— В сегодняшней «Могги» напечатали рецензию, — вдруг сообщил он, не слушая жену.

— Рецензию?

— На книгу.

— Ну и какая она? — взволнованно спросила Вальгердюр.

— Плохая.

— Как это?

— Стиль, мол, плохой. Текст сырой, корявый. Образы не убеждают, хотя за ними легко угадываются реальные лица. Недопустимо так изображать живых людей.

— Н-да, — протянула Вальгердюр. — А чего ты, собственно говоря, ожидал?

— Не знаю, — задумчиво ответил он. — Я написал аллегорию… Они же ее не поняли.

— Я в ней кое-кого узнаю.

— Так и было задумано. Но я вовсе не стремился, чтобы какой-нибудь тип из «Могги» понял роман так, будто действующие в нем лица — это госпожа такая-то и господин такой-то, живущие в некоем захолустном городишке на востоке нашей страны.

— Ты устал.

— Да, пожалуй.

Некоторое время они молча пили кофе, изредка делая глоточек водки.

Затем она встала, притянула его к себе, тряхнула рыжими волосами, отчего ее белое лицо показалось еще белее, и в ее зеленых глазах блеснул огонь.

— Забудь про это, и я буду очень нежна с тобой. Иди ко мне!

Угол на кухне. Стол покрыт скатертью в красную и белую клетку. Три прибора. На блюде квашеный скат. В соуснике растопленный жир. В тарелке исландская картошка. В миске молочный суп. В сахарнице желтый сахар. В кувшине вода. Три человека обедают. Один из них налегает на еду особенно энергично.

— Хороший скат, — обращается Сигюрдюр Сигюрдарсон к жене, обсасывая жаберный хрящ. — А лед в воду не забыла положить? Да, кстати, — продолжает он и вытирает пальцы о носок. — Вчера я купил новый исландский роман.

— Не бог весть какое событие, — говорит жена-служанка, всыпая кубики льда в графин. — Тебе налить?

— Угу. — Сигюрдюр протягивает стакан. — Как сказать — событие или нет. Говорят, что в нем мы, здешние, описаны.

— А тебе, йомфру Бьяднхейдюр, положить льда в стакан? — Служанка делает на слове «йомфру» особое ударение.

— Да, спасибо, — отвечает девица, и ее лицо покрывается красными пятнами.

— Книга о нас, жителях Города, — повторяет Сигюрдюр и набрасывается на новую порцию рыбы, картошки и жира.

— Кому бы это могло прийти в голову написать о нас книгу? — удивляется хозяйка. — Здесь никто ничего не пишет.

— Автор нездешний, — произносит Сигюрдюр с набитым ртом.

— Тогда понятно. Дать тебе тарелку под кости?

— Это не кости, а хрящи. — Сигюрдюр ожесточенно обсасывает хрящик. — Автор — молодой человек из Рейкьявика. Переедет сюда после Нового года.

— Ясно. Так дать тебе, милый, тарелку?

— Нет. Я взял его на работу в библиотеку.

— Кого, милый? — спрашивает жена, снимая мундир с картошки.

— Автора. Его зовут Пьетюр Каурасон. Он приступит со второго января, — сообщает Сигюрдюр и аккуратно выплевывает обсосанные хрящи на край тарелки.

— Понятно, милый, — отвечает хозяйка, отделяя хрящи. — А кто он такой, этот… этот…

— Пьетюр, — подсказывает Сигюрдюр и делает глоток воды со льдом. — Этого я не знаю. Но, говорят, жена его — племянница Йоуи На Деревяшках, дочь Йоуна, погибшего несколько лет назад. Так мне вчера сказали.

— Ясно, — говорит хозяйка, отправляя в рот кусок рыбы. — Хочешь еще ската, милый?

— Тебя, жена, эта книжка, похоже, не заинтересовала, — замечает Сигюрдюр, проводит по губам тыльной стороной правой руки, а затем вытирает ее о носок.

— Я теперь мало читаю, а уж нынешнюю молодежь и подавно. Еще ската, милый?

— Но роман-то про нас. Нет, больше не хочу, — отвечает Сигюрдюр и рыгает. — Про меня и многих других из нашего Города.

— Ну а супа-то ты, конечно, хочешь, милый? — спрашивает хозяйка, явно собираясь вновь принять обличье служанки.

— Поешь сама сначала, — говорит Сигюрдюр. Супруга приостанавливает смену обличий и берется за ската.

— Ты прочитал книжку? — спрашивает девица Бьяднхейдюр. Ее круглое лицо, подпертое ладонью, застывает над пустой грязной тарелкой.

— Нет, у меня нет времени. Однако перелистал. И мне про нее рассказали. Потом прочитал рецензию в «Газете». Очень дошлый мужик, этот критик из «Газеты», так что, скорее всего, рецензия справедливая.

— Представляю себе, — произносит служанка, встает и убирает со стола грязные тарелки.

— Мне, правда, говорили, что люди в романе без имен. Или не свои настоящие носят, во всяком случае, не все.

— И неудивительно, — замечает служанка, раздавая глубокие тарелки. — Как же он мог бы угадать наши имена?

— Есть немало способов. — Сигюрдюр подставляет тарелку под половник служанки.

— Наверное. Еще добавить?

— Гм, — хмыкает глава семьи. — Там немало вранья.

— Вранья? — переспрашивает служанка. — Еще?

— Нет. Вранья, да, я так сказал. К примеру, утверждается, будто герой, который вроде бы с меня списан…

— Добавить, йомфру Бьяднхейдюр?

— Нет, спасибо.

— …напившись, дерется. Это я-то дерусь! В жизни не слыхал такой чуши!

— Ты не всегда помнишь, что делаешь, когда выпьешь, милый мой, — говорит супруга и берет желтый сахар. — Йомфру Бьяднхейдюр, молока?

— Спасибо. — Девица отводит взгляд.

— Помню там или не помню. Все равно это вранье, как и то, что там насчет йомфру Бьяднхейдюр понаписано!

— А что же, интересно? — спрашивает хозяйка дома и с ложечкой у рта косится на девицу, залившуюся краской.

— Да уж написано кое-что, — отвечает Сигюрдюр, с шумом всасывая суп. — А кровяной колбаски у нас нет?

— К сожалению, милый. Кончилась.

— Ладно. — Сигюрдюр продолжает шумно хлебать.

— Есть ливерная. Хочешь?

— Нет. Там и про тебя говорится, — продолжает он и смотрит на жену. — И, надо сказать, написано все как есть. Вот такие дела. Хочу вас предупредить: на следующей неделе эта книжка попадет к здешней публике.

— Понятно, — равнодушно отвечает хозяйка. — Мне хотелось бы, милый, полистать ее. Где она у тебя?

— На работе. — Сигюрдюр стучит ложкой по тарелке. — Там и останется.

— Почему? — спрашивает супруга, глядя в глаза мужу.

— Ни к чему она здесь. И в библиотеку тоже не попадет.

— Ясно, — кивает хозяйка. — Ты, кажется, говорил, что пригласил автора сюда на работу. В библиотеку, не так ли?

— Это была ошибка, — признается Сигюрдюр и встает. — Когда я приглашал его, я не знал о книжке.

— Вот оно что. — Хозяйка пытается зевком скрыть улыбку. — И что ты собираешься делать?

— Что делать? А что тут сделаешь? — отвечает Сигюрдюр Сигюрдарсон, удаляясь от стола и поглаживая живот. — Дело сделано, придется расхлебывать. Да, между прочим, ужинать дома не буду. Дуна приготовит мне что-нибудь перекусить. У меня совещание в городе.

— Хорошо. Делай, милый, как тебе удобнее, — говорит кухарка. — А ты, йомфру Бьяднхейдюр, ты как, придешь ужинать?

— Я-то? — переспрашивает девица, возвращаясь к действительности. — Нет, едва ли. — Она встает. — Спасибо.

— На здоровье. — Хозяйка изображает подобие улыбки. — А кофе? — вспомнив, спрашивает она. — Кофе пить придете?

— Нет, — уже в дверях отвечает Сигюрдюр. — Я нет. Скорее всего, вернусь поздно.

— Хорошо, милый. — Хозяйка переводит взгляд на девицу, направляющуюся к себе на первый этаж. Та качает головой. Хозяйка остается одна.

Разговор по телефону.

Принимаются за работу бытовые приборы в образе безликой хозяйки дома: на кухне машина моет посуду, в комнатах и коридорах жужжит пылесос, тряпка стирает пыль со статуэток и безделушек.

— Ей-богу, сущая правда, — сказал разделочник и всадил нож в стол. — Вряд ли она фригидна, баба эта. Ну, давайте кофе пить.

— Значит, по-твоему, Страус с ней это сделал? — спросил подросток, выдирая внутренности из последней перед перерывом на кофе рыбины.

— Уж как пить дать, милый ты мой, — вступил в разговор засольщик и сдернул через голову передник. — И не раз, и не два. Бабники они жуткие, многие из этих конторщиков, вот что я тебе скажу.