— Бабушка права, — сказал он. — Пиво никому не приносит пользы. Запомни это.
— Окей.
Харри улыбнулся. Мальчик перенял это «Окей!» от Харри, которому оставалось только надеяться, что тот больше ничего не позаимствует. У него вовсе не было желания иметь потомка, созданного по его собственному образу и подобию, скорее наоборот. Почти непроизвольная нежность и любовь, которые он испытывал к мальчику по другую сторону стола, объяснялись тем, что тот был счастлив больше, чем когда-то был Харри. Из соломинки в стакане с какао донёсся хлюпающий звук, и в этот момент телефон Харри завибрировал.
Сообщение от Катрины.
«Я дома. Где вы оба?»
— Пора возвращаться домой к маме, — сказал Харри, набирая сообщение о том, что они уже в пути.
— Куда ты пойдёшь? — спросила Герт, пнув ножку стола.
— Я пойду в отель, — сказал Харри.
— Нееет. — Мальчик положил маленькую тёплую ладонь на его руку. — Ты будешь петь ту песню, когда я лягу спать. О напивке.
— Напитке?
— Кока-он... — пропел Герт.
Харри хотел рассмеяться, но вместо этого ему пришлось проглотить комок в горле. Чёрт возьми. Что именно это было? Было ли это тем, что Столе называл праймингом, психологической подпиткой некой установки? Неужели Харри чувствовал эту любовь только потому, что в нём была заложена уверенность в том, что он отец ребёнка? Или это было что-то более телесно или биологически обусловленное, что-то в крови, зовущее, безудержно притягивающее двух людей друг к другу?
Харри поднялся на ноги.
— Какое ты живовное? — спросила Герт.
— Орангутан, — сказал Харри, поднял Герта со стула и закружил его так, что заслужил аплодисменты одного из одиноких мужчин. Харри опустил Герта на землю, и они рука об руку направились к двери.
Было десять часов вечера, и Прим только что покормил Босса и Лизу. Он сел перед телевизором, чтобы снова посмотреть новости. Чтобы ещё раз насладиться результатами того, что устроил. Хотя полиция не говорила об этом прямо, но он мог судить по общим фразам, которые они извергали, что они не нашли никаких улик на месте происшествия. Он принял правильное решение: когда Хелена вышла из машины, ему пришлось убить её на гравийной дороге. Не оставить там свою ДНК — волосы, фрагменты кожи или следы пота — было невозможно, и, поскольку он не смог бы провести тщательную уборку на дороге, где могли появиться свидетели, ему пришлось позаботиться о том, чтобы это место не посчитали местом преступления. Итак, он погрузил тело в машину и увёз его на другую сторону полуострова, где, как он мог быть совершенно уверен, никого не было той осенней поздней ночью, и где он мог спокойно работать, скрытый высокими камышами. И также он мог быть совершенно уверенным в том, что тело Хелены на следующий день будет найдено, когда в это место приедут семьи с детьми. Сначала он отрезал ей голову, затем обработал её тело, отмывая и соскабливая свою собственную ДНК из-под ногтей, которые она вонзила в его бёдра, когда занималась с ним сексом в машине. Необходимо было соблюдать осторожность, потому что, хотя он никогда ни в чём не был осуждён, в полицейской базе был его ДНК-профиль.
На экране телевизора ведущая новостей говорила по телефону с юристом из полиции, чья фотография вместе с именем — Крис Хинной — виднелись в правом верхнем углу экрана. Они обсуждали заключение Рё под стражу. Неудивительно, что у них начали заканчиваться интересные поводы для обсуждения этого известия. Информационные каналы весь день были в основном заполнены новостями об аресте Маркуса Рё и убийстве его жены, даже победа с незначительным перевесом клуба «Будё-Глимт» над «Молде» осталась в тени. То же самое и на информационных сайтах: всё было посвящено Маркусу Рё. А значит, речь шла о нём, о Приме. Конечно, теперь, когда в интернете разместили так много фотографий Маркуса Рё, начали появляться и фотографии Харри Холе. Писали, что именно он, чужак, частный детектив, связал ДНК Маркуса Рё со слюной на груди Сюсанны. Как будто это что-то потрясающее! Как будто полиции не следовало давным-давно самой выяснить что-то подобное. На самом деле он начинал изрядно раздражать, этот Харри Холе. Что он сделал, чтобы оказаться в центре внимания? На первом плане должно быть само дело, загадка, тайна. Его тайна. Им следует сосредоточиться на том, что Маркус Рё, богач, считавший себя выше закона, теперь был чудесным образом разоблачён и посажен за решётку. Людям нравятся подобные вещи. Приму точно нравится, это прямо бальзам на душу. И всё же, надо признать, публика уже получила изрядную дозу бальзама. Он надеялся, что его отчим, где тот сейчас ни находился, мог читать новости, и что у него сейчас было достаточно поводов для страданий. Надеялся, что это публичное унижение стало для него кислотной ванной, приготовленной Примом. Какие смятение, отчаяние и страх, должно быть, испытывает Маркус Рё. Приходила ли уже ему в голову мысль покончить с собой? Прим задумался. Нет, толчком к самоубийству, причиной, подтолкнувшим к этому его мать, была безнадёжность, а у его отчима всё ещё была надежда. От его имени действовал сам Юхан Крон, и единственной уликой, которой располагала полиция, была частичка слюны. Им предстояло сопоставить её с ложным алиби, которое Хелена предоставила Маркусу на те ночи, когда исчезли Сюсанна и Бертина. Но то, что только что сказал юрист по телевизору, встревожило Прима.
Этот Крис Хинной объяснил, что завтра состоится предварительное слушание, на котором судья, несомненно, предоставит полиции право посадить Рё на обычные четыре недели предварительного заключения и, учитывая улики и серьёзный характер преступления, продлит последующее содержание под стражей, если потребуется. В норвежском законодательстве нет временных ограничений для содержания человека под стражей, так что, получается, могут пройти годы. И для полиции особенно важно иметь возможность задерживать людей с положением и средствами, которые в противном случае могли бы использовать свои финансы или влияние для уничтожения улик, воздействия на свидетелей, и да, были даже примеры того, как они пытались повлиять на следователей.
— Например, на Харри Холе? — спросила ведущая, как будто это имело какое-то отношение к делу!
— Рё оплачивает гонорар Холе, — ответил юрист. — Но Холе получил образование и опыт работы в норвежской полиции и явно обладает честностью, которую мы ожидаем от сотрудников полиции как в прошлом, так и в настоящем.
— Спасибо, что присоединились к нам, Крис Хинной...
Прим убавил громкость. Выругался, пока обдумывал ситуацию. Если юрист был прав, то Маркус Рё может находиться за решёткой в течение неопределённого срока, в безопасной камере, где он не мог до него добраться. Это не входило в план.
Он попытался собраться с мыслями.
Нуждался ли план — великий план — в изменении?
Он посмотрел на ползущего по кофейному столику розового слизня. На скользкий след, который тот оставил после получасовых усилий. Куда он направлялся? Был ли у него какой-то план? Охотился ли он на кого-нибудь? Или он убегал? Знал ли он, что рано или поздно слизни-каннибалы найдут его след и пустятся в погоню? Знает, что промедление означает смерть?
Прим прижал пальцы к вискам.
Харри бежал, чувствуя, как его сердце перекачивает кровь по всему телу, и наблюдая, как Хинной принимает благодарности от ведущей новостей.
Крис Хинной был одним из полицейских юристов, с которыми Харри и Юхан Крон связались пару часов назад, чтобы попросить их предоставить субъективную и неофициальную оценку вероятности признания Маркуса Рё виновным с учётом имеющихся в деле доказательств. Двое из них хотели ответить сразу, но Крон попросил их «переспать» с этой мыслью до утра.
В новостях началось интервью с тренером «Будё-Глимта», и Харри перевёл взгляд с экрана телевизора, прикреплённого к беговой дорожке, на зеркало перед ним.
В его полном распоряжении был небольшой тренажёрный зал отеля. Он оставил свой костюм в номере и надел гостиничный халат, который теперь висел на крючке у него за спиной. Зеркало напротив занимало всю стену. Он бежал в нижнем белье, футболке и своих ботинках ручной работы от Джона Лобба, которые на удивление хорошо подходили в качестве кроссовок для бега. Конечно, он выглядел нелепо, но ему было наплевать. Спускаясь в зал, он в этом наряде даже подошёл к стойке регистрации и сказал, что встретил в баре приветливого священника, но забыл его имя. Чернокожая женщина-администратор кивнула и улыбнулась.
