— А вот это, насчет Уны? Неужели правда? Взгляд у нее какой-то странный! А походка! Ни у кого такой нет. Нет, не может быть. Нет, нет, не говори!

— Как по-вашему, верно это? Вот бы выяснить! Ненароком. Или хоть увидеть.

— Да ну тебя. Совсем спятила. Да-да, спятила.

— Правда ли это? Не знаю, так говорят. Муж утверждает, что быть этого не может. Будь это правда, Сигюрдюр позаботился бы, чтоб книжка не вышла. А как бы он смог помешать? Он ведь не господь бог, наш Страус. А? Ха-ха-ха. По-моему, Сигюрдюр выпутается, он привычный. Да, он к такому привычный, наш Сигюрдюр.

— А вам действительно не хотелось бы взглянуть хотя бы разок…

— Прошу, девочки, кофе подан.

Шесть женщин гуськом переходят из гостиной в столовую. Раскрасневшиеся — разумеется, от хереса, — улыбающиеся, они ободряюще кивают хозяйке.

— Садитесь, пожалуйста. Ты не сядешь здесь, с этого конца, милая моя номер четыре? Мне будет тогда лучше видно, как ты себя чувствуешь.

— И проследи, чтобы она фигуру сохранила, — говорит № 2. — То, что еще сохранилось. А? Ха-ха-ха.

— Ой! — вскрикивает Эрдла, оглядывая накрытый стол. — Скажу, как та баба из сказки: хотелось бы проснуться, снова уснуть и наесться[20].

— Да тут только меренги! — отвечает женщина № 5.

— Именно, меренги, — вступает в разговор № 1. — Они самые и ничто другое.

— В жизни не видала такого красивого кофейного стола, — говорит № 3. — Уна, дорогая, ты просто гений.

— Спасибо тебе, милая моя номер три. Прошу вас, угощайтесь. Пожалуйста, отведай вот этого, милая номер три. Древнеримский рецепт. Привезла его с Крита в позапрошлом году. Ну, пожалуйста. Не отрежешь ли себе кусок меренгового торта, милая моя номер один? Ты ведь так любишь меренги.

— Последний день. Удивительно приятное чувство, — говорит Вальгердюр Йоунсдоухтир, тщательно моя посуду. — Мне хотят устроить прощальный ужин.

Пьетюр Каурасон молча вытирает посуду.

— Будет шампанское.

Пьетюр молчит.

— А потом, может быть, куда-нибудь поедем.

Молчание.

— Ты заберешь Малышку?

— Я сама приду, — говорит ребенок. — Мама, можно? Можно?

— Жди меня поздно.

— Мама, можно?

Молчание.

— Заберешь?

— Посмотрим, милая.

— Ну, можно?

— Будет видно.

Молчание.

— Пьетюр, ты словно язык проглотил. В чем дело?

Молчание.

— Тебе неприятно, что я одна иду со своими? Ревнуешь?

— Странно как-то это.

— Что же тут странного, если я посижу со своими? Они ведь хотят попрощаться со мной.

— Не в этом дело. Иди, конечно.

— В чем же тогда? — спрашивает она, выпуская воду и обмывая раковину.

— В книжке, — отвечает он, вытирая ножи и вилки.

— А что с ней?

— Похоже, распродана.

— Распродана?

— Да, ее нет ни в одном книжном магазине.

— А в издательстве? Ты Гюннара спрашивал?

— Говорит, распродана.

— А допечатку дать он не собирается?

— Утверждает, что набор рассыпан. Литер, мол, не хватает.

— Распродана, — задумчиво повторяет Вальгердюр, вытирая стол. — Чем же ты недоволен? Не часто бывает, чтобы весь тираж разошелся за две недели до рождества.

— В том-то и дело. Так книги не расходятся. Особенно у дебютантов.

— Что же могло случиться?

— Не знаю. — Пьетюр перетер ножи и вилки и вешает полотенце. — Странная история.

— Ну, бывает. Радоваться надо.

— Радоваться! Ты говоришь, радоваться. А я вот не знаю, радоваться ли. Я вчера спросил ребят у нас на почте, читали ли они книжку. Ни один не читал. Я еще поспрашивал народ, и оказалось, никто ее даже в глаза не видел. Ты кого-нибудь спрашивала?

— Да. Конечно.

— Ну и?

— Из тех, с кем я говорила, никто ее не читал.

Пауза.

— Странно, тебе не кажется?

— Да, безусловно странновато.

В Доме собраний кипит работа. Там обосновался Преподобие, оттуда он руководит сбором подписей. Помогает ему отряд добровольцев из клуба «Ротари», из Женского союза, из общины моравских братьев[21].

Дел невпроворот.

Сначала читается список избирателей. Затем — список всех жителей Города. Под конец заглядывают в церковные книги. После этого список избирателей сличается со списком жителей, список жителей — с церковными книгами, церковные книги — со списком жителей и списком избирателей.

Все найдены.

Затем грамотных жителей Города отделяют от неграмотных Это проделывается быстро и без затруднений.

На следующем этапе всех грамотных жителей Города расписывают по улицам и номерам домов. После этого их разбивают на три категории: тех, кто, вероятно, подпишется («возможных»), тех, о ком что-либо сказать трудно («неясных»), и тех, кто едва ли подпишется («невозможных»).

Потом начинается распечатка на пишущей машинке. Имена[22] лиц первой категории печатаются по восемь-двенадцать на странице, предпочтительно по двенадцать, если удается уместить. Этот список печатается в трех экземплярах. Вторая категория печатается таким же образом. Имена лиц третьей категории располагаются в алфавитном порядке — сколько умещается на странице. После имени указывается адрес. Списки последних двух категорий печатаются в десяти экземплярах.

Затем за дело берутся рабочие группы.

Первая группа получает два экземпляра списков всех «возможных». Один экземпляр остается в правлении движения по сбору подписей: у пастора (представителя «Ротари»), председателя Женского союза и председателя общины моравских братьев. Задача этой первой группы — решить, кто пойдет за подписями к лицам, значащимся в списках, распределить списки и вручить их сборщикам. Для каждой улицы группа назначает ответственного сборщика. Он следит, чтобы списки не затерялись, и должен вернуть их в первую группу после того, как сборщики отметят крестиком имена тех, кто поставил свою подпись на самом подписном листе. Списки с такими отметками поступают затем в правление, которое переносит пометки сборщиков в свой собственный список. Хороший сборщик записывает замечания против имен тех, кто выразил несогласие, и эти замечания, естественно, вносятся в список правления.

У второй группы задача сходная, но потруднее. Ей надо особо тщательно подобрать сборщиков: они будут иметь дело с людьми, реакция которых заранее неизвестна, и потому их отношение и результат работы почти целиком определяются тем, окажется ли сборщик кем надо, когда надо и где надо. Крайне важно также отобрать таких сборщиков, которые смогли бы кратко и четко изложить реакцию «неясных», потому что место, отведенное для пометок в списках, весьма ограниченно и должно быть использовано наилучшим образом. По возвращении в центр списки обрабатываются так же, как и списки первой группы.

Третья группа выполняет самую сложную задачу и работает в тесном контакте с правлением. Группа эта состоит из лиц, давно занятых благотворительной деятельностью в Городе и потому знающих его лучше, чем другие. Прежде всего группа изучает списки «невозможных» и убеждается в их «невозможности». Затем берется список избирателей: с его помощью при повторном анализе перечня имен выбираются лица, которые явно поддерживали большинство на последних выборах в магистрат. По окончании этой работы снова просматриваются списки, но на сей раз для сопоставления берутся предыдущие списки избирателей. Затем на таких же листах, на каких напечатаны имена «возможных» и «неясных», распечатываются имена тех «невозможных», которые по рассмотрении стали «неясными» либо же «возможными». Эти списки передаются в первую и вторую группу. После этого в распоряжении третьей группы оказывается уточненный список грамотных лиц, которые и после обсуждения остаются «невозможными». Теперь берутся церковные книги. По ним устанавливаются родственные и иные узы, и в списке имен вносятся соответствующие знаки. Вновь берутся списки избирателей, и обдумывается, как на последних выборах могли голосовать родные и близкие данного «невозможного». Количество знаков в списках для сбора подписей при этом возрастает. Затем список снова Перепечатывается в уже несколько подчищенном виде, то есть происходит аналогичное тому, что происходило при первом рассмотрении. Когда группа получает третий вариант списка «невозможных», начинается то, что участники кампании по сбору подписей между собой называют — в шутку, разумеется, — «поисками покойника». Заключаются эти поиски в подробном и всестороннем обсуждении личных качеств каждого оставшегося в списке. Как легко догадаться, обсуждение это зачастую бывает достаточно долгим. Обсуждаются также личные качества родственников «невозможного», его имущественное положение и отыскиваются уязвимые места в его личной жизни, если таковые имеются. Таким образом, число «невозможных» снова сокращается, ибо почти в каждом человеке всегда можно что-нибудь найти. Имена тех, кто при «поисках покойника» оказался не столь уж «невозможным», включаются в особые списки, которые передаются непосредственно правлению. Оно само отбирает людей для бесед с лицами из этого списка. Обычно эта задача поручается кому-либо из правления. По окончании «поисков покойника» третья группа со списками тех, кого до сих пор не удалось перевести даже в «неясные», встречается с правлением. Группа и правление совместно проводят еще один, окончательный поиск, который остряки называют «потрошением». Все садятся за круглый стол, и потрошение осуществляется методом «мозговой атаки»[23], широко известным в западном мире и дающим хорошие результаты.