Не успеваю я с раздражением выдохнуть, как мужчина поднимает крышку. Резкий, почти как нашатырь, запах сырого мяса и крови заставляет окончательно очнуться.

— Мне было велено донести мясо незаметно, — вполголоса объясняет слуга. — Ночные горшки за дверьми господ у нас не редкость. Как опустеет горшок, выставляйте его наружу. Позже я заберу.

Принимаю тяжелый горшок, кивком благодарю за доставку и направляюсь к ванной комнате. Да уж. Конспирация в этом дворце переплюнула уровень Штирлица. Стоит мне приоткрыть дверь, как слух царапает рычание, в нос бросается вонь, словно в давно не убранном вольере, и я почем свет принимаюсь себя ругать.

Вот же эгоистка! Сидела и лила слезы вместо того, чтобы позаботиться о собаке! Надо убираться поскорее, пока бедный пес не задохнулся. Но сначала обед! Оценивающе разглядываю обстановку. Сквозь намордник кормить собаку будет непросто, если вообще возможно.

— Прости, что вяло реагирую, — ласково отвечаю волкодаву на его рычание, плавно двигаясь в его строну. — Ты у нас о-очень грозный мальчик, но я случайно потратила весь запас адреналина. Вот высплюсь — и снова начну тебя бояться в полную силу.

Когда оказываюсь в зоне его досягаемости, снимаю крышку и достаю кусок мяса поменьше — сам пес не мог бы взять из-за намордника — и аккуратненько пытаюсь впихнуть слайс в щель между сплетенными ремнями.

Дырки в наморднике настолько малы, что мясо не пролезает, тем более собака, нетерпеливо поскуливая, тычется в еду, мешая достичь ювелирной точности в движениях.

— Серенький, стой смирно! — молю в отчаянии. — Или у нас ничего не получится!

Но пес, одурев от голода и запаха дичи, вдруг вертит мордой и принимается лапами стаскивать с себя намордник. Я, наверно, дурею от его мучений с ним за кампанию, потому что хватаюсь за намордник, расстегиваю крепительный ремень и стягиваю с пушистой головы.

Когда его морду больше не сковывают ремни, пес рычит, весь подбираясь и готовясь к прыжку. На мгновенье наши взгляды пересекаются, и то, что я вижу, заставляет меня пораженно сморгнуть.

В собачьих глазах вспыхивают зеленые искорки, словно отсвет зеленой магии. Но еще удивительнее, после наших недолгих гляделок пес теряет куда-то большую часть своей агрессии. Он все еще рычит, заявляя права на мясо, но нападать уже явно передумал.

— Ты мне льстишь, — осторожно отползаю от горшка, — если считаешь, что я в нынешнем состоянии тяну на твоего противника. Ешь, сколько влезет, это все тебе.

При звуках моего голоса пес поводит ушами, облизывается, и, не сводя с меня глаз, хватает кусок из горшка. С аппетитом, нетерпеливо жует.

Пока он вгрызается в мясо, вслух строю планы:

— Вот поешь, и налью тебе воды в тазик. Потом уберу ванную и отмою пол от духов. Конечно, комната не заменит тебе лес и свободу, но придется немного потерпеть. У нас с тобой есть три дня, чтобы придумать, как отсюда удрать.

Пес ворчит, будто понимает, о чем я, и не слишком рад, и тут же цепляет зубами следующую порцию мяса. Хорошенький, пушистый — так и тянет потрепать пепельно-серую холку! Но руки нужны мне целыми, с пальцами, так что приходится сдерживать свои нежные порывы.

Когда мясо съедено, вода в тазике вылакана, полы вымыты дочиста, хочу пойти спать. Но уже на кровати понимаю, что забыла выставить пустой горшок в коридор, как просил слуга.

Ох, в не добрый час вспоминаю про злосчастный горшок! Стоит мне открыть дверь и опустить на мраморные плиты посудину, как из-за ближайшего угла в коридор сворачивает Вирна — краснощекая служанка, что так радовалась заключению Йемрена в Темную Башню.

После Кейрона и королевы ее мне хочется видеть в последнюю очередь, но улизнуть за дверь незамеченной не успеваю.

Заметив меня, женщина ускоряет шаг и машет мне рукой:

— Доброго утречка, госпожа Дариника! А давайте-ка я ваше добро отнесу в выгребную яму! Ой, а еще я слуг позову, раз у вас уборная засорилась и вам пришлось горшочком воспользоваться! Пусть починят!

У меня вдруг перехватывает дыхание. Я забыла помыть посудину! Любой, кто откроет крышку, поймет по запаху и остаткам засохшей крови, что там лежало сырое мясо. А если придут рабочие, то обнаружат волкодава…

Покрепче прижимаю к груди горшок и отрезаю:

— Вижу, ты занята. Не стоит отвлекаться на такие мелочи.

— Да мне не трудно, госпожа, — щурится Вирна, почуяв в моем поведении нечто интересное. — Мне же как раз по дороге.

Женщина окидывает меня внимательным взглядом, каким хищник, наверно, оценивает жертву в поиске слабых мест. Приходится признать, вежливость с такой особой не поможет, а лучшая защита всех времен и народов — это нападение.

Правой рукой прижимаю к себе горшок, а левой упираюсь в бок:

— Тебе нечем больше заняться, Вирна? Лишь бы найти повод бездельничать?

— Госпожа Дариника, что вы, я же помочь хочу… Мне же не трудно, мне по пути…

— Если слуги начнут заниматься, чем им вздумается, во дворце никогда не будет порядка. Каковы твои прямые обязанности?

— Помогать в прачечной, — вспыхивает женщина.

— Вот и ступай в прачечную, пока я не рассказала всем, что ты отлыниваешь от работы.

Женщина отворачивается и уже делает шаг в сторону, как вдруг за моей спиной раздается скрежет когтей по двери ванной комнаты. Псу надоело сидеть взаперти, а, может, услышал чужой голос — вот и пытается выбраться наружу, непоседа!

Служанка тут же разворачивается. В глазах загорается повышенный интерес, который наряду с шумом, издаваемым псом, заставляет меня говорить громче и напирать агрессивнее:

— Почему ты еще здесь? Ступай скорей в прачечную! Тебя там наверняка заждались!

— Кто у вас там? — вконец наглеет Вирна, пытаясь разглядеть что-то за моей спиной. — В уборной?

Разозлившись на нее, на себя и дурацкие совпадения, делаю то, что следовало сделать с самого начала. С силой припечатываю дверь ладошкой и белые створки съезжаются в единый монолит. Прямо у любопытной Варвары перед носом. Успеваю лишь буркнуть в щель:

— Не твоего ума дело!

Как только оказываюсь за закрытыми дверьми, принимаюсь себя ругать. Могла бы придумать отмазку! Сказать, что горшок не понадобился, а рабочих для ремонта уже вызвала — это они шумят в ванной. Хотя какой сообразительности можно ждать от человека, не спавшего больше суток и за это время убившего львиную часть нервных клеток?

Запечатываю дверь изнутри и, проверив пса, — в ванной чисто, а в тазике есть вода! — упрашиваю его успокоиться и посидеть тихо.

Серенький слушает меня внимательно, склонив голову набок. Как ни удивительно, после моих слов сговорчиво ложится на пол, пристраивает морду на лапы и не сводит с меня взгляда.

Внутри пульсирует беспокойство. Наверно, следует перепрятать собаку в новое укрытие. Наверно… Может быть, чуть попозже. Совсем чуть-чуть… Усталость накатывает с такой силой, что я с трудом добираюсь до кровати. Стягиваю грязное платье и, вскарабкавшись на свое ложе, в тот же миг отрубаюсь.

****

Кейрон

— Мой принц, служанка настаивает, что у нее есть важная информация по поводу госпожи Дариники. Просит принять.

— Что за служанка?

— Вирна служит у нас недавно. Ей доверяли несложные поручения, пока она не нагрубила старшей по уборке. Я велел отправить её в прачечную. Однако должность простой прачки не помешала ей разнюхать нечто… интересное. Лучше услышать вам, чем кому-то другому, — Миргаш низко склонился, стыдливо прикрывая ладонями темные разводы на бордовой ткани.

Его сюртук запачкался и местами порвался за долгую ночь, поэтому обычно собранный, аккуратный слуга выглядел потрепанно.

Именно Миргаш доставил во дворец мага, лучшего умельца наводить морок, благодаря чему удалось спасти надоевшего волкодава. Он же первым обнаружил убитых виедом женщин, стражей и сообщил о злодеянии принцу. Затем разбудил воинов в казарме, чтобы спящих вояк не перебили виеды. А, когда побоище закончилось, ему было поручено тайком доставить оленину в спальню Дариники.