Время стремительно утекало, подстегивая мышцы. Торговый обоз пересекал ворота на рассвете, а первые лучи солнца уже скользили по небу, украшая его кромку ярко-алом заревом.

Через несколько минут до меня донеслись нежные, родные нотки ирэи. Вдохнул их в себя и… сразу опьянел. Будто в пропасть свалился — мысли и чувства ухнули следом. И не остановишься на пол пути, пока не достигнешь дна. А дно… оно вроде рядом, но как долго туда лететь!

Когда добрался до нужного двора, первым увидел Дариуса. Он приветствовал меня легким поклоном, — и к чему такие церемонии, дружище? Затем маг отодвинулся, подпуская к месту возницы, и открыл вид на… невообразимую уродину, напряженно застывшую среди тюков и сладко пахнущую моей девочкой.

Землистого оттенка морщинистая кожа, горбатый нос, седые, грязные космы и крупная, темная бородавка на правой щеке не пробудили бы брезгливость разве что у слепого. А венчало этот набор дикое косоглазие.

Стараясь говорить потише, упрекнул мага:

— Не припомню, чтобы просил тебя о страшилище, — ирэя неуютно заерзала в телеге, и мне пришлось перейти на полушепот. — Речь шла о старухе.

— Да, мой принц, — почтительно склонился маг. — Подобных мер потребовали обстоятельства.

— Теперь люди будут от нас шарахаться и чертить руны, чтобы защититься от дурного глаза. Мы не сможем найти ночлег. Дариника ведь…

Замолчал, потому что не хотелось вслух произносить, что ирэя избалована комфортом и напрочь позабыла о жизни под открытым небом. Для нее межземельные комары станут катастрофой, а кусты вместо уборной — концом света. Как такую хрупкую, уязвимую, сразу бросать в пекло походной жизни?! Не выдержит ведь…

Дариус воспользовался моим молчанием, чтобы негромко продолжить:

— Мне довелось повстречать вчера межземельца, мой принц. После трех полных кружек он поведал мне по секрету, что ситуация с женщинами усугубилась.

— Насколько?

— Хуже некуда.

— И все равно ты перестарался, — покачал головой и взялся за поводья. — Рисуй свой последний штрих, Дариус, и мы уходим.

Маг протянул в мою сторону ладони, сощурил глаза и нараспев прочитал заклинание, снимающее морок. Среди стражей, стоявших на воротах частенько дежурили те же, что служили в Темной Башне. Они могли бы узнать во мне королевского преступника. Рисковать было ни к чему.

— Все готово, мой принц, — маг глубоко вздохнул и потер ладони. — Мои молитвы будут с вами, пока вы не пришлете весть об успешном переходе.

— Может, передумаешь, дружище? — предложил напоследок. — Поехали с нами!

— Без доступа к тараниту я буду бесполезен. Для меня честь служить вам в полную силу, пусть даже издалека.

Я кивнул ему на прощанье и легонько подхлестнул лошадь. В груди защемило от беспокойства за друга. Мать с братом перевернут весь дворец вверх дном в попытке найти моего помощника. Как бы не нашли…

Пока я правил лошадьми, Ника за спиной едва дышала. Когда мы подъехали к длинной веренице повозок, проходивших проверку на заставе, я обернулся.

Её землистая кожа теперь отливала зеленоватым оттенком, и сердце стучало, будто вздумало гнаться с кем-то наперегонки. Ирэя заметила мой взгляд, опустила глаза, отвернулась и быстро прикрыла лицо слипшимися паклями — спряталась. Ее робкое прикосновение к волосам совсем не выглядело старушечьим. Наоборот смотрелось трогательно, немного неуверенно и очень юно.

Хотелось ее утешить, подбодрить. Объяснить, что нынешний облик — временная защита, как белая шкура у зайца. Пересечем опасную зону — вернем ей исходный вид. Но, как назло, именно в этот момент на нас уставилась деревенская баба из стоящей перед нами телеги. Еще и уши свои навострила, лиса любопытная!

— Не трогай больше волосы, — просьба, обращенная к Нике, прозвучала, скорее, приказом.

Вместо ответа она жалобно всхлипнула, а я тут же наградил себя мысленной затрещиной.

Так держать, идиот!

Если до сих пор время летело стрелой, то сейчас оно застопорило свой ход, словно насмехаясь над моей спешкой. Зверски хотелось пересечь Межземелье, а еще сильнее — миновать проверочный пост. От нетерпение хоть лапу грызи!

Моя ирэя в двух метрах от меня, а я не вправе ее коснуться. При этой мысли внутри дыбился зверь, когти удлинялись, дырявя сиденье возницы. Небо успело целиком окраситься лазурно-голубым, когда очередь дошла, наконец, до нас.

Один страж, покрупнее, осматривал повозку, ворошил тюки, "незаметно" присваивал оттуда яркие, женские платки, и смеялся над блеющей козой. Другой, кривоносый, принялся за проверку наших документов. Начал с меня:

— Зачем направляешься в Межземелье?

— Везу одежду и украшения, — махнул в сторону тюков, заполнивших телегу. — Хочу обменять товар на шкуры. Говорят, там самый сезон пушнины.

— А-а… — потянул Кривоносый, с интересом переводя взгляд с бумаги, где значилось фальшивое имя, на меня. — Пушнина — это хорошо…. А че ты такой дюжий вымахал, Михал? Торговцы все пузатые, низкорослые да лысые.

— Вот как остепенюсь, — я засмеялся, хотя дурацкий вопрос не на шутку разозлил, — так сразу отращу себе пузо. На бессемейного пузо не липнет.

— Ладно. Держи! — страж вернул мне бумагу и протянул Нике открытую ладонь. — Документик показывай!

Та вытащила из рваного рукава помятую бумагу и дрожащей, морщинистой лапкой отдала проверяющему.

— Так. Кривая Гвенлин. Ну, положим, кривая. И даже, положим, Гвенлин… А чего ты, старая, в Межземелье забыла — я никак в толк не возьму.

Ника неуютно съежилась под острым взглядом, седые космы снова упали на лицо. Вместо того, что бы показать на рот или знаками объяснить про свою немоту, бедняжка совсем растерялась — даже дышать забыла.

— Она немая, — подсказал я стражу. — Хочет козу продать. Решил помочь старой, раз нам по пути.

— Козу, значит? — страж вдруг задумался. — Коза — это хорошо. Коза… Коза, коза… Вот что, Михал. Ты можешь ехать, а эту Гвенлин мы задержим.

— На что она вам? — старался говорить ровно, хотя почуял, как зверь прет из меня, готовый вцепиться им в глотки. Наглые, тщедушные беззаконники дорвались до жалкого кусочка власти и возомнили себя богами.

Вместо того, чтобы ответить мне, Кривоносый повернулся к Нике, в волнении раскрывшей беззубый рот.

— Слезай-ка с телеги, бабка! Ты нам молочка козьего надоишь. Жуть, как парного молока захотелось!

Ника

Чем ближе мы подъезжаем к заставе, тем больше переживаю, о чем меня могут спросить стражи. И, самое главное, как мне следует реагировать на их вопросы?

Мычать? Молчать?

Дариус говорил, что немые старухи ведут себя скромно и молчаливо. Теперь я гадаю, что значит «скромно»?

Если я улыбнусь, будет ли это скромно? Или, с учетом новых внешних данных, будет воспринято, как угрожающий оскал?

Если я посмотрю стражу в глаза, сойдет ли это за наглость или за взгляд честного человека, которому нечего скрывать? Больше всего боюсь, что случайно забуду об отведенной мне роли немой и что-нибудь ляпну на эмоциях.

Всерьез рассматриваю вариант грохнуться в обморок, если местная таможня начнет донимать вопросами. Хотя… Меня могут отправить в лазарет и побег накроется медным тазом.

В голове сплошная каша, а просить ответов у Йемрена я не осмеливаюсь, ведь больше не понимаю: какой вопрос задала бы Дариника, а какой могла спросить только иномирянка. Да и как тут спросишь, если мне было велено играть роль немой старухи!

Вот бы Йемрен сам догадался объяснить, подсказать! Но он только молча направляет лошадей по городской брусчатке, на меня даже не оглядывается. Сканирую русоволосый затылок, широкую спину, напряжённые плечи — все пытаюсь почуять, о чем молчит мой возница.

Обдумывает детали предстоящего побега? Или вживается в роль чужого человека?

Только один раз он вспоминает обо мне, когда приказывает не трогать волосы. После его слов окончательно теряюсь — буквально каменею. Теперь боюсь выдать нас неправильным жестом.