— Брат погиб?

— Я не знаю. Но кровь не спрячешь. Лесард — прямой наследник по этой линии. По-грантски — Лес-ар-д. Но тут отец уже подсуетился. Он не уверен, что нужно восстанавливать ещё и грантское наследование. Потому пацан примет имя Лесард. Наш вариант, не грантский.

До меня доехало наконец.

— А я Лесу ещё и сапфир всучил. Хэд… Абио мог знать про Леса… А я-то ломал голову, почему сапфир передали мне. Я же и привёз тогда парня на Грану. По факту я был его опекуном, мне и отдали камень. Хэд… Рико, я даже не думал…

— Забудь, — прищурился Кот. — Ты прав. Мы с тобой будем спасать мир, а щенки пускай правят. Пусть не коснётся их такая большая кровь, какую видели мы. Что я должен сыграть в твоём спектакле?

— Учти, это будет алайский корабль.

— Ничего, нажрусь транквилизатора, а потом рвотного. Говори! Только…

Он зажмурился, послушал что-то внутри.

— Нет, не вижу исхода. Может быть, это будет наша с тобой последняя миссия, хаго. Напиши отцу, что я прошу Леса принять вторым именем моё настоящее. Он знает, какое.

— Напишу сегодня же.

— Ну, тогда гони свой поганый план!

Алайский крейсер «Целебер», гостевая каюта

Сто двадцать четыре шага в длину и сто двадцать шесть в ширину. И это всего лишь каюта для двух десятков гостей, где поданы напитки и закуски.

Мы ожидаем приглашения в совещательный зал алайского «Цербера», по-ихнему «Целебера».

«Целебер» — один из самых внушительных кораблей на имперском Юге. Он красив и смертоносен. Но для меня это прежде всего вражеский корабль.

Я мог бы измерить каюту не в шагах, однако в ангаре нам велели сдать не только оружие, но и спецбраслеты. Это они зря — без оружия и спецсвязи я гораздо опасней.

По вине трусливых алайцев мои инстинкты обострились сейчас неимоверно. Запахи, звуки стали чёткими, словно в голотеатре.

Мне кажется, что магнитные ботинки гостей просто грохочут по палубе. И воняет пирожными. Маленькими, ядовитых оттенков.

Даже на вид эти пирожные — редкая дрянь. Как их жрут эти северяне?

Внимательно слежу за перемещениями имперцев. Все делегаты свеженькие, замороженные, недавно с Севера.

Их четверо. Не прибыл пока только министр. Его и ждём.

Угадывать мысли по лицам северян действительно проще, чем по южным.

Теперь я понимаю, что на «Аисте» Колин читал северные физиономии, как расписки в личном несовершенстве. Даже я делаю это без труда, а их обслуга вообще может не открывать рот. Речь ей нужна не больше, чем обезьянам.

Вот ординарец забыл распечатать сообщение. Голограммы здесь не транслируются, их глушат. Принёсся с выпученными глазами, а текста нет.

Вот стюард считает пирожные. Их всегда должно оставаться больше, чем гостей, иначе нужно подкладывать новые.

Вот охранник пытается оценить, насколько я опасный противник. Почему генерал предпочёл поставить у себя за спиной не профи, а особиста?

Не врубается, бедняга. И не осилит. Я его даже бить не стану. Он сам перегрызёт себе вены, рыдая от усердия и размазывая по щекам кровь. Если окажется не на той стороне, конечно.

Мелкие цели, мелкие мысли. А главное — эмоционально-волевой шлейф так слаб, что даже Кьё создаёт иногда больше ментальной суеты.

Мне это странно и удивительно. Оказывается, я давно отвык от северного «менталитета». Приспособился учитывать ментальный настрой ближнего окружения, опираться на него или прогибать под себя.

Обычно такая задачка — не из самых простых. Южане не очень-то поддаются волевому насилию. Но здесь я ментально «тяжелее», чем все двуногие с Севера Империи вместе взятые.

В психическом плане «Воздух» тут затхлый и неподвижный. Он «воняет» старьём, и я зажат в этой тухлятине, словно слон в бигусе — того и гляди превращу всё в кашу.

У комкрыла мне вчера пришлось иметь дело с множеством очень разных, но личностей. А в гостевой «Целебера» пугающе пусто в плане качеств и воль. Чуть-чуть меня цепляет только один из северян, высокий, хмурый, с нашивками генерал-адъютанта.

Мерис наклоняется ко мне и быстро называет тех, кто будет подписывать договор.

Я запоминаю всех и ставлю галочку возле имени генерал-адъютанта — Райко. Остальные мне не противники. Шлак.

Энергетическая вонь становится всё более дискомфортной, и я вспоминаю «маятник». Упражнение, которому научили в храме.

Маятник создаёт ментальное движение. Самое то, чтобы «проветрить» этот сарай.

Успокаиваю дыхание. Долго примериваюсь и выбираю, пойдёт ли движение от сердечной чакры или от солнечного сплетения.

Сосредотачиваюсь на сердечной точке равновесия. В ней меньше силы, но больше от Матери, а мне нужна сейчас её невидимая помощь.

Дышу через сердце. Вместе с дыханием раскачиваю условный психический «груз».

Минута. Две. И вот уже каюта для гостей раскачивается вместе со мной.

Движение невидимого маятника постепенно захватывает все другие движения, подчиняет чувства людей, мысли, волю.

Теперь это мои мысли и моя воля. Сейчас я тут самый главный. Скомандую «Встать на руки!» — встанут все.

Разве что Мерис не встанет, тот ещё гусь. И лицо моего напарника, Шэна, практически непроницаемо для меня. Он из маловнушаемых, а у меня нет времени разбираться, как долго его пришлось бы ломать. Он союзник, пусть пока бегает без ошейника.

Шэн — многострадальный разведчик Мериса, побывавший в алайском плену. Он плечистый, высокий и белобрысый. Мы оба изображаем охранников. Генерал объяснил, что ему пригодились бы двое, но квота есть только на одного, а значит, Шэна в зал для совещаний не пустят.

Но Шэн и тут на месте — пугает наблюдающих за нами алайцев.

Парень здорово похож на меня. Его рожа — лишние нервы, а это нам сейчас кстати.

К тому же Шэн встретит потом Энрека. И проводит, чтобы не заблудился. А то как бы не начал наш Кот в порыве озверения крушить всё подряд.

Мы с Шэном торчим у Мериса в тылу, и расслабленная спина генерала прекрасно иллюстрирует, как нравятся ему невнушаемые, вроде Шэна, и истники, вроде меня.

Если у Шэна просто не дрогнет рука, даже если убить придётся министра, то я вообще много чего могу натворить.

Я зол, не выспался, во мне кубометры яда. Но подсознанию роль охранника нравится. Оно виляет хвостом, как Кьё, и ждёт в награду печенье.

Мы ждём уже четверть часа. Подготовка к совещанию затянулась, но Мерис улыбается.

Он чуть заметно шевелит пальцами, и я понимаю, что генерала тянет курить.

Сейчас не время, но когда к столу подадут основное блюдо — алайцев, он закурит. Он просто не хочет раньше времени надувать через соломинку заместителя военного министра, генерала Скуэ Бóриковича Коритидеса. Северянина, что надзирает за этикетом.

Идиотское сочетание имён, да? Или второе — не имя?

Я внимательно изучаю лица сановных северян: трёх генералов и генериса (надзирателя за исполнением законов). Нового.

Подсознание облизывается — ему нравился покойный Душка, которого, Беспамятные — свидетели, уконтрапупил не я — Бризо.

Зовут нового генериса Áнто Ли Пéрет, по условиям должности — он довольно родовитая обезьянка.

Мерис сказал, что брать генериса в расчёт не следует. Бедняга недавно перенёс вторую операцию по реомоложению. Его плющит, я чую.

Ли Перет должен воплощать здесь моральный и генетический закон Империи, но сейчас он не может ничего воплощать. Сомнения мучают его с невиданной силой, он даже сам в себе сомневается. И я понимаю, что Мерис как-то подстроил это. Уж больно благодушно взирает он на законника.

Локьё говорил мне, что Дьюп мог быть катализатором подсознательных процессов у тех, кто прошёл второе реомоложение. Могу поклясться, что грешен в этом не он один. И Мерис уже готов карябать на эту тему диссертацию.