По твёрдым полам комнат раздались шаги. Каждый шорох тут делался слышным издалека, такое безмолвие хранилось в каменных стенах. Всеволод поднял голову и увидел идущего к нему Никифора, своего верного стража и воеводу.

- Князь, - поклонился он, подойдя.

- Что случилось?

- Изяслав Ярославич просит прийти в терема. Из Царьграда прибыли люди, вы бы поприсутствовали на всякий случай…

Желая что-то возразить, Всеволод покосился на согнувшегося над рисунком монаха и, встав со стула и положив на спину Никифору ладонь, отвёл его подальше, чтобы не мешать.

- Брату очень нравилось в последние дни общество Всеслава – прости Господь за упоминание этого нечистого имени в обители твоей! – вот пусть тот ему и помогает.

- Стоит ли этот язычник разлада между сыновьями Ярослава? – с вышины своего возраста укорил мужчина молодого князя.

- Я не ссорюсь с Изом, просто не хочу быть там, где этот полоцкий… - озираясь на святые стены и подбирая подходящее выражения, Всеволод произнёс скромное: - Полоцкий родич.

- Когда я искал вас, то встретил княгиню Анастасию. Она тоже просила, чтобы вы пошли.

- И она? – задумался Ярославич. Прелестную супругу, своего нежного друга, он не любил расстраивать. Известия с её родины, а женщинам на таких приёмах, тем более без мужей, делать нечего. Подумав ещё немного, Всеволод сдался и пошёл за Никифором в каганскую приёмную залу.

Когда он появился, купцы из Византии как раз входили в палаты. Это не было официальным посольством, но, когда крупные торговые корабли плыли из одной страны в другую, им часто передавали вести и послания, чтобы они донесли их в чужой край. Поэтому государи нередко приглашали к себе этих вечных путешественников за прибылью – часто именно от них и их свиты можно было услышать правдивые и достоверные повествования о сложившихся ситуациях. Но иногда и их подкупали, чтобы они вводили в заблуждение далёких чужестранцев, сгущая краски или преуменьшая размеры перемен.

Старший купец поклонился и стал приветствовать Изяслава на славянском языке, который более-менее впитал за годы своей купли-продажной деятельности. Всеволод позволил себе остаться подальше от престола, ближе к которому, по другую сторону, стояли Всеслав с Нейолой. Пышные речи и обмен вежливостями текли фоном для Ярославича, пытавшегося подавить в себе неприязнь к язычникам. Его фантазия готова была так разыграться, что он почти чувствовал серный запах и змеиное шипение.

- … у меня так же два письма, - поклонился купец, выводя из наполненных негодованием дум Всеволода. Он сосредоточился на приезжих.

- Официальных? От императора? – поёрзал на своём высоком седалище Изяслав.

- Нет, это приватная почта. Одно – базилевсе (1) Анастасии из дворца, другое – базилевсе Киликии от её семьи.

- Вот как? – улыбнулся Изяслав, какой-то частью души даже радуясь, что это не политическая переписка, на которую бы пришлось реагировать, что-то отвечать, обдумывать. – Как замечательно, что женщины скрепляют союзничество! Женщины не столь воинственны и умны, как мужчины, поэтому их письма и письма к ним чаще несут благие вести, беспечные мысли и добрые намерения. Всеволод! – позвал он брата, и тот вынужденно отступил от стены, выдвинувшись вперёд из ряда бояр и дружинников. – Возьми послание, предназначенное твоей княгине, только не забудь поделиться с нами, если там будут интересные новости. – Изяслав вернул внимание к купцу. – Что касается княгини Киликии, то она уже отбыла в Чернигов. Вы можете передать ей его сами, если продолжите путь выше по реке.

- Сожалею, но наш конечный порт – Киев, - поклонился, извиняясь, византийский торговец, - дальше по Днепру мы не пойдём. До септембера (2) пробудем здесь, а затем, распродавшись, будем возвращаться обратно.

- Тогда оставьте письмо здесь, мы отправим с местными торговыми людьми…

- Могу ли я предложить свои услуги? – вдруг заговорил Всеслав Полоцкий. – Сегодня вечером мы уезжаем к себе, нам будет не в тягость немного отклониться и передать весточку. Это почти по пути.

- Хорошо, - махнул рукой каган, со скрываемым неудовольствием вспомнив, что сегодня придётся проститься с дорогими гостями, - спасибо за услугу, Всеслав.

- Я всегда в распоряжении великого князя, - поклонился тот.

Всеволод поморщился, видя в этих жестах лизоблюдство и фальшь. Нейола шепнула на ухо брату:

- Не затевай слишком откровенных игр.

- Всё в порядке. Иногда лучше вести себя как можно более прямо – это меньше всего вызывает подозрения.

Анастасия слушала толкование Псалтири от своего духовного отца, когда вошёл её муж. Медленное, монотонное речение священника прекратилось, они с князем поклонились друг другу, причём князь кланялся значительно ниже.

- Письмо из Царьграда, - повертел он его в руке, показывая супруге.

- От отца?! – всколыхнулась она. – Неужели?

- Не знаю, я не читал его без тебя, - Всеволод подошёл и дал ей послание из рук в руки. Посмотрел на священника, но тот явно и не думал уходить, считая себя лицом, посвящённым во всё.

- Значит, Никифор нашёл тебя? – раскрывая письмо, поинтересовалась Настя. – Где ты был?

- В монастыре, читал и переводил «Александрию»…

- Праздное чтиво, сын мой, - подал голос худощавый грек, проведя рукой по длинной седой бороде, - что для души ты обретёшь в скитаниях языческого царя, нёсшего смерть и ненависть?

- Простите, - не нашёлся, что ещё сказать Всеволод. Он старался быть покорным духовным чадом, прислушивался к мудрости святых отцов. По крайней мере, ему казалось, что они, умащённые летами и знаниями, очень мудры, и столь прозорливы, что никогда не позволят ему совершить ошибок и ступить на путь неверный. И им так доверяла Анастасия, что он невольно вдохновлялся её любовью к их проповедям. Но что касалось его собственной любви к знаниям – он ничего не мог с нею поделать. Ему хотелось прочесть каждую книгу, что попадала ему в руки. Если он не знал языка, на котором она была изложена, то принимался его учить, искал учителей и переводчиков. И когда священники осуждали его за ненужный интерес к греховной, еретической литературе, он стыдился, но заранее предвидел, что не откажется от увлечения, глубоко впитавшегося в саму его натуру. Анастасия робко, стесняясь присутствия духовника, коснулась его пальцев:

- Да, в другой раз лучше останься с нами, вместе послушаем псалмы, - расправив лист с текстом, она начала читать, и улыбка её быстро сменилась грустью, - это не от отца. Пишет его секретарь, что император размышляет над назначением митрополита, что у него много дел и некогда даже взяться за что-то одно. Ах, Володша!.. – спохватившись, что супружеские свои отношения неприлично показывать при ком-либо, Анастасия многозначительно посмотрела на старца, замолчав. Но тот по-прежнему не сдвинулся с места. Её давно приучили, что если стыдишься что-то произносить при духовном лице, то такого не следует говорить вовсе. Поэтому она переборола желание наедине обсудить всё со Всеволодом, и сказала: - Знаю я, какие у него дела. До приёма у Изяслава успела послушать беседы приплывших из-за моря. Эта женщина – Ирина, занимает всё отцово время…

- Не слушайте никогда сплетен! – менторски вступил духовник. – Не для ушей невинных злословие и наговоры. Да и можно ли тебе, дочь моя, даже думать о том, что ты хотела сказать! – он перекрестился. – Молись за душу отца, это всё, что требуется от благодарной дочери.

- Конечно, святой отец, - кивнула она и, незаметно, указала глазами Всеволоду на дверь. Сговорившись взглядами, они через несколько минут встретились в своих светлицах. Анастасия села на скамью, положив письмо на колени. – К чему делать вид, что нет того, о чём всем известно? Рекут, что коварный Пселл (3) за спиной отца обсуждает его времяпрепровождение с упрёками и насмешками!

- Но что же тут такого? Кажется, в Византии каждый император имел любовницу…

- Не произноси этого грязного слова! – попросила его Анастасия, и он сел радом с ней, склонив голову. – Я и без того знаю, кем является эта Ирина. Она совсем отвлекла отца от государственных дел, вместо того чтобы заняться ими, он пьёт и веселится. На что я только надеялась, когда ждала решения вопроса о митрополите? Правит Феодора (4), а не он.