— Ты хотел понять, какой он?
— Нет. Но иначе события пошли бы по другой ветке. Это должен был кто-то сделать. — Колин посмотрел на шлюпку. — Отдохни сколько сможешь. Мне надо лететь. Юг уходит от Севера.
— Я понял. А хатты? Мы сумеем с ними договориться? Одним нам будет трудно выдержать напор Севера и Э-лая.
— Мы должны выдержать. У нас нет выбора, мальчик.
Он потрепал меня по неуставной шевелюре, поднялся в шлюпку, и навигатор перешёл к планированию заданного ранее курса.
Я вполне мог бы узнать — какого, если бы шагнул за ним. Но я шагнул в сторону, ощущая напор активирующегося стартового контура. И шлюпка плавно заскользила вверх.
Лиина помахала мне рукой от калитки, но я решил не тратить время и перелез через забор.
Я не верил, что Мерис надолго отпустил меня расслабляться. Сколько он мне даст? День или два?
Мне так часто не хватало времени, чтобы говорить и делать самое простое: целовать, шептать на ухо глупости. Я очень торопился успеть.
* * *
Пока начальство упревало на ниве политики, я, отпустив отдыхать большую часть команды, наслаждался вознёй с детьми, варениками с рыбой и регулярным сексом.
Приручал Энжелина, ловил руками противную зубастую рыбёшку, весьма похожую по вкусу на курятину, выкапывал в дэле редкие цветы и, завернув вместе с землёй и корнями в плотный авиационный пластик, подкладывал на подоконник детской. Лиина не любила срезанных цветов.
Я даже научился варить кашу в попытках завоевать доверие сына. Тщетно.
Пришлось начать его игнорировать, возбуждая естественные детские ревность и любопытство.
Отметив, что я вдруг превратился в бревно, Энжелин сначала онемел от удивления, потом возмутился — отчего это испортилась самая большая игрушка?
Дулся он недолго. Не выдержал и начал сам нарезать возле меня круги.
Я терпел, не пытаясь начинать отношения первым. Мне хотелось малого — брать Кабанчика на руки. С детьми я учился теперь самым простым желаниям.
И целоваться по-мальчишески быстро, исподтишка, я тоже научился только сейчас. Зажимал Лиину в дверях, быстро скользил по её телу ладонями, словно бы проверяя, не носит ли она в самых неожиданных местах станнер, зарывался лицом в волосы, а потом целовал.
В этом была вся моя неизрасходованная юношеская страсть. Учебка, потом Академия, искусственные гормоны, секс в увольнительных, как имитация любви, Влана, научившая любить по-взрослому…
И вдруг ещё один виток детства. Почти поцелуи в песочнице, если бы не время, когда дети, наконец, засыпают.
Блаженство продолжалось шестьдесят четыре стандартных часа. В 16.02 по корабельному времени меня вызвал Мерис.
Я предвидел этот «звонок» почти до минут. Утром стало понятно, что допотопные механические часы в нашей спальне сломались на четырёх. Циферблат украшал маленький остроносый кораблик-колонист, и я тут же переключил на браслете время на корабельное, настраиваясь заранее на его ритм.
В пятнадцать сорок восемь меня остановил в саду Йан. Сказал, что имеет ко мне личный разговор, но упорно зажимал тему, юлил, намекал на что-то.
Он понял, что я освоился наконец с чтением по лицу и включил маскировку. Оказалось, далеко не каждую, даже знакомую рожу, можно читать с наскока.
Йан тянул меня за собой, пытаясь вынудить на беседу наедине.
Однако ровно в шестнадцать от ветки гвелии без видимых причин отделился вдруг тяжёлый перистый лист и спланировал резко, как десантник, стравивший часть парашюта.
Я вывернулся из пустопорожнего разговора, побежал к кладбищу, и едва успел углядеть в просвет деревьев свежую могилу Тоо, как запястье согрелось и запульсировало.
Да, в эти несколько дней у меня получалось ловить и читать знаки, понимать собственную вписанность в паутину мироздания, где ничего не происходит просто так, и нужно платить за любой надломленный лист, потому что и ты для кого-то такой же лист. И очень недолго живут листья, не знающие своего места.
Лист-парашютист…
Я успел закатать рукав.
— Возьмёшь на себя Адама, — сказал генерал без приветствий и предисловий.
Морда у него была чёрная от усталости, и мне на какой-то миг стало неловко за собственную округлившуюся.
Юг выгибало в политической пляске, но в эйнитском храме меня это не беспокоило. Я жил простыми заботами — заманить на руки Кабанчика или спланировать дневной секс в часы детского сна.
— Встретишь у развязки, организуешь охрану и прозвон, зарезервируешь апартаменты на Кьясне, будешь сопровождать до пещеры, где он хотел бы изучить архив. Всё понял? — рявкнул Мерис, видя, что я всё ещё «загораю на краю неба».
Ни одной цифры, ни одного лишнего имени он не назвал.
Я кивнул и буркнул в ответ что-то уставное.
Мерис тоже кивнул. Потом в углы глаз сбежались морщинки, губы дрогнули.
— Вот только не надо меня заранее жалеть, — сказал я. — Причинность — тоже своего рода игра. Да и карты у неё краплёные.
Генерал чуть опустил подбородок и поджал губы.
— Хорошо, — согласился я. — Я потерплю и инспектора. Мне не так и важно уже, за кого и за что мы воюем. По большому счёту война на Юге идёт за эволюцию человека как вида. Двуногой скотины на Севере и без нас достаточно.
— Тогда ты должен понимать, насколько нам нужен такой союзник, как Адам! — нахмурился Мерис. — На любых условиях. Мы ему кое-что здесь показали, и он наконец согласился изучить и сделать свои выводы. Постарайся не разочаровать меня!
Я понимал, что одному мне развлекать инспектора будет непросто, но про Энрека не спросил. Стоило мне подумать о нём, как я прочёл недоверие на лице генерала. Что ж, сделаю всё сам.
Нужно было сниматься и лететь на «Персефону». Я помнил, что инспектор плохо переносит прыжки на шлюпке, значит, забирать его лучше на корабле.
Однако выбить для «Факела» пропуск в Сектор Дождей — это затянуть операцию дня на три. Если через Дегира. Если через Локьё, то быстрее, но… Надо ли ему знать, что задумал Мерис?
Он узнает, конечно. Ему донесут. Но не сейчас, и это уже будет не на моей совести.
История тридцать восьмая. «Человеческое и звериное» (продолжение)
Кьясна. Эйнитская храмовая община
Лиину я застал на кухне — она отмывала от каши детские чашки.
Обнял её со спины, подышал в шею, медленно, осторожно проник под блузку.
Соски были влажными — она только что кормила Камалу. А вчера и балующегося меня. Женское молоко — водянистое и сладкое на вкус.
Лиина положила голову мне на грудь, запрокинула лицо, и мы соединились губами. Поцелуй её был полон света и терпения, из которого, кажется, она состояла вся.
— Скоро вернусь, — сказал я тихо.
И не рискнул прочесть по лицу, поверила ли она?
Да я и сам не знал, верить ли. Впрочем, в этот раз точно вернусь. Мне ведь предстояло привезти на Кьясну инспектора Джастина.
Возле шлюпки я едва отделался от скулящей Кьё. Собака опять таскала раздувшееся брюхо.
Я в ум не мог взять, где она нашла кобеля схожей с собой породы — здешние псевдособаки имели на одну хромосому меньше, да и по размеру ей совсем не подходили.
Поднимались мы быстро. Болтавшийся при храме Рос соскучился по скорости. Он с места взял минимальный градус к вертикали, но ускорение дожимал так плавно, что я ощущал сразу и падение, и взлёт.
Рос был мастером своего дела. И тем не менее, он подчинился мне на Юге сразу, даже не повозмущавшись для приличия, когда получил возможность сравнить свою квалификацию с моей.
Да и Келли… С речью у него проблемы, но не с опытом и умением управлять людьми и кораблём. Пока я отдыхал в штрафбате, он гонял эмку, как родную.
А вот выросший на Юге Млич ложился под меня тяжело, притираясь со скрипом. Он, в отличие от Роса и Келли, ценил свою индивидуальность выше моих капитанских полномочий.
Как назвал этот феномен Дьюп? Социальная сегрегация? Тысячелетний отбор двуногих по принципу лояльности к власти и способности не думая подчиняться назначенному командиру?