С чего он решил, что меня отравили на «Персефоне»? Зачем? Конечно, начмед — ещё та зараза, но травить?..
Только прикрыл глаза, как тётка опомнилась от цветотерапии и зачитала мне программу реабилитации.
Голова опять заболела. Судя по интонациям, сразу после вакуумного массажа и инфракамеры должен был следовать расстрел.
Приподнялся:
— А если я вас на х… пошлю?
Медичка завизжала и убежала за доктором. Чего я, собственно, от неё и добивался. Нужно было глянуть на лечащего врача и переговорить по возможности без свидетельниц.
Какое продуктивное ругательство оказалось. Из арсенала комкрыла, между прочим.
Я помассировал башку — не помогло. Похоже, дело было не в массаже, а в каких-то других умениях Дерена.
Пришлось оторвать один из датчиков и кинуть в окно. Больше мне нечем было подать ему сигнал. Спецбраслет у меня отобрали, а вставать и тащиться к окну я пока не рискнул.
Медичка исчезла с концами.
Нет всё-таки пьяный комкрыла оказал мне неоценимую услугу в плане нецензурщины, которую понимают на Юге. На Севере в ходу пайсак, а тут — не пойми что, но оригинальное.
Доктор пришёл спустя час, к тому времени я успел расспросить Дерена про начмеда.
В общем-то, Дерен его и сдал генералу Мерису. Решил, что медика надо проверить в первую очередь.
Мерис в таких делах не церемонится. Медика допросили безо всякого уважения к рангу и выяснилось смешное.
Да, рыльце у него было в пушку. Но потакал он мне совсем не потому, что был кем-то подкуплен и шпионил.
Медик пытался написать на материале моей персоны научную работу. Потому он и подчинялся моим сумасбродным приказам — боялся вылететь с корабля и утратить доступ к интересному капитанскому телу.
Дерен сказал, что параметры крови у меня «прыгали» уже несколько месяцев. И в таком широком диапазоне, что начмед буквально слюной захлёбывался от предвкушения докторской диссертации.
Вместо того, чтобы пытаться меня госпитализировать, он наблюдал, собирал анамнез и колдовал над анализом возможных причин.
Мечтал о карьере, зараза бритая.
— Он бы всё равно не сумел вам доказать необходимость госпитализации, — попробовал защитить начмеда Дерен. — Показатели менялись самым причудливым образом. У вас уже на «Персефоне» что-то творилось с кровью.
— Угу, — кивнул я. — Но доложить-то он был обязан.
— О чём? У него даже гипотезы не было. Он искал закономерности, чтобы убедить вас.
— Нашёл?
— Нет, но его графики Мерис передал вашему лечащему врачу. Мы надеемся, что это поможет.
— Мерис уверен, что начмед не засланный алаец?
— Уверен.
— Значит, отравили меня не на «Персефоне»?
— Нет. И мне кажется, что это вообще не отравление. Хотя симптомы похожие.
— Это ты с врачом говорил или?..
— Или, капитан. Доказать не могу, но у меня есть свои методы, и ощущение у меня странное. Вроде и отравление, а вроде и нет.
— А лендслер что говорит?
— Лендслер… — Дерен вздохнул.
— Ну, чего опять? — Мне не понравилось его лицо и эта заминка. — Он на Юге вообще?
— Не знаю, — мотнул головой Дерен. — Узнав про отравление, он сорвался и улетел в пограничный с Э-лаем сектор вместе с разведчиками. Там его потеряли.
— То есть как — потеряли? — Ну, Дьюп, Мать его, Тёмную! — У Мериса нет опытных пилотов? Проследить не могли?
— Он и сам опытный пилот, капитан. Запутал следы и исчез.
Хэдова бездна… Я-то надеялся, что хоть с ним всё в порядке.
— А дома — нормально? — запоздало осенило меня.
— На Кьясне? — уточнил Дерен. — Или на «Персефоне»? — И тут же ответил сам: — На крейсере порядок. Капитан Келли за все эти дни не выпил ни капли, видимо, ваше внушение подействовало. А на Кьясне — Рос. Он присмотрит. Но открытку вы можете им послать.
— Какую открытку? Зачем?
Дерен не ответил. Он прислушался и шагнул к подоконнику.
— Кто-то идёт. Я подожду с той стороны, с вашего разрешения?
Получив кивок, лейтенант прыгнул в оконный проём.
Дверь открылась. Вошёл экзот в белом халате. Темноволосый, чертами похожий на грантса.
— Вечер добрый, — сообщил он. — Ругаемся?
— Не насилие же было над ней совершать? — Я сел в кровати, почти не морщась, хоть и хотелось.
— Меня предупреждали, — согласился медик. — Будете на Кьясну проситься?
— Вы — мой лечащий? — спросил я и засомневался — уж больно молод.
И при этом — безукоризненная выправка, выдающая любителей полузаконных видов спорта — мечников, шпажистов и иже с ними. Рост великоват, а в остальном — типичный грантс — худощавый, тонкокостный, глаза длинные.
— Я — ваш реанимировавший. По личной просьбе эрцога дома Сапфира, если вам интересно.
Он достал из кармана плоскую коробочку, а оттуда — тонкие палочки кхарги, и я чуть приподнял бровь. Медик тут же протянул мне коробочку:
— Курите? Вам такие нельзя, но я принесу имитацию.
— Не грешен. Но если есть йилан или сома — часть души продам.
— О, вы изучали историю религий? — медик оценивающе прищурился и коснулся личного коммуникатора. — Инесс, завари мне пару чашек, как днём. И — в седьмой бокс. Да, специзолятор.
— Хреновый у вас какой-то специзолятор. — Боль заставила-таки, и я лёг.
— Вас и без того достаточно хорошо охраняют. Зато окна выходят в сад. Вам полезно будет смотреть на природу.
— Хотите месяц тут продержать?
— Ну, это как выйдет.
Медик сел на подоконник и закурил. Сощурил от удовольствия глаза. Палочки веером разошлись в пальцах.
Вот так же любил курить Нʼьиго. Где он теперь?
— Вы знакомы с учением ийокхайны? — медик взглянул пытливо, но замер, натолкнувшись на самый простой из психических барьеров и сдвинутые в неприятии контакта брови.
— Кого? — спросил я, изобразив недоумение. Но усиливать давление не стал, не желая ссориться раньше, чем мне захочется.
— Курение кхарги распространено на Гране среди последователей «веры длинного меча», если не переводить — ийокхайны. Я проходил там… Гм… Курсы повышения квалификации. — Медик отвёл глаза.
Неужели комплексовал, что баловался совсем не врачебными техниками Граны, а боевыми?
— А я там воевал.
— Ну, значит, нам будет о чём поговорить долгими вечерами. — Медик снова закинул удочку, чуть приближаясь ментально.
— Я не намерен торчать тут месяц, а тем более два. — Пришлось провести между нами черту, отстраняя его.
— А господин Лоо сообщил, что намерены. Странно, да?
Моё нежелание соприкасаться ментально нисколько его не обидело. Он не огрызнулся, а отшутился.
Медичка, на этот раз симпатичная, внесла чашки. Заварено было слабенько, видимо, пациентов тут особенно не раскармливали.
Стоп. Чего же я не знаю, а Энрек — знает? Вряд ли стоит, не подумав, пороть горячку. Что-то случилось параллельно моему вырубанию?
А может, Энрек сам меня отравил? Но за что? Зачем? Чтобы попасть в пещеры вместе с этим хаттским отродьем?
Чушь какая.
Затылок резануло болью, и я едва не расплескал йилан. По уму надо было гнать медика и звать Дерена. От него было больше толку.
Однако распоряжался тут не я.
— У вас опять температура поднимается, — констатировал медик, посмотрев на монитор над кроватью. — И опять без видимых причин. Я к вам бригаду сейчас пошлю. Если планируете дёргаться, поразмыслите, что за стажировку я мог проходить на Гране.
Да ну его, с его стажировкой, тоже мне, «мастер». Доиграется — из мозгов винегрет сделаю.
Я поморщился:
— Скажите хоть, чем меня пытались отравить?
Медик хмыкнул. Палочки прогорали быстро, но на пару минут их ещё хватило бы.
— Вас, по сути, не совсем отравили. Три-амилнитрит талия… Как бы это правильно сказать?.. — Он затянулся, подумал. — Не то чтобы яд. И не совсем наркотик. Но в больших дозах действует как галлюциноген, вызывающий неконтролируемые вспышки агрессии. Накачали вас так, что в пропорции на вес тела доза была смертельной. Не потому, что вещество так ядовито, просто в слишком большой дозе ядовито может быть всё что угодно. Сразу вы отравления не почувствовали, потому что сначала в организм ввели антидот, а уже потом накачали вас наркотиком. Антидот, имел период естественного полувывода 22 часа. Он постепенно распадался, и действие наркотика стало форсированно нарастать. Высвободись яд сразу — вы погибли бы на месте. Но рассчитано всё было точно: сначала ярость, помутнение рассудка, а потом уже смерть. Яд редкий, врачи на Кьясне его даже не распознали, но они замедлили вам метаболизм и в капсуле перевезли сюда. Наш госпиталь специализируется на ядах.
