Пот липкий. Сердце колотится.

Какое гадкое состояние, как первый подъём из медкапсулы после ранения. Слабым становишься, будто ребёнок.

Говорят, война с хаттами началась потому, что им нужен был качественный биологический материал. Дети.

Много детей. Их чем-то не устроили контрабандные поставки с Э-лая и тёмных секторов, и они посчитали логичным обратиться к тем, кто управлял Империей и Содружеством. Предложили график поставок и выгодные цены.

Горячая сталь опять заполняет тело.

— Ты плохо выглядишь, капитан, — говорит Энрек. — Может, ты перегрелся? — Он переключает режим охлаждения воздуха над платформой на ступень выше. — Кончай психовать, отдохни? Провинцию я знаю, да и автогид нам поможет. Справлюсь один. Сядь. Водички попей, а я поразвлекаю нашего гостя.

Кот… Как есть кот.

Зачем он только увязался за нами!

Раздражение вспыхивает и гаснет. Снова вспыхивает. Стальная тяжесть борется с пульсирующим жаром. В висках начинает стучать, и я валюсь в прогулочное кресло.

Вижу, как Энрек идёт к инспектору, указывает рукой вправо, начинает что-то рассказывать.

Я не слышу, о чём они говорят. Стук в ушах заглушает посторонние звуки: «Хатт, хатт, хатт!»

Что со мной?

Энрек обеспокоенно оглядывается через плечо. Значит, он не мысли читает, а отреагировал на мой внешний вид.

Плохо.

Инспектор тоже оборачивается, хмурится, что-то тихо спрашивает у Энрека.

Я подаюсь вперёд, поднимаясь из кресла. Мне нужно слышать, о чём они говорят.

В лицо устремляется палуба прогулочной платформы.

— Врача! — рычит Энрек над ухом.

Я ещё успеваю подумать: «Зачем ему врач?»

Перед глазами паутина, покрытая капельками росы. Капельки сами собой вскипают и лопаются, рассыпаясь водяной пылью. И оседают на паутину крупинками снега.

Вода не может вот так лопаться, но я не удивляюсь.

Мне знаком этот странный мир, где вода сразу жидкая, кипящая и застывшая.

Я знаю, что сплю, и пробуждаться не хочется.

Даже сквозь сон я чувствую боль. От боли тянет нырнуть в воду сновидений ещё глубже, вздуться каплей на паутине и рассыпаться снежной пылью.

Я ухожу.

Не знающим куда,

Не бросить в след недоуменный взгляд.

Не бросить в след снежок.

Не встать след в след.

Я ухожу туда,

Где места нет

Снежкам, следам…

Где все дороги сквозь.

Вот так же снег ложится на ладонь…

Немного боли…боли ли?

И гость

Изнеженный свой изменяет путь.

И к небу ближе от воды чуть-чуть…

Тянущая боль стержнем соединяет сознание с сердцем, я пытаюсь разорвать эту связь, но опаздываю, и очередная капля лопается без меня.

Тогда я закрываю во сне глаза, чтобы погрузиться в омут сна ещё глубже.

Джанга. Чангарский госпиталь

— Вам нельзя вставать!

Сказано было по-экзотиански, высоким женским голосом.

Ага, щас. Тупой вопрос «где я» гораздо продуктивнее заменять визуальным осмотром.

Моё движение просочилось сквозь реальность. Я пришёл в сознание уже сидя и огляделся.

Больничная палата. Не наша, но общие признаки больницы уловить несложно.

Я не в реанимации — под задницей кровать, в изголовье — тётка без знаков различия, но в белом халате.

В белом — значит, Экзотика. Наши медики носят красное.

Охраны нет, мало того — слева приоткрытое окно, и видно тонкие ветви дерева с листьями. Интересно, на каком этаже моя палата?

— Я сейчас позову доктора! — рассердилась тётка, видя, что ложиться я не собираюсь.

На вид ей было за сорок. Невыразительное лицо, фигура-тумба без признаков талии и груди.

И с этим не повезло. Даже если халат расстегнётся, посмотреть будет не на что.

Я лёг, позволяя тётке проверить крепления датчиков. Их было много, половина — незнакомые, хотя, кажется, где я только уже не лежал.

Тётка спросила меня про самочувствие, и я пожал плечами.

Какое-то самочувствие было — сознания я не терял. Болел затылок, мышцы шеи и голеней. Плюс прилипла какая-то отвратительная слабость.

— Где я и что со мной? — спросил я без раздражения, но употребив властный императив из коллекции эрцога Локьё.

Пусть думает, что я — какая-то шишка.

— Это палата интенсивной терапии. Вас перевели из реанимации, а что с вами — не в моей компетенции, — надулась тётка.

— А название у этой клиники есть⁈ — рявкнул я, и тётка обиженно поджала губы.

— Чангарский центральный госпиталь!

Чангара — это же на Джанге? А как я сюда попал?

Створка окна дёрнулась, и я увидел в проёме улыбающуюся физиономию Дерена.

Этаж-то какой, интересно? Этот керпи и на крышу залезет, если ему приспичит.

— Доброе утро, господин капитан, — произнёс Дерен, и моя тётка прямо-таки подпрыгнула:

— Я вызову главного врача! — завизжала она и отступила к двери, где был вмонтирован больничный коммуникатор.

Дерен, улыбаясь, встретился с ней глазами, потом просунул в окно приличный цветочный веник из гемалисов и чего-то жёлтого.

Тётка несколько смягчилась, но не сдалась:

— Здесь больничное помещение!

— А разве посещения запрещены? — спросил Дерен, продолжая улыбаться и ментально удерживать неразумную женщину от лягания копытами.

— Доктор Есвец не предупредил меня, что будут посещения, — засомневалась тётка.

Дерен продолжал улыбаться. Вряд ли он сильно на неё надавил, но ведь это и не Проводящая храма, много ли ей надо?

— Хорошо, я узнаю, — тётка догадалась нажать кнопку коммуникатора, и ей мужским голосом пояснили, что охране капитана разрешено находиться в палате.

Она скривила губы в притворном недовольстве, но взяла букет и удалилась за водой для него.

— Где мы? — спросил я Дерена.

— На Джанге, господин капитан.

— Это я уже понял. Какого Хэда?

— Вам стало плохо во время экскурсии. На Кьясне нет подходящих специалистов, чтобы оказать квали…

— Не гони чушь, — перебиваю я. — Почему не подняли на «Персефону»? Или в храм не отвезли?

— Храмовый госпиталь под завязку забит борусными. А господин Лоо решил поначалу, что отравили вас именно на «Персефоне».

— Кто и зачем?

— Я не знаю, господин капитан. Начмед вёл себя странно, я это видел. Мерис допросил его, но это было уже потом. А на месте диагноз поставить не смогли. Вас перебросили сюда медтранспортом в реанимационной капсуле. Рос остался охранять инспектора, а мы с Вили пошли следом за вами. В реанимации вас продержали двое суток. Потом ещё сутки в искусственном сне. Всё это время мы висим в больничном дворе, а охрана, выделенная господином Лоо, находится у дверей палаты и оцепляет здание. Но никаких ЧП не было, за исключением окрестных мальчишек: они бегают посмотреть на шлюпки.

— Надеюсь, вы с Вили не на сухом пайке? — Я слишком резко повернул голову и поморщился от боли.

— Нет, нас тут кормят. Дайте я посмотрю? — Дерен подтянулся на руках и проник в палату.

Возразить я не успел: моя голова оказалась у него в ладонях, весьма уверенных, и возмущаться уже не имело смысла.

Особо больно он мне не делал. Вернее, делал, но боль уходила вслед за движениями пальцев.

Дерен прошёлся по лицу, спустился к затылку, потом на шею.

— Да, — констатировал он, — действительно похоже на отравление.

По коридору зацокала тётка.

— Я пойду, чтобы не орала, — сказал Дерен. — Всё в порядке. Мы здесь, рядом.

— А какой этаж?

— Первый, капитан.

Вошла довольная тумбочка с букетом в простецкой пластиковой вазе.

Я лёг. Так было проще думать — меньше башку ломило.

Значит, в распоряжении у меня две шлюпки. Бежать я могу хоть сейчас.

Но Энрек почему-то перестраховался, и его мнение так просто с весов не сбросишь. Еще ведь и охрана какая-то есть. Его милостью.