Иларион заметил початую чашу и указал на неё Изяславу.

- Ты всё бражничаешь? А лучше бы за ум взялся, ты, никак, князь Киевский нонче стал! «Ну вот, началось!» - подумал Изяслав, а вслух сказал:

- Я от волнения за отца пил, теперь, знамо, не до этого будет.

- Давно же ты и часто за него волновался, - прозорливо и осуждающе подметил митрополит. – О том, чтобы усопшего обмыли и обрядили, я распорядился. Займись, чтобы завтра его в Киев отвезли.

- Займусь, святой отец, займусь! – Изяславу не терпелось избавиться от этого ментора. Разве может хоть кто-то теперь повелительно говорить с ним? – Ступай, разбуди Всеволода, сообщи ему недобрую новость!

Повинуясь – а может и сам не имел удовольствия в этом разговоре – Иларион ушёл. А Изяслав, пометавшись по горнице, вспомнил о жене. «Надо бы ей сказать, небось ещё не уснула!».

Залпом осушив чашку, князь спустился в сени и на миг замер. Пристало ли ему, великому князю Киевскому, самому оповещать о чём-либо? «А, всё же жена!» - продолжил он путь и, войдя в женскую половину хором, поднялся в светлицу. Свеча ещё не была погашена. Олисава, сняв волосник (6), в одной ночной рубашке, переплетала длинную косу. Увидев мужа, она обомлела. - Скончался наш батюшка Ярослав, - пробормотал на одном дыхании отчего-то растерявшийся Изяслав.

– Завтра в Киев едем… Вот.

- Царствие ему Небесное, - поднялась женщина и осенила себя крестным знаменем, развернувшись к иконам. Свёкор был великим человеком, к ней он всегда хорошо относился, брату помог отвоевать Мазовию. Он заслужил прямую дорогу в рай.

- Ладно, спи, - поспешно бросил Изяслав и отступил, прикрыв за собой дверь. Осознание, что всё вокруг отныне принадлежит ему, и он этому всему хозяин, медленно раскрывалось и нисходило на него.

Киев       

Святослав прибыл в Вышгород утром, но там уже никого не застал, а потому поторопился вдогонку траурной процессии, которую и настиг в Святой Софии, где шло отпевание. Спешившись, он доверил коня своему дружиннику, снял шапку перед входом, крестясь и кланяясь вошёл в собор. Найдя братьев глазами, Святослав подошёл к ним, и, обняв по очереди каждого, молча встал среди них. В храме болтать было негоже, хоть и не видел он родню два года, с того вечера, когда собрались они помянуть так внезапно и рано умершего старшего брата. Известие тогда пришло внезапно, прискакал гонец из Новгорода, где княжил Владимир, да сказал, что отдал тот Богу душу. Путь до Новгорода не близкий, к тому времени, как получили они эту весть, брат уже лежал в земле, но и до сих пор не удалось побывать Святославу на могиле; доверил ему отец Волынь, где и требовалось находиться постоянно. Оттуда до Польши было ближе, чем до Киева, только и смотри в оба глаза, как бы Червенские земли Казимир не надумал обратно забрать.

Женщины стояли в стороне, плакала из них только Елизавета, новоявленная великая княгиня. Она уважала и как дочь любила Ярослава. При ней, мало ещё что понимая, смотрели на происходящее три княжича, три сына Изяслава. Два её собственных – Ярополк и Святополк, и незаконнорожденный, навязанный Елизавете в пасынки, десятилетний Мстислав. Но она, сохраняя достоинство и держа себя подобающе, усмирив свой нрав за долгие месяцы неподобающего мужниного поведения, относилась к нему, как к родному.

Приехавший с Волыни Святослав поглядел на неё с мимолётной жалостью, а потом перевёл взгляд на старшего брата. Эх, жаль умер Владимир! Вот был бы князь, а Изяслав – что? Ему помогать придётся, как и завещал отец, это ясно. Когда они больше десяти лет назад ходили на Царьград, ведомые Владимиром, неважно себя показал Изяслав, несерьёзен был, точно на прогулку вышел, думал, просто всё будет, в пути развлекался, дрался неумело, а только лишь они проиграли – первый же пал духом и не захотел возвращаться к грекам, когда пришла пора вести примиряющие переговоры. Даже Всеволод, которому тогда было четырнадцать, себя лучше проявил! А сам Святослав ещё и с женой оттуда вернулся (7). И мысли его тотчас унеслись к дому, к его прекрасной Киликии, оставленной в тёплом тереме. В великокняжеских хоромах тоже топят недурно, но разве есть здесь согревающий взор и пламенные губы любимой? Ох, и зачем так рано умер отец! Всё бы ничего, но Святослав чувствовал, что от большого количества наследников добра не жди, и сидеть сиднем дома, как прежде наслаждаясь семейной жизнью, благополучием тихой родной гавани в объятиях супруги, не получится.

Служба закончилась, все расходились стройными рядами. Женщины и девицы с детьми шли в терем княгини Ольги, недавно перестроенный и отремонтированный, мужчины побрели на Ярославов двор, в сторону повалуши (8). Обстучав снег с сапог, стали подниматься с важным топотом по каменной лестнице. Помимо приближённых воевод и дружинников, увязалось и знатное киевское боярство следом за Ярославичами. Заметив это, Святослав остановился перед входом в залу. Покосился на Изяслава, но тот непонимающе смотрел в ответ, интересуясь, почему они встали? Святослав воззрился вопросительно на бояр. Те начали смекать, что надобно что-то сказать. Один из них решился, глядя на Изяслава:

- Обсудить бы дела надо, великий князь…

- Не сегодня! С братьями хотим помянуть отца, - выступил Святослав, не надеясь уже на старшего брата. – По-семейному хотим поговорить, былое вспомнить, а дела – завтра! – Посмотрев на своих дружинников и отцовых воевод, он и для них не стал делать исключений: - Идите, тоже помяните нашего батюшку, да сильно не напивайтесь, завтра совет соберём, чтоб головы у всех ясные были!       Более расторопные военные люди, поняв приказ, стали уходить. Боярство ещё с минуту-другую пошепталось на лестнице, но тоже удалилось. Святослав толкнул дверь, кивнув в зал братьям, сам зашёл последний, за ними, и закрылся, чтобы никто не потревожил. Ярославичи дружно приблизились к столу. Ряды стульев по обе стороны от него не бросались на вид, а вот тот, что стоял в изголовье так и звал занять собственную пустоту. Младшие трое братьев без каких-либо слов уселись по бокам. Изяслав, точно ища в лицах разрешения, приблизился к выделяющемуся стулу. Под тяжёлым и недовольным взором Святослава, он сел.

- Почему ты сам не прогнал бояр вон? – обратился тот к нему.

- Да я же тут близкого никого не знаю! Я из Вышгорода не выезжал сколько? А у киевской знати, сам знаешь, характер крутой, и что не так скажи – они припомнят!

- Если они будут видеть, что ты боишься ими повелевать, то у них характер ещё хуже становиться будет, - озвучил истину Святослав. – Ты великий князь! Разве отец сильно церемонился?

- Тебе легко говорить, приехал со своими людьми, отрядом охраны – кто тебя ослушается? А у меня что?

- Что ты, как дурак, Из, - не выдержал второй Ярославич, - всё отцово теперь – твоё! И мои люди – твои, я только их непосредственный начальник, а ты – мой. Привыкай, вживайся в каганскую (9) шкуру!

- Да, Из, - подтвердил третий по старшинству брат, двадцатичетырёхлетний Всеволод, - ты отныне каган.

- А вы что скажете? – кивнул Изяслав младшим. Четвёртый Ярославич, Вячеслав, пожал плечами, отвечая за себя и за Игоря – пятого брата:

- Отец велел быть нам единым целым, и уважать, и слушаться тебя. Как может быть иначе?

- Хорошо, - выдохнул укрепляющийся великий князь Киевский. «Вот приводит мне Свят в пример отца, а тот, между прочим, братьев своих извести пытался, чтоб прочнее сидеть, да разве ж так можно? Я не представляю, как управлюсь без Свята, он хоть что-то понимает, посидел на Волыни хозяином – научился». – Как думаете, о чём бояре говорить хотели? Какие дела у них могут быть?

- Ну, в первую очередь, как и положено, должен ты назвать наследника своего.

- И послать его в Новгород?

- Как же ты его туда пошлёшь, - удивился Всеволод, - там же сын Владимира сидит!

- Но наследники киевские традиционно сажаются в Новгород, - уточнил Изяслав, - Ростислав туда потому и был посажен, что в Киеве должен был править его отец, а теперь киевский князь – я, значит, моему сыну в Новгороде и сидеть. Или что, вы хотите Ростислава, может, вместо меня посадить здесь?