Распорядившись утром, как задумал, он пошёл прямиком в горницу к Вячеславу, справиться, как его самочувствие. Не спавшая ночь Ода сидела возле него и держала за руку. Когда она увидела, кто вошёл, то вся сжалась, боясь такого близкого присутствия Святослава. Она считала себя виноватой в произошедшем, ей казалось, что именно её грешные желания разгневали Бога и тот обрушил наказание на Вячеслава. Хоть бы не было того дня, когда увидела она деверя, забыть бы его и не видеть никогда больше! Как она хотела ещё два дня назад вечно смотреть на него, слышать голос его, но вот он стоит в метре, и хочется бежать, скрыться, провалиться под землю. Стыд, будто о её мыслях знал весь свет, жёг щёки, Ода ненавидела ту робость, что рождалась в ней при Святославе, пугалась того сладко-щемящего чувства, заставляющего закрывать глаза и мечтать, будто картинки эти станут очевидными и другим. Но как крепко не хваталась она за руку Вячеслава, к нему ей не хотелось упасть на грудь, чтобы быть пойманной в сильные объятья.

- Здравствуй, княгиня, - поклонился ей Святослав.

- Здравствуй, - тихо пробормотала она, не поднимая глаз.

Старший брат подошёл к ложу младшего.

- Ну, как ты? – Хотя без ответа было видно, что Вячеслав плох, и за ночь ничего не поменялось.

- Нога… горит огнём, Свят, - сжимая зубы и морщась, сказал парень. В глазах его полыхал страх, и Святослав знал, о чём этот взор кричит. Он приподнял покрывало и, сдвинув повязку, оглядел место перелома. Припухло и багровело, но ещё, к счастью, не приобрело тот цвет, какой он видел в походах у раненых воинов. Когда раны темнели той гадкой и зудящей синью, ноги и руки уже следовало обрубать, только это порой и спасало жизнь. Но не всегда. – Она же не сгниёт, Свят? Не сгниёт? – дрожа голосом, взмолился Вячеслав, дотянувшись до ладони брата и сжав её.

- Не о ней беспокойся, а о жизни!

- Не хочу калекой жить! – нервно повысил тот тон, разве что не провизжав окончание. Он хотел покрасоваться перед молодой женой, показать ловкость и удачливость, а с чем останется? С обрубком? Вячеслав и сам приближался к плачу похлеще, чем Ода. Ему и сорваться на неё хотелось, что из-за неё всё, и в то же время, теперь-то она была с ним, так неподдельно пеклась о нём, заботилась, горевала, что в душе всё уравновешивалось, и казалось, что болезнь эта послужит началом чего-то хорошего, нового. Окинул взглядом Оду и Святослав, подумав, что зря принимали все её за холодную и бессердечную девушку, видно, скромна она была и в строгости воспитана, не умела показывать чувств, а вот же, стряслась беда, и как хлопочет над супругом! Как неустанно поддерживает его, облегчает его участь!

- Отец полжизни хромал, - напомнил он, - и не стал оттого хуже.

- Ты прав, конечно, прав, - постарался взять себя в руки младший.

- Я позвал к тебе ещё одного лекаря, он скоро придёт, не горюй, - улыбнулся Святослав брату и вышел. В дверях сеней столкнулся с Всеволодом, шедшим в сопровождении византийского врача. – Я для совета отправил за ещё одним лекарем, - посчитал он нужным предупредить, и тотчас заметил надменное недовольство в раздувшихся ноздрях грека.

- О чём советоваться? – недопонял Всеволод.

- О методах лечения, само собой.

- Неужели ты думаешь, что есть в Киеве кто-то опытнее великокняжеского врача…

- Я ничего не думаю, я только вижу, что брат наш мучается, и хочу найти средство избавления его от мук.

- Ему не полегчало? – сменил предвзятость на озабоченность третий по старшинству Ярославич. Любимец матери, взрощенный в крайне христианском духе, он иногда чересчур поддавался влиянию окружения своей супруги. Сама Анастасия была хорошей девушкой, но точно так же, как и Всеволод, часто шла на поводу у своей греческой свиты.

- Нет, и я боюсь, что может стать хуже, - одновременно Святослав увидел открывающийся рот греческого врача и идущего через двор, в сопровождении Алова и гридя, врача армянского. Решив не слушать никакие доводы, он двинулся навстречу тому, кого звал: - А! Вот и славно. Добрый лекарь, если ты окажешься спасителем нашего брата, я злата не пожалею… - Святослав хотел проводить того до самого Вячеслава, но вдруг из сеней выбежал Игорь, подошёл к нему и, понизив голос, сказал на ухо:

- Тебя Из к себе зовёт.

- Что-то срочное?

- Он сказал очень важное. К нему гонцы приезжали.

- Я видел каких-то людей, ещё удивился, что Из сподобился принимать кого-то так рано. Али не спал совсем? Так, откуда эти гонцы?

- С Верхов (5), из Новгорода.

- Иду не медля! – Святослав обратился к Алову: - Проводи лекаря до Вячи, - приблизившись впритык, распорядился откровеннее: - Проследи, чтобы ему дали осмотреть его и не мешали!

Пройдя по сеням до повалуши, поднявшись по каменной лестнице, он вошёл к Изяславу, сидевшему с бессменным Коснячкой. Они что-то обсуждали. Завидев Святослава, великий князь приподнялся, оживляясь:

- Свят! Иди сюда скорее.

- Случилось что?

- Нет, но может! Садись, - Изяслав указал на высокий стул возле себя. Без особого одобрения взглянув на присутствующего боярина, но ничего не сказав, Святослав сел. На столе опять лежала карта земель, которую приносили они тогда на собранный после смерти отца совет. – У нас возникла некоторая проблема.

- В Новгороде? – угадал Святослав.

- Да. Родич наш, Остромир (6), оказывается, намеревался внучку свою женить на Ростиславе, выставленном нами оттуда братаниче…

- Мы не выставили его, - поправил Святослав, - а дали ему другой удел. Со всеобщего одобрения.

- Да-да, это ясно! – торопливо помахал рукой Изяслав. – Но суть в том, что ему, как посаднику, был люб предыдущий претендент на новгородское княжение, и теперь он пишет мне, - старший Ярославич поднял со стола берестяную грамоту и потряс ею в воздухе, - что не позволит самостоятельно княжить Мстиславу, если мы как-то не решим дело иначе…

- Сам пишет? – уточнил Святослав.

- Сам, сам!

- Уже добрый знак! Значит, хочет договориться! Ну, и как же он хочет исправить дело? Внучку выдать за Мстислава теперь, чтобы она в будущем стала великой княгиней?

- Либо так, - подтвердил Изяслав, - либо Ростиславу дать земель побольше…

- Очевидно, что мы выберем первое.

- Трудно. Девчонке уже шестнадцать, они с Ростиславом в обоюдной симпатии, ждали свадьбу… Верно ведь мы говорили после похорон отца, да? Что парень уже взрослый, небось, жену себе подбирает. А оно вон как! Подобрал!

- Но земли давать в придачу никак нельзя, - Святослав пододвинул к себе карту и провёл пальцем по извилистым линиям рек, - Ростов, который мы ему дали, владеет частью Волжского пути, сам по себе он ничего не значит без возможности движения дальше, Новгород – основной наш порт для торговли и связей со странами полуночными (7), посередине Торжок, там главный волок из Волги дальше, к Варяжскому морю. Им и этого уже будет достаточно, если они объединятся, чтобы прекратить ходить по Днепру и отсоединиться от нас. Ущерба нам от этого будет тьма…

- Что ж тогда, и Ростов отобрать у него? – поинтересовался Изяслав.

- Нельзя так. Обозлятся, ещё начнут усобицу!

- А ну пусть попробуют! – неведомо на каких основаниях чувствуя за собой силу немыслимую, великий князь сжал властный кулак. – Может, Остромира прогнать с посадничества?

- Да ты что? Как же это? – ахнул Святослав.

- Дед наш Владимир его деда Добрыню посадником сделал, значит, мы можем это отменить…

- Уймись, Из, - постарался остановить его младший брат, - зато его отец, Константин, поддержал нашего, когда он с братьями сражался, не дал ему после проигранной битвы уплыть за море, считай, толкнул его на киевский престол. Род их уважают и любят, и все там знают, что мы им обязаны, проявить неблагодарность – вызвать на себя гнев остальных.

- Так что же делать? – скис Изяслав. Коснячка рядом с ним ни пискнул, только молча зыркал. Став ближайшим дружком и поверенным в тайнах великого князя, но не умом, а при помощи прелестей дочери, он старался никуда не вмешиваться и только пожинать плоды дружбы, потихоньку становясь всё богаче и богаче. – Богдан мне пишет, что сын Остромира и внуки уехали с Ростиславом в Ростов, настолько они спелись! Уж не заговор ли они против нас плетут?