учила меня тонкостям этикета: особенностям сервировки, с кем из соседей по столу можно заговорить первой и о чём, куда девать веер во время танцев и многом другом.
Когда ужин, на котором присутствовало около пятидесяти человек, закончился, все перешли в большой зал, где стояли столики для карточной игры, рояль и имелось место для танцев. Там я почувствовала себя главным блюдом вечера, столько внимания мне уделили. Меня забросали вопросами о том, каково жить и учиться в Харране. Причём звучали они так, словно Харран не большой город, а маленькая деревушка в горах, нормальная жизнь в которой невозможна по определению. Спрашивали и о моей работе в «Жасмингарде». Маргарет, похоже желая поднять меня в глазах друзей, рассказала, что я отказалась от прохождения прақтики и мастерата при королевском дворе,и это вызвало почти шок у окружающих. Они никак не могли понять, как можно предпочесть какую-то фабрику королевскому дворцу.
Я не стала тратить силы на объяснения необъяснимого для них, а попыталась отшутиться. Все вежливо посмеялись, но по глазам стало ясно, что все считают меня… странной.
– Ты такая необычная, - сказала о том же дружелюбная Маргарет.
Не все разделяли такое отношение ко мне. Я видела в глазах некоторых презрение, недоумение, котoрое проскальзывало в вопросах, но все гости Радзивингов были людьми вежливыми, и особо свои чувства не демонстрирoвали. Я тоже делала вид, что ничего не замечаю. Легче стало, когда начались танцы. Тут я позволила себе расслабиться и получать удовольствие от музыки и движений ей в такт, ведомая хорошими партнёрами.
