Это он! Это он, гремит у меня в голове. Его образ, как видение возникает у меня в голове - окно, ночь, непривлекательное зловещее лицо.

Индеец подмигивает весело, вырывая из воспоминаний.

— Я Точо, это Аскук. Будем знакомы. Ты меня изрядно вымотала. Я мечтал влепить тебе эту пощечину последние сутки.

Оба индейца разразились мерзким хохотом.

Я снова верчусь в руках Аскука. Какое же тошнотворное имя!

— Пустите!

— Пусти ее. - приказывает убийца моего друга.

Аскук опускает меня на землю.

— Только без фокусов!- приказывает мне Точо.

Я резко киваю головой, как оловянный солдатик.

Его взгляд падает мне на грудь где в такт движением покачивается медальон.

— Так то лучше. Свяжи ей руки. - не отрывая взгляда от камня приказывает он.

— Нет -нет, я не хочу.- заламывая руки взмолилась я.

Но индеец уже даже не смотрит в мою сторону. Облегченно вздыхает и всматривается вдаль, пока Аскук достаёт веревку и связывает тугим узлом мне руки.

Взял под локоть и ведёт, как арестанта в след за Точо.

Мысли сменяются одна за другой будто узоры в калейдоскопе, но ни одна из них не связана с побегом. Перед глазами снова всплывает окровавленное тело Мэкхьи. Он погиб из-за меня.

Под натиском ненависти и злости я сама не ведаю, что бубню в слух:

—Мерзкие животные. Горите в аду. Я буду рада, если вороны склюют вам печень.

— А у тебя для внучки воровки слишком длинный язык,— угрожающее произносит Аскук снова доставая перочинный нож и как бы невзначай крутит у моего носа. Я с испугом попятилась от ножа, пропуская оскорбления мимо ушей,— А не укоротить ли нам его?

— Оставь ее. Вождю не понравится, если она станет немой, толку тогда от неё. - безразлично, но вполне убедительно говорит Точо.

Я стараюсь не подавать виду этим ничтожным людишкам, что до чертиков боюсь их.

Показал слабость, значит умер.

Нерешительно ищу остатки сил чтобы держать лицо, но мысли в очередной раз возвращаются к Мэкхьи.

Господи, как же я перед ним виновата!

Мне до тошноты стыдно и противно, что я могу принадлежать к роду злодеев, которые безжалостно лишают жизни.

«Ты зря недооцениваешь силу медальона»— многократным эхом проносится голос Мэхкьи.

Слёзы градом стекают по моим щекам.

«Он мёртв» слабо доходит до моего сознания. Раз я слышу его, значит он мёртв.

Последняя надежда гаснет быстрее падающей звёзды.

Оступаюсь, но Точо на лету перехватывает меня и ставит на землю. Я хлюпаю носом. Не очень то у меня получается быть сильной.

— Что вам от меня нужно? - надтреснувшим от обиды голосом спрашиваю я.

— Не строй из себя невинность,- издевательски парирует индеец.

Я с вызовом смотрю в его жесткие глаза. Он будто соткан из ненависти и злости.

— Ты в курсе, что бабка подложила тебе свинью,— кидает небрежно он.

— Следи за своим языком, животное,— летит от меня раньше, чем я осознаю, что могу получить очередную пощечину.

Он подходит ко мне вплотную.

Мы несколького мгновений стоим зло уставившись друг на друга. Индеец не отступает. Я тоже. Наоборот, осмелев я наступаю на него, сокращая дистанцию до минимальной так, что упираюсь ему в грудь.

Он бросает быстрый взгляд на тощего напарника, что идёт далеко впереди.

— Все этот проклятый медальон, - с ненавистью чеканит Точо.

— Медал..?

— Заткнись и топай,— хватает под руку и грубо тащит за собой.

Я в ужасном оцеплении, главным образом потому что на меня свалился огромный кусок пазла, но картинка так и не проясняется.

Индейцы весь дом вверх дном перевернули пытаясь найти именно медальон. Как же я не догадалась? Оставь я его в доме, возможно не была бы в таком положении.

— Возьмите его. Возьмите, он мне не нужен, только пустите меня- тяну шею вверх открывая и без того видный медальон, чтобы индейцы окончательно поняли о чем речь.

Мы уже нагнали Аскука и услышав мое щедрое предложение он плотоядно улыбнулся.

Тем не менее Точо и вида не подал, что заинтересован, наоборот безразличным тоном произнёс:

— Как я уже сказал, твою судьбу будет решать вождь.

Аскук на глазах сдувается.

Мозг снова отказывается работать, от волнения все картинки путаются.

Наша шествие в непонятном направлении длится мучительно долго. Единственное, что понимаю, что все дальше и дальше удаляюсь от резервации Мэкхьи.

Мы не останавливаемся пока все вокруг не затягивает густой туман. Темно, хоть глаз выколи. Луна и звезды, что столько ночей освещали мне путь обиженно скрылись за густыми тучами. Природа всем своим видом показывает, что больше заботы не видать.

Я и двое моих надзирателей уселись под деревом в ожидании лучших погодных условий.

Обхватив колени руками я вжимаюсь в дерево, бьюсь спиной, убаюкивая себя.

Чем больше времени я провожу в компании этих разбойников, тем страшнее мне становилась.

По дороге, у меня проскальзывала мысль сброситься вниз в обрыв. Но я старательно отметаю ее. Может быть позже....

— Не советую. Умирать будешь долго и мучительно. Возможно, останешься калекой, тут лететь метра четыре от силы, мы не так высоко,— предупреждает Точо.

— Но если все таки решишься, не забудь медальончик оставить- приторно добавляет Аскук.

— Непременно! - самым мерзким из всевозможных моих тонов бросаю я.

Они лишь смеются. Судя по всему, Точо был серьёзен когда предупреждал, что должен привести меня целой и невредимой.

Мне так хочется вырваться из этого моего слабого тела и превратиться в сильного хищного животного. Разорвать глотки этим дикарям, что позволяют похищать женщину средь бела дня.

Я лихорадочно сжимаю причину всех бед.

Пропади ты пропадом, медальон!

Внезапная дремота снова утягивала меня в бездну непонятных мне видений.

****

И вот я снова в скромном вигваме. Прекрасная индейская женщина, чье лицо я никак не могу разглядеть. Она одиноко сидит вполоборота и с любовью поглаживает выпирающий живот, тихо напевая индейскую колыбельную, что пела мне бабушка Мискодит.

Она о глупой пчелке, что заблудилась впервые вылетев из своего улья. Малышка мечется от растения к растению пытаясь найти своё самое красивое и ароматное растение. Но ее манит только один единственный Солнечный цветок.

«Не лети к нему, пчелка, он проклят. Борись, иначе ты сгоришь в его горделивых лучах. Он с виду красив, но внутри пропитан ядом.»—тихо напевает индианка.

Она поворачивает лицо, но в ее глазах застыли слёзы. Боль ударной волной отражается от неё и бьет мне в самое сердце. Так тоскливо и больно, что тоже хочется плакать. Она с мольбой смотрит на меня и шепчет:

« Нуанто па, Амо»

Я просыпаюсь от собственного крика. Сердце гулко бьется в горле. Жутковато. Неужели женщина во сне обращалась ко мне? Наказала «не делать». Но не делать что именно? Я ведь, ничего и не делаю толком.

Покорилась судьбе. Бреду, как каторжник куда прикажут.

Обращаю взор в сторону моих, надеюсь, временных спутников. Пересекаюсь взглядом с Точо, он вальяжно зажимает в зубах сигарету и кидает мне маленький свёрток.

— Поешь, — советует, — Не хватало чтобы в обморок грохнулась.

Я борюсь с желанием развернуть то, что приземлилось у моих ног. Есть хочу зверски— желудок уже давно свернулся в трубочку.

И все же, отрицательно качаю головой.

Он безразлично пожимает плечами:

— Голодный пообедает и с волком.

Поднимает свёрток, разворачивает и демонстративно отправляет добрый кусок вяленого мяса в рот, естественно не сводя с меня хитрых глаз, мол «сама виновата, я предлагал».

И все же я пытаюсь сохранять спокойствие.

Внезапно мое внимание привлекает Аскук. Он тихо посапывает облокотившими на валун. В руках у него что-то похожее на блестящий загнутый канат болотного цвета. На моих глазах канат зашевелился и зашипел открыв пасть обнажая клыки. Змея!