Вона ставит светлоголового на ноги и строго наказывает:

— Яс, иди к папе.

Челюсть моя мгновенно отпадает. Я вопросительно поглядываю на Точо, безуспешно пытаясь определить были ли это слуховые галлюцинации. «Мальчишка не сирота?»

Точо так и стоит с непроницаемым видом, пока малыш не торопясь, весьма вальяжно проходит мимо. Но только оказавшись снаружи, убегает в неизвестном направлении.

Медальон обжигает холодом, уже привычно сигнализируя, что беда тревожно поджидает за углом.

«Да я и сама в курсе».

Точо с серьёзными прищуром спрашивает, на этот раз меня:

— Сами послушно пойдёте или связать, и гуськом до вигвама провести?

Издевается.

— У тебя какая то нездоровая любовь к птицам,— парирует ему Мэкхья.

— Мы к вождю?— с нескрываемой надеждой спрашиваю я.

Точо открыто игнорирует вопрос и передаёт право выбора Мэкхье, понимая что толку от меня мало.

Индеец сжимает, мою ладонь, так крепко, что я кожей ощущаю, как на его запястье отчаянно отбивает чечётку пульс. Держит меня сильно, будто я в пропасть упаду, если отпустит.

До боли.

До дрожи во всем теле.

Иногда одно действие, говорит громче самых многообещающих фраз. Я смотрю на наши переплетенные руки и мое обезумевшее от переживаний сердце рвётся наружу.

Не так.

Все мучительно неправильно.

Пока я окунувшись в романтизм размышляю о несостоявшемся будущем, Точо времени зря не теряет. Выводит нас из, как назвал его Мэкхья загона, на самом деле старый заброшенный вигвам.

Он смиряет взглядом Вону, что плетётся позади нас. Та отступает.

— Твоя судьба решится позже.

И размашисто захлопывает дверь перед ее носом.

— Представление начинается,— кричит во всеуслышание.

Насмехающиеся глаза блестят агрессией.

Мы тащимся за ним точно прокажённые.

По обе стороны длинной колонной стоят взволнованные индейцы, нетерпеливо взирая на нас.

Они в обычном облачении— без краски, масок, непонятных набедренных повязок и прочей мишуры.

Я физически ощущаю их жалость. Они будто провожают нас в последний путь.

Совсем мне их настрой не нравится. Но разве поймёшь этих индейцев? Возможно, в этих бесчувственных людях просто проснулся дух сочувствия.

Откуда то из толпы к нам протискивается Юна. Она с деловитым видом, будто сторож в мавзолей, где недавно орудовали воришки несёт себя завершая движение.

Создаётся впечатление, что она следит чтобы я внезапно дёру не дала.

— Шагай,— хрипло командует мне.

Во мне вскипает злость раньше, чем я слышу ее тихое:

— Ты не получила предупреждения от Воны?

Я круто оборачиваюсь, на ходу поймав обрывки ее нервного шепота. Она же сразу больно толкает меня вперёд, наверное, чтобы не вызывать подозрение.

— Предупреждали, не соглашайся ,— нетерпеливо бурчит она, сдерживая очередной приступ кашля.

И вдруг пазлы складываются.

Я смотрю на неё, будто меня шмель укусил, бегающими испуганными глазами и наконец отчётливо осознаю—наш договор с вождем ничто иное, как ловушка. Мерзкий старикашка обвёл меня вокруг пальца.

В памяти всплывает скомканная записка, затертые, аккуратно выведенные буквы.

«Не Соглашайся, иначе тебя ждёт смерть», вот что было изначально написано.

Как же я раньше не догадалась, что В это Вона?

Все это время, я задавалась вопросом, для чего вождь Вихо писал мне записки, если вполне мог сказать все с глазу на глаз?

Я наивно полагала, что он ведёт двойную игру, хочет меня уберечь.

Окончательно убедившись в корыстных планах вождя, я уже с явным опозданием готова рвать волосы на голове за собственную глупость.

Не давая мне опомниться, бабушка аккуратно вкладывает в руку маленькую пластинку, чуть больше подушечки пальца:

— Маленькая смерть, всегда большой обман. Будет больно и плохо, но это спасение. Камень потеряет хозяина и снова замрёт на многие годы.

Я сжимаю ватной рукой тонкий квадратик.

Кожу покалывает.

«Такая, значит наощупь смерть?»

Медальон, предостерегающе холодит кожу, кажется что вот-вот мир покроется коркой льда.

Ему совсем не нравится даже мысль потерять меня.

« Apache, Амо, nuanto pa» звучит у меня в голове.

Я стою бессмысленно вперив взгляд в широкую спину Мэкхьи, окончательно запутавшись.

Юна даёт, как она заверяет, спасение.

Бабушка Мискодит приказывает отказаться от этой идеи.

Обе заинтересованны в моем благополучии.

Обе далеко от меня.

Решение, как обычно на моих хрупких девичьих плечах.

С неба резко начинает моросить дождь. Быстрый, игольчатый, что его едва возможно не заметить. Учитывая время года, отсутствия буйной листвы на деревьях, голые ветки не задерживают падающие с неба крупные капли.

Индеец обнимает меня, стараясь собой хоть частично укрыть от разыгравшейся непогоды.

Я прижимаюсь щекой к его плечу, невольно разглядывая прямой нос, плотно сжатые губы. У него такой решительный вид, кожей чувствую, что в его голове зреет план.

Мой угрюмый индеец отличается острым умом, у него храброе сердце, но скорее всего он ничего кроме, как прикончить вождя, не придумает.

Однако, мне льстит факт, что даже ценой собственной жизни он готов оберегать меня.

Я крепко сжимаю в кулаке «тонкий переход» в загробное царство.

«Мэкхья, у меня тоже зреет план, надеюсь на этот раз не провальный».

Мы движемся к вигваму вождя. Из него широкими мазками выходит ядовито зелёный дым. «Прогулка»— возможность проанализировать будущие действия.

Я мысленно торжествую, ведь именно этого я и хотела. Путь не из близких, жилище возвышается над резервацией будто пика на рождественской елке.

Индейцы давно остались позади, стоят прожигая нам спины. Для них дождь не повод отказаться от очередного зрелища.

Точо и Мэкхья негромко перекидываются едкими фразами, смысл которых я и не пытаюсь понять.

На пороге он в очередной раз пытается сопротивляться, на что я слышу:

— Надо было связать тебе руки…. Над головой,— глаза Точо при этом угрожающе блестят. На удивление Мэкхья лишь чертыхается и раздраженно сжимает челюсти.

Стоит нам переступить порог, как из тени на меня налетает темная фигура. Точо успевает отбросить Мэкхью в сторону. Тот опомниться не успевает, как меня утаскивает в тень какой то щуплый индеец хладнокровно приставляя острие ножа к горлу.

Я вглядываюсь в его ошалелые глаза.

У меня определенно дежавю, это же Аскук.

Как назло, я гордо вскидываю подбородок, давая понять, что уж кого- кого, а его не боюсь—силёнок не хватит меня убить.

Но то ли не рассчитав силу, то ли нарочно пытаясь доказать ошибочность моих мыслей, Аскук обжигает лезвием ножа и тёплая жидкость мелкой струйкой катится вниз по шее.

— Только тронь ее,— голос не терпящим неповиновение командует Мэкхья, тщетно пытаясь вывернуться из стальной хватки Точо.

Неудачное падение и нога снова дала о себе знать, вероятно рана открылась и вот уже вся штанина снова сочится кровью.

Но он будто не чувствует боли. Поворачивает голову к Точо.

— Он ранил ее черт возьми,— цедит он.

Ничто не скроется от цепких глаз орлиного охотника. По коже мурашки—он видит в темноте. Это для меня не новость, но каждый раз дух захватывает.

— Пусти ее,— приказывает Точо.

— Но она,— мнётся Аскук,— Мы чуть не потеряли. Доверять бледнолицым нельзя. А Что же делать с двуликими?— сам себя спрашивает, мерзко хихикая,—Только убивать! — обезумевшим голосом вопит он, бурно сотрясаясь от праведного гнева.

Точо в два шага пересекает вигвам.

— Что ты несёшь?— больно сдавливает руку Аскуку.

Нож громким металическим звуком касается земли, а я тем временем стрелой лечу к Мэкхьи.

— Пошёл прочь, не мешайся под ногами,— бесцеремонно выталкивает его Точо.

Мэкхья деланно твёрдо стоит на ногах. Но, все же виновато избегает моего взгляда.