- Спасибо за совет, сестрица, да только… вряд ли я привёз с собой что-то подобное.

- Я поищу у себя, - успокоила его Татиана, - подожди немного.

Золототканные византийские одежды нашлись в её закромах. Святослав никогда прежде не надевал ничего подобного, и, хотя длинное мужское платье с тяжёлым поясом было легче доспехов, ему в нём было неудобно, неуютно, как в чём-то женском. Блеск золота и искрящиеся каменья, вшитые в воротник и пояс, вызывали отторжение. Алчность всегда была чужда Святославу, а сейчас он и вовсе испытал какое-то неприятное чувство излишка, вычурности, дурновкусия.

- Клянусь, никогда ещё так сильно не хотел отправиться в поход, спать под открытым небом и пить воду из рек, как сейчас, - пожаловался он Перенегу, когда они шли в греческий квартал. Застёгнутая на плече фибула пускала солнечных зайчиков на прохожих. – Мы глупо выглядим.

- Согласен, - Перенегу тоже нашлась одежонка в этом духе, только слегка попроще. Мечи же они оба оставлять дома отказались, и те болтались под мятелями[3], скрытые из-за несоответствия остальному наряду.

Святослав сумел скрыть внутреннее ощущение дискомфорта и был принят вместе со своим воеводой у одного из самых успешных купцов города. От князя не укрылось, как оглядели его с ног до головы, прежде чем пригласить за стол. Заговорили, само собой, по-гречески.

- Мы уже слышали о твоём приезде, архонт, - лукаво улыбался торговец, - чему обязаны?

- Приехал посмотреть, всё ли здесь ладно, не нуждаетесь ли в чём?

- Мы? Нуждаемся? – мужчина переглянулся со своим помощником или секретарём, а затем с ещё одним купцом, приглашённым на эту беседу. – Насколько я знаю, это Русь обычно испытывает нужду, не имея собственных ни серебра, ни злата. Для того и ходила извечно на Константинополь, чтобы иметь хоть что-то. Так, может, и в этот раз что-нибудь нужно вам, архонт?

- Нам? Да, пожалуй. Кажется, у вас тут нет ни одной школы…

- Как же это? – хохотнул торговец. – При каждом монастыре обучают грамоте.

- Странно.

- Что странно, архонт?

- Что школы есть, а русской речью мало кто владеет, - посмотрел ему в глаза Святослав. Ему удалось чуть-чуть сконфузить грека, опять пробежавшегося глазами по присутствующим:

- Здесь учат ромейской письменности.

- Почему?

- То есть? – грек не растерялся, но не знал, как ответить более понятно, и при этом не разозлить князя. Слепым он не был и заметил торчащее из-под мятеля оружие. – Потому что на ней удобнее вести дела. Все ведут их здесь на ромейском, ведь и вся торговля – с Византией.

- Не вся, но большая её часть, да, - кивнул Святослав. – А иногда она прерывается, как десять вёсен назад, и лучше было бы для такого случая владеть своей.

Купцы явно подавились этим «своей», ведь для них греческая письменность таковой и была.

- Уж не в этом ли настоящая причина? – задался вопросом другой купец, маленький, лысенький и кругловатый, лоснящийся от достатка и тайного пренебрежения рождественским постом. – Не задумали ли в Киеве новой войны с Византией? – «Да что ж такое! – обругал их в мыслях Святослав. – Везде представляюсь приехавшим из Чернигова, но для них я всё равно посланник Киева. С одной стороны, это хорошо, что Русь видится им сплочённой, но с другой мне трудно проводить дела так, как планировал». – Последний раз, когда сюда приезжали люди из Киева, как раз эти самые десять вёсен назад, началась война.

Первый купец, Анастос, хозяин дома, хмыкнул:

- Если это так, то всё закончится как в тот раз. Византия сильна как никогда и разобьёт корабли русов ещё быстрее. Напрасная затея.

- Да, мы знаем, что Византия сейчас непобедима, - собрав волю в кулак, безмятежно продолжал Святослав, при этом думая, как же некрасиво со стороны этих торговцев зарабатывать здесь, обогащаться здесь, а нахваливать страну по другую сторону моря, восхищаться ею, обожествлять её. «Вот и сидели бы там!». – Смею напомнить, что брат мой, князь Переяславский, женат на дочери императора, - купцы почтительно опустили взгляды, - да и моя княгиня – ромейка.

- В самом деле? – оживился Анастос. – Так вот, откуда ты, архонт, владеешь нашим языком?

- Да, мы с братом владеем им. И, раз уж мы заговорили о наших дорогих супругах, вы напомнили мне о моём тесте, - Святослав назвал имя отца Киликии. Лица вокруг побледнели. Благодаря сыновьям, рассудительности и трудолюбию, за годы семья Лики стала одной из богатейших в Царьграде и вдоль побережья. Торговлю они вели всё шире, добывая самые невиданные и востребованные товары, у них были свои корабли, лавки в десятках городов, дома. Имя её отца, вытеснившего нескольких поставщиков в императорский дворец за прошедшие десять лет, знали все. – Я думал пригласить его сюда, чтобы расширять торговлю. Иногда я, действительно, в чём-то нуждаюсь, серебре или злате, одежде или оружии, а он всегда всё сумеет достать, - напоказ погладил Святослав своё драгоценное платье, намекая об источнике его происхождения.

- Архонт! – изменился в голосе Анастос. Любезный и внимательный, он указал на окружающие их всех предметы в трапезной зале. – Неужели ты думаешь, что я не достану тебе чего-то, если ты будешь нуждаться? Неужели ты думаешь, что мы, тмутараканские купцы, уступим константинопольским? При всём уважении к твоему тестю, зачем ему торговать здесь тем, что и без того у нас имеется? – «Если торгаши, как сказала Татиана, уважают лишь богатство, - подытожил Святослав, - то ненавидят они больше всего на свете конкуренцию». – Он напрасно потратит время, у него пропадёт товар! У нас есть всё! Хочешь – проверь! Скажи, что ты желаешь?

- Школы. Обучающие русской грамоте, - повторил первоначальное предложение Святослав. – Тесть-то мой, живя в Царьграде, её тоже не знает, поэтому, если вы, живя тут, сумеете её подучить и сами, мне его приглашать не потребуется, - князь поднялся, - я тут до весны пробуду, успею проверить, всё ли вы в силах предоставить. Благодарю за обед!

Перенег, греческого не понимающий, спросил у Святослава, когда они вышли:

- На чём всё закончилось?

- На том, что они будут делать Тмутаракань русским княжеством.

- Будут? – удивился воевода.

- А куда им деваться? Не хотят же без прибыли остаться.

- Ты пригрозил закрыть их лавки?

- Хуже! Я пригрозил открыть новые другим купцам.

Перенег переварил то, что сказал ему Святослав и, дойдя до смысла, засмеялся:

- Ох хитёр ты, в самом деле, Ярославич!

- Закрой я их лавки – они взбунтуются и начнутся возмущения, направленные на меня, на княжескую власть, а при открытии лавок другим грекам, им самим пришлось бы пытаться закрыть что-то, вызывая гнев на себя. И эти ромейцы переругались бы между собой.

- Я бы на это посмотрел.

- Не станут подчиняться, будь уверен – посмотрим, - пообещал Святослав, уже продумывая следующие свои действия, ведь предстояли разговоры ещё с двумя влиятельными диаспорами города.

Примечания

[1] Четыре локтя – 180 см, один локоть – 45 см

[2] Имеется в виду Русская правда, первый законодательный документ на Руси, созданный при Ярославе Мудром

[3] Мятель – разновидность плаща

Армянский квартал, перезванивающийся ювелирными молоточками, пах пекарнями. Все тесные улочки выходили к главной, заканчивающейся церковью. Старейшины пожелали говорить после службы – среди них были не только купцы и главы ремесленнических групп, но сепухи[1] и даже вардапет[2]. Многие стали перебираться сюда девять лет назад, после того как император Константин захватил столицу Армянского царства Ани, и оно распалось на несколько княжеств. Можно было понять, какие отношения из-за этого властвовали между этим и греческим кварталом. Святослав, придя на переговоры, хотел сыграть на затаившемся недружелюбии.

- Приехав сюда, я успел заметить, что ромеи как будто бы хозяйствуют в городе.

- Верно заметил, - согласился с ним один из ювелиров. Говорили они притом на греческом. – А где они нынче не хозяйствуют?