Мужчина часто моргает за вспотевшими линзами очков. Открывает тонкую линию рта и тут же закрывает, как рыба, выкинутая на берег. Узловатыми пальцами тянет воротник, чтобы ослабить давление на горло. Он даже не пытается спорить — видимо, понимает, насколько бессмысленны аргументы в свою защиту.

Королева сурово подытоживает:

— Мой муж не потерпел бы изменника. Вы обязаны покинуть Южное Королевство. Немедленно.

— Какая участь ждет мою семью?

— Ее не тронут, если вы проявите беспрекословное послушание.

— Я готов подчиниться, но… — не унимается седовласый упрямец, бросая беспокойные взгляды на пациента. — Что будет с королем?

— Ваше представление о послушании, любезнейший, — мягкий голос вдруг Вианды превращается в лед, — совершенно не вяжется с моим.

— Мне всего лишь необходимо знать, — мужчина взволнованно указывает на короля, — что ему обеспечат надлежащий уход!

— Я не обязана отвечать… Однако извольте. Мы созовем внеурочную комиссию, чтобы избрать главного дворцового лекаря. Уверена, новый лекарь позаботится о короле ничуть не хуже вашего.

— Не хуже… — мрачнеет доктор. — Комиссия полна интриганов. Начнутся споры, процесс затянется. Король не переживет… Прошу вас, позвольте хотя бы проинструктировать опытного лекаря, как изготавливать и давать лекарство!

— Стража! — кричит вдруг Вианда, и на ее зов мгновенно вбегают два здоровенных воина.

Когда они становятся навытяжку, королева наводит на доктора указательный палец:

— Этот человек — предатель. Вас проинформировали, что с ним делать?

— Да, моя королева! — в унисон рявкают оба.

— Тогда приступайте!

Стоит стражникам выйти за дверь, волоча за собой протестующего пленника, как королева возвращается к кровати. Алое платье, шлейфом скользящее по белому мрамору, напоминает течение крови по снегу.

Она повыше поднимает бутылек с лекарством и долго смотрит сквозь призму янтарной жидкости на лицо короля. Затем со вздохом подсаживается к нему на кровать. Одной рукой удерживает стекляшку на коленях, другой — задумчиво поглаживает вспотевший лоб мужа. Обводит тонкими пальцами волевой подбородок, острую линию скул и задумчиво бормочет:

— Вот ведь как получилось, милый… Когда ты заболел, моя клетка сломалась. Я побывала на воле, и… Сам понимаешь, мне там понравилось. Узнай ты мой секрет… — красавица тяжело вздыхает. — Нет. Уж лучше я подарю тебе возможность умереть в неведении.

Женщина поднимается и, секунду помедлив, с ожесточением бросает стеклянный сосуд об мраморный пол. Бутылек разлетается в сотни брызг и осколков. Янтарная жидкость, обтекая стекляшки, медленно подползает к ее подолу.

— Да будет милостив с нами Трехликий! Что здесь случилось? — голосит прибежавшая на шум старая служанка.

— Уберись здесь, — устало приказывает Вианда, — а потом уходи. Королю нужен покой.

Как только служанка опускается на колени и начинает подбирать в задранный передник осколки, мое сознание вылетает из мрачной комнаты. Некая сила пулей проносит меня по длинным коридорам мимо картин, дверей, золотой мишуры, статуй. Несколько секунд — и я у дворцового входа.

Прямо за ним, в тихом уголочке сада, густо заросшем кустами диких роз, идут трое мужчин. Двое знакомых стражей и несчастный доктор Бэлл, протирающий очки дрожащими пальцами. Судя по плотно сжатым губам и мрачной решимости в подслеповатых глазах, он намерен достойно пройти последнее испытание — переход в иной мир.

Внезапно к нему обращается один из сопровождающих:

— Вы помните меня, Бэлл? Сквозное ранение в грудь. Лазарет при военном лагере. Великая битва с виедами близ Багрового Леса.

Пленник, коротко всмотревшись в характерную алебастровую кожу и огненно-рыжую бороду, молча кивает. Тогда стражник вновь берет слово:

— Я жив, благодаря вам. Я ваш должник.

— Я должен вам больше, — вторит ему второй. — Клянусь!

— Уж вас, милейший, я точно не лечил! — заявляет с некоторой претензией доктор.

— Не меня, — усмехается вояка, — В том году вы приняли роды моей жены прямо на рынке. Близ аптеки.

— Да, — старик задумчиво кивает. — Припоминаю. То были сложные роды со счастливым концом. Обе остались живы: и роженица, и ее дочь.

Внезапно оба воина останавливаются перед пленником и, переглянувшись с товарищем, рыжебородый неуверенно начинает:

— Мы тут подумали…

— Долги надо платить, — подхватывает другой и решительно добавляет: — Быть мне паршивой собакой и гнить мне в вонючей канаве, если я подниму свой меч на того, кто спас жену и дочь от верной гибели!

Несчастный пленник замирает, то ли растерянный, то ли охваченный внезапной надеждой, а рыжебородый продолжает:

— Фредрик проведет вас к подземному ходу. Вас встретят с той стороны и сопроводят в Южное Межземелье. Деревушка под названием Версы — не бог весть что, однако там живут хорошие люди. Они будут рады опытному лекарю. Это все, что мы можем для вас сделать.

— Благодарю вас, друзья мои, — шепчет бедолага, тронутый услышанным. — Но откуда вы узнали? Как сумели подготовить мой побег?

— Вчера вечером наш капитан… — тянет рыжебородый страж.

— Выпил гораздо больше обычного, — подхватывает другой.

— Он проболтался.

На глазах седовласого доктора блестят слезы благодарности. Он с глубоким вздохом заключает:

— Значит, Версы… Что же. Пусть будут Версы…

На этом месте мое сознание вновь устремляется прочь. Успевает мелькнуть мысль: «Жаль, не дали досмотреть до конца!» Очевидно, некая сила, мотающая меня сквозь расстояние и время, не собирается считаться с моими желаниями.

Вскоре полет резко обрывается ощущением падения и удара, после которого судорожно втягиваю в себя воздух и широко открываю глаза.

Я по-прежнему нахожусь в объятиях Йемрена. И снова дрожу, правда на сей раз от переполняющих эмоций.

Задрав голову, вижу, что северянин не спит.

Смотрит на огонь с непонятным выражением.

Будто задумался так глубоко, что никак не вынырнуть из собственных мыслей.

— Йемрен! — зову его, приложив ладошку на горячую грудь.

Прямо мне в руку колотится его сердце, словно готовясь взлететь.

— Йемрен?

Принц встречается со мной невидящим взглядом и потихоньку «перетекает» в реальность. Он чуть крепче стискивает меня в объятиях, а выражение охровых глаз меняется с каждой секундой, становясь все более осмысленным и… более злым.

Поцарапавшись об колкий взгляд, отворачиваюсь, а Йемрен вдруг зарывается лицом в мою макушку и с шумом втягивает в себя воздух. Пока он делает это снова и снова, чувствую, как утихает под ладонью стук его сердца. Если несколько минут назад оно билось в бешеном ритме квикстепа, то сейчас замедлилось до чинного пасадобля.

Сижу в объятиях дракона, как в горячем коконе, гадаю о причинах его гнева. Сомневаюсь, что я могла его рассердить. Не злится же он на меня за то, что отдавила ему ночью бедра? Когда сердятся на человека, не прижимают его к себе с такой жадностью.

Внезапно меня пронзает догадка, настолько нереальная и нелепая, что даже не осмеливаюсь озвучить ее вслух.

Захожу издалека, робко пролепетав:

— Мне приснился плохой сон.

— Хотел бы я, — глухо рычит принц, — чтобы это был лишь сон! Дурной сон про мать, убитого отца и изгнанного доктора Бэлла.

— Ты тоже это видел! — выдыхаю, потрясенная.

В потемневших до темного янтаря глазах такой эпицентр вулканических эмоций, что их брызги буквально обжигают меня кипящей лавой. Но, несмотря на ожоги, больше не собираюсь обрывать визуальный контакт.

Глаза в глаза пью его боль, гнев, возмущение — просто хочу, чтобы ему досталось чуть меньше. После той правдоподобной жути, которую мы оба увидели, как он вообще способен дышать?!

Я уже ошарашена происходящим, а следующие слова Йемрена становятся и вовсе для меня шоком:

— Это не сон. Реальность.

— Почему… Почему ты так думаешь?