— Не скажи… — я поморщился, разгоняя по венам боль. Пришлось концентрироваться на дыхании — защемило прилично. Ещё пару лет назад я вообще не знал сердечной боли. Первый раз было с Вланой… — Если бы я был в курсе, как вести себя с тем же Имэ…

— И что? — перебил Колин.

С ним было тяжело рядом в такие моменты. Я не понимал его, но напряжение всё равно давило как пресс.

О чём он думал сейчас? Что тревожило его в моих простых и понятных словах? Словно бы я не просто сказал глупость, почти преступление совершил.

— Ну, хорошо, — кивнул он, и стальной стержень растаял у меня в крови. — Допустим, ты будешь знать нечто, прежде чем примешь решение. Подумай, легче тебе станет от знания, что если тебя убьют в течение двух следующих месяцев, мир на Юге продержится долго? А если убьют через год-два, то война вспыхнет в самое ближайшее время? Ну? — Глаза его по-звериному блеснули в темноте. — Легче?

— Как это? — растерялся я. — То есть… Если я умру сейчас?.. Получается, мне срочно нужно пойти повеситься?

— Я пошутил, забудь, — отрезал Колин. — Просто знание бывает разным. Чаще — ненужным тому, кто всё равно не сможет его вынести.

И опять что-то зазвенело в груди, как натянувшаяся струна. Я медленно выдохнул и вдохнул, боль извернулась и затаилась гадюкой.

Я не поверил, что Дьюп пошутил про два месяца.

— Да никто за тобой не охотился, — влез Мерис. — Поначалу. Разве что Гендепу немного чесалось, но обыкновенно так чесалось, планово. Все привыкли, что генетики перестраховываются.

Похоже, он пытался отвлечь меня от неприятного разговора про смерть.

— А ракета на Аннхелле в день Первого колониста? — спросил я.

Говорить с Колином на тему нужности и ненужности знания не было сил. Раздражаясь, он здорово «давил» и выматывал меня в считанные минуты.

Впрочем, не только меня. Этот грех я знавал за ним ещё с Северного крыла. На «Аисте» никто не спорил с «сержантом Макловски», шарахались даже самые занудливые капралы.

— А с чего ты взял, что стреляли в тебя? — Мерис раздавил сигарету, но не полез за новой. Устал отыгрывать привычку? — Чиновники так не мстят. Опознай тебя кто-то из министерства как воскресшего преступника, расстрелявшего заложников в подвалах под домом Правительства, арестовали бы тут же. И не факт, что я сумел бы тебя отмазать.

Я кивнул. Да, если бы взяли прямо на площади…

— А в кого же тогда стреляли?

Кьясна. Эйнитская храмовая община

— Стреляли, скорее всего, в генерала наземной армии Аннхелла Го Ван-Меера. Известный был мародёр и мерзавец. Повстанцы наводили на него, но твоя двухметровая туша в доспехах могла притянуть ракету. Эта пластиковая дрянь отреагировала на домагнитку и рванула.

— Но, подожди… Были же потом разведданные? И Джоб?

— Парнишка твой? Да я сам эту дезу запустил в городе. Самомнение у тебя хромало после штрафбата. А тут у тебя появился шанс стать личным врагом министерства. Я ж не предполагал, что будут ещё два покушения. Хотел тебя немного встряхнуть. Но дальше ты уже сам напорол. Когда ты вошёл в эйнитский храм, мой начальник охраны и по совместительству шпион фон Айвина, следивший за тобой (о чём я знал), получил приказ немедленно тебя убрать (о чём я не знал). Фон Айвин до этого случая не проявлял особенной прыти. Мы знали, что за тобой следят, но карты в открытую предъявлять — это не для Юга. Это на Севере тебя могли арестовать, чтобы пощупать поближе, а на Юге — другие нравы. Генерис тихо тащил тебя за хвост, я с удовольствием наблюдал за его агентурой, придерживая кого надо возле себя. А потом твой визит в Храм сломал ему все планы. Похоже, в Гендепе здорово испугались, что за тварь получится из тебя на выходе. Да я и сам в какой-то момент готов был тебя изолировать, а может, даже на «консервы» пустить…

«Консервами» называли замороженные тела больных или социально опасных преступников.

Мерис, поймав мой взгляд, пожал плечами: мол, ты сам хотел «правды», а на тот момент это она и была.

Я понимал уже про «тот момент». Но понимал умом, не душой.

Да, правда — конкретна. Но уж больно она иногда неприятная.

—…Узнав про растяжку в здании спецона, — продолжал Мерис, — я сразу послал за начальником охраны. Он, разумеется, успел смыться. Пришлось опять выпускать тебя и ловить на живца. Осёл клюнул, но больно рьяно. И там ты действительно сам себя спас. Ведь мозг этого дурака был технически подчинён Гендепу. Мы его выпотрошили потом и узнали, что под черепом поработал хирург. И вот тогда мы с Колином кое-что поняли про Север. Мутантов по южному типу у них не было, но контроля за психикой Гендепу очень хотелось. Несмотря на собственные запреты, его штукари взялись за вживление в мозг имплантов.

Я поднял глаза на Мериса:

— А ты?

— А что я? — он пожал плечами. — Мне надо делать свою работу. А как я её сделаю — только мой вопрос. Думаю, на Севере рассуждают так же. Ты себя пожалел, когда в храм полез?

Я мотнул головой.

— Ну и вот… — хмыкнул Мерис. — Ну, а когда ты объявился после Белой Долины — тут уже стреляли только в тебя, заслужил. Удовлетворён?

— Значит, Гендеп сам проводит на людях опыты, которые запрещает… — Это была ещё одна неприятная правда.

Мерис пожал плечами, мол, а ты как хотел?

Я невольно посмотрел на браслет: не шляется ли рядом кто-нибудь лишний?

Ну и дела…

— Контроль и власть развращают, чего тут странного? — Мерис коснулся виска.

Похоже, рядом были его разведчики, и он тоже исследовал сейчас вопрос конфиденциальности нашего разговора.

Я уставился на генерала Мериса так, словно увидел его впервые.

Да, я давно подозревал, что он балуется мозговыми имплантами, иначе бы ему не выжить рядом с такими, как я или Дьюп. Тут или мутировавшие мозги, или улучшенные. Но…

Подозревать — это не так интересно. А вот знать наверняка…

Вот так же начиналась когда-то цивилизация хаттов — мозговые импланты, чипы, процессоры, искусственные нейроны…

А я-то Хэд знает где ищу этих хаттов, а они — курят тут, понимаешь, природу засоряют.

— Что же у нас за мир?.. — прорычал я шёпотом.

Хотелось заматериться на весь сад, но община спала, и вряд ли вообще стоило тут орать.

Наверное, всё было ещё хуже. Так плохо, как мне и не понять. Ведь эйниты сделали то, чего они никогда не делали. Вмешались в причинность.

Тоо погиб. И Айяна даже не посмотрела на меня косо, хоть от этого и было больно вдвойне.

— Мир как мир, — скривил губы Колин. — Не хуже любого другого, а где-то и лучше.

— Где — лучше⁈ — сорвалось с губ. — Сколько лет я на Юге, и всё время мы боремся сами с собой, со своей Империей, со своим законом! — Я сбавил тон, понимая, что сейчас закричу. — Или я один такой тупой и ни во что не врубаюсь?

— С чего бы — тупой? — Лендслер подобрал палочку и дорисовал моей «рожице» ручки и ножки. — Тот, кто говорит, что понял всё — не стоит затраченного на него времени. Когда-то я думал, что знаю, как устроен мир, но это естественно от семнадцати лет и примерно до тридцати. После такое проходит. И чем больше узнаёшь мир — тем бескрайнее бездна вокруг тебя и внутри. Но тебе я, наверное, могу ответить на некоторые вопросы. Только — зачем это тебе?

Глаза его по-звериному сверкнули в темноте.

— Не знаю. Знал бы — сказал. Но я вижу, что иду каким-то другим путём. Меня тянет не к играм в войну и власть. Я хочу, чтобы вы были моей семьёй. Чтобы мы могли жить нормально, как люди.

Колин улыбнулся и пририсовал к моему ещё одного человечка.

Протянул:

— Лю-юди… Тебе повезло в юности — у тебя была только одна ссора с отцом, — сказал он тихо. — А может быть, кто-то другой ещё раньше научил тебя прощать. Меня же воспитали хайборы. Они преданнее людей, и я не способен прощать людские слабости.

— Хайборы не заводят семью?

— Напротив, они живут большими семьями, не изгоняя даже агрессивных молодых самцов. Подростки уходят сами, в поисках своего мира и своей самки. Взрослые самцы очень привязаны к детёнышам, и самка у них чаще всего только одна…